Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире
Но по здравом размышлении на эти темы приходишь к совершенно иному взгляду на вещи.
Хочется вспомнить книгу «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Сюжет весьма прост: некий человек слышит наставление о том, что нужно беспрестанно молиться, и слова эти так заинтересовывают его, что он отправляется в паломничество, дабы узнать, что они значат. Много лет он странствует по России, посещает старцев, отшельников и всех спрашивает о том, что значит непрестанно молиться. Он не успокаивается, пока не находит ответа.
Эта история вспомнилась по контрасту с сегодняшним положением дел. Во все времена люди искали веры и истины, жаждали их более всего на свете, алкали их и не успокаивались, пока не находили. Странник, о котором шла речь, обошел пешком всю Россию, чтобы найти ответ на волновавший его вопрос. А мы... Мы даже не в состоянии прочитать две-три книги, чтобы утвердиться в правильности своего понимания религии. Мы что-то где-то услышали и довольствуемся этим вполне. «Надо непрестанно молиться», — слышим мы. Непрестанно не получается, часто тоже не получается и вообще не очень получается. Но мы знаем, что нужно читать молитвы как можно чаще. А по сути, вообще не задумываемся над подобными вопросами.
Мы говорим сейчас, что раньше вера в Бога была основой жизненного уклада большой части общества, но это не совсем так. Возможно, это высказывание и справедливо по отношению к XII—XVI векам, но не к более раннему времени. Да и вообще основой уклада не может быть вера, а только церковная традиция. Вера же, истинная вера всегда была выше уклада и традиции. Самые великие святые переворачивали традицию, разбивали уклад и нередко даже претерпевали гонения и унижения от своих же собратий христиан. Ярким примером тому может служить житие прп. Серафима Саровского, который неоднократно за свою жизнь сталкивался с гневом братии и даже монастырского начальства.
У нас бытует странное, нелепое представлен ние, что все святые как-то сами собой стали святыми. Вдруг в их жизни что-то перевернулось, и они превратились в святых. Да, конечно, многие из христиан испытали некий толчок, который подвиг их к вере. Но смею заверить, что многих подобный же толчок к вере не подвиг. Вспомним Марию Египетскую, которая не смогла войти в церковь и поэтому удалилась в пустыню приносить покаяние Богу за свои грехи. Да, конечно, Марии было явлено чудо, но кто из нас, современных христиан, ушел бы в пустыню после такого чуда? Мы бы недоуменно пожали плечами и поехали домой к родному телевизору. Для Марии Египетской невозможность войти в церковь стала отправной точкой в поиске истины. В тот момент, перед входом в церковь, она только поняла, что вся предыдущая жизнь была ошибкой, и тут же, не задумываясь, отрешилась от той, неправильной жизни, чтобы обрести новую, истинную. Осмелюсь предположить, что, уходя из мира, она и не представляла толком, куда уходит и сколько времени там проведет. И уж точно она не ставила перед собой цели прожить 40 лет в пустыне, питаясь акридами, чтобы научиться ходить по воздуху.
Ревностность первых христиан так велика вовсе не потому, что они были какими-то особенными людьми, а потому, что они искали Истину, находили ее и не выпускали уже из рук ни под какими пытками.
Другое дело мы. Подобно Пилату мы нехотя говорим в лицо Живой Истине, Христу: «Что есть истина?», вовсе не желая получить немедленный, а тем более дискомфортный ответ. Мы ничего не ищем. Нам не нужно ничего, кроме собственного дивана. Мы свою веру не ищем, не обретаем, мы вообще к вере-то не стремимся. Мы пассивно, с некоторой неохотой поддаемся на уговоры пойти в храм или прочитать Евангелие, принимаем какие-то догмы, не особенно разбираясь, зачем и кому они нужны, и далее так же расхлябанно следуем неким столь же непонятным установлениям до тех пор, пока они не особенно прижимают нашу самость. Когда же неизбежный конфликт происходит, мы разочарованно поворачиваемся к Церкви спиной, объявляя, что она вовсе не такова, какой бы нам хотелось ее видеть. При этом мы даже не думаем отправляться на какие-то дальнейшие поиски Истины, мы просто отказываемся от навязанной нам идеи во имя своего комфортного существования. Причем комфортным для нас будет даже страдание, если только нашему «я» будет позволено остаться без изменений.
Нас, христиан, часто обвиняют в догматичности, и обвинение это справедливо. Наши истины и догмы не выстраданы, не выношены, они просто нахлобучены на нашу жизнь, как чужая шапка. Мы их даже не принимаем с послушанием и смирением, потому что послушание и смирение уже предполагают какую-то осознанность, мы просто с ними не спорим. Поэтому так легко бывает во всем разочароваться. Для истинно верующего, нет догм, а есть жизненная правда. То, что огонь обжигает, — это не догма. Мы знаем об опасной силе огня из собственного опыта. То, что еда необходима человеку, — это не догма, в необходимости еды удостоверяет нас чувство голода. Мы не разочаруемся в пище только оттого, что конкретный ужин был невкусным.
Вот простой пример. Человек поступает в институт. Если его поступление было осознанным, если он долго готовился, волновался, если пришел сюда за знаниями — он будет учиться. Ему не понравился преподаватель — он потерпит ради нужных знаний, ему не нравится система — он будет даже при этой системе извлекать максимум для себя выгоды. Он будет учиться во что бы то ни стало и, несмотря на все недостатки института, выйдет оттуда образованным человеком. Конечно, он будет замечать недостатки данной конкретной системы, и, став ученым, попробует, возможно, сделать свой вклад в систему, чтобы она стала лучше. Но он не разочаруется в самом знании, ради которого пришел. Иное дело студент, поступивший просто так, без труда, от нечего делать — почему бы не поучиться. Он действительно, увидев недостаток преподавателя, готов уже разочароваться в самой науке и во всем, что с ней связано. Вернее, даже и не разочароваться, потому что никогда не очаровывался, а просто предпочесть другой способ проведения досуга.
В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н. В. Гоголь пишет, что Церковь — это не священство и не епископат, а это мы, верующие христиане. Но современность забыла об этом напрочь. Для нас Церковь — это Московская Патриархия и настоятель нашего прихода. Мы не чувствуем себя членами Церкви. Иначе не было бы разочарований. Как клетка организма может разочароваться в организме из-за того, что соседняя клетка неправильно себя повела?
Мы хотим от религии, чтобы она была удобной, благостной и не требовала от нас большого труда. И не находим всех этих качеств, не находим, потому что их и нет в христианстве. Христианство — для тех, кто алчет и жаждет высшей правды, Истины. Так жаждали правды первые христиане. Они неустанно искали эту правду и, найдя ее во Христе, не отступались уже от нее.
Перед нами же все сокровища мира выкладывают на тарелочке — бери не хочу, а мы топчем его, это сокровище, как те евангельские свиньи, перед которыми не надо метать бисер.
Православную Церковь нередко обвиняют в том, что она слишком мало внимания уделяет вовлечению новых членов. Нам же, после долгих раздумий, представляется, что, напротив, слишком много. Нас прямо-таки уговаривают пойти в храм, приманивают разными обещаниями. А все равно без толку. Потому что мы приходим в итоге в Церковь не холодные и не горячие, но теплые и в ожидании каких-то развлечений или утешений и разочарованно уходим, не обнаружив их.
Мы счастливейшие из людей, потому что Благая Весть разнеслась по всему миру и доступна каждому, — и в то же время — несчастнейшие, потому что мы не знаем ее цены и не умеем ее жаждать. Она кажется нам чем-то само собой разумеющимся. Но мы все время забываем об одной простой вещи: Евангелие — это не закон Ньютона, который был однажды открыт и с тех пор существует. Благая Весть приходит в сердце каждого, кому она нужна, и для каждого алчущего она звучит как откровение. И пасхальное приветствие «Христос Воскресе!» не просто напоминает нам о событиях минувших дней, а открывает Истину. Когда мы откроем для себя Евангелие, откроем так, как открывали его первые христиане, когда оно станет необходимостью нашей жизни, мы начнем создавать Церковь, соработать ей, строить ее, притаскивая кирпичик за кирпичиком собственных усилий в добродетелях и в борьбе с грехом.
А до тех пор все наше хождение в храм, вся эта наша псевдорелигиозность будут сопровождаться ворчанием на священников, на церковный уклад и постоянным разочарованием в Церкви, которая почему-то обманывает какие-то наши ожидания.
