Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире
«Мне все это напоминает жуткую фреску Гойи «Сатурн»: старое чудовище, которое держит в руках маленькую человеческую фигурку с откушенной головой. Как страшно, если человечество пойдет по этому пути пожирания своих детей ради продления молодости состоятельных стариков и старушек!» — сказал прот. Николай Балашов в комментариях к «Основам...».
Старость, готовая на все ради собственной жизни, отвратительна. Молодящиеся старики и старухи были сотни раз высмеяны в литературе. Но сегодня принято смеяться над теми, кто не натягивает кожу, не вставляет титановые челюсти, не пересаживает волосы и не трансплантирует себе силиконовую грудь. Вглядываясь в обезображенные «молодостью» лица эстрадных звезд и политиков, невольно задумываешься о том, что эта «молодость» нравственно позорит и унижает их самих, лишая естественного человеческого достоинства. Говорят, что до сорока пяти у человека такое лицо, которое дала ему природа, а после — какое он заслужил. Почему же мы стесняемся своих лиц?
Раздумывая об этом, вспоминаешь лица святых. Вот, например, лицо мч. царицы Александры. От частых родов и болезней наследника ее красота померкла, лицо покрылось морщинами, волосы поседели. Но сколько же недостижимой красоты и внутреннего благородства в ее добром и мудром лице! Разве такое лицо можно купить? Нет — как нельзя купить жертвенную, чистую, милосердную душу. А лица недавно преставившихся старцев — прот. Николая Залитского или архим. Иоанна Крестьянкина? Один взгляд на них, одно их присутствие исцеляло, оживляло и спасало сотни людей. Как можно отказаться от такой старости? А ведь все они терпели немощи, болезни, нужду и лишения! А лицо собственной матери, бабушки? Разве вечную молодость ищем мы в дорогих чертах? Их молодость перелилась в нас, а их любовь и мудрость научили нас жить и надеяться.
«Делая себе лицо», мы хотим казаться, а не быть. Мы отвергаем свое бытие, свою секунду, свой «миг между прошлым и будущим», который и есть жизнь, во имя иллюзии. Отрекаясь от старости, мы отрекаемся от плодов, предпочитая цветы. Мы превращаемся в ту неплодную смоковницу, которая одна вызвала проклятие Господа. Убегая от мыслей о смерти, мы убегаем от мыслей о вечности. Лишая себя покаяния, мы осуждаем себя на вечные муки. Недаром памятование о смерти считается одной из христианских добродетелей.
У старости есть и другая сторона. Мы говорили о нашем старении и смерти, а теперь поговорим о старении и смерти других. Ведь отношение к старости — это в первую очередь, отношение к старикам. Есть страницы позора в человеческой судьбе, и к одной из таких относится существование домов престарелых, где обитают старики при живых детях и родственниках (мы не говорим о действительно одиноких людях). Отдать своих родителей в такой дом — это навлечь на себя проклятие Божие, ибо одна из заповедей гласит: «Чти отца и мать своих». Что ждет таких людей? На что они надеются? Или они полагают, что их дети. Поступят с ними по-другому? Такие грехи страшным бременем ложатся на детей и внуков, требуя деятельного раскаяния.
А наше отношение к старикам в очереди, в транспорте, на улицах, к старикам-соседям?
В заключение напомню, что старость — это начало перехода из этой жизни в будущую. И если мы будем воспринимать нашу телесную немощь и душевные невзгоды как процесс «сбрасывания балласта» перед этим переходом, то она превратится для нас из времени ужаса во время свободы.
Глава 5. Эвтаназия
Уже довольно давно ведутся споры о том, можно ли лишать человека жизни, если он страдает от неизлечимой болезни. В современном мире тот факт, что человек просит лишить себя жизни медикаментозным способом, дабы не терпеть больше страданий, самоубийством уже не считается. Точно так же, как не считается убийством со стороны врача «облегчение страдания больного», а напротив, многими признается актом милосердия.
Конечно, Православная Церковь относится к эвтаназии иначе. Грех этот приравнивается к убийству со стороны врача и к самоубийству со стороны человека, пожелавшего досрочно прекратить свои мучения.
Все, в том числе и болезни, посылается Господом, а посему терпеть их надо с должным смирением. Известны случаи, когда именно тяжелая болезнь вела в результате ко спасению.
Эвтаназия страшна вдвойне, поскольку является двойным грехом: одна душа погибает безвозвратно (ибо самоубийца не может войти в Царствие Небесное), а другая (способствовавшая самоубийству) оказывается на пороге гибели.
Вот что говорится об эвтаназии в «Основах социальной концепции РПЦ», п. 12.8:
«Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: «Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащая его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси» (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (1 Цар. 2; 6). В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти (Иов. 12; 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией: не убивай (Исх. 20; 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. «Право на смерть» легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств.
Таким образом, эвтаназия является формой убийстваили самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соответствующие канонические правила, согласно которым намеренное самоубийство, как и оказание помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех. Умышленный самоубийца, который «соделал сие от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия», не удостаивается христианского погребенияи литургического поминовения (Тимофея Алекс, прав. 14). Если самоубийца бессознательно лишил себя жизни «вне ума», то есть в припадке душевной болезни, церковная молитва о нем дозволяется по исследовании дела правящим архиереем. Вместе с тем необходимо помнить, что вину самоубийцы нередко разделяют окружающие его люди, оказавшиеся неспособными к действенному состраданию и проявлению милосердия. Вместе с апостолом Павлом Церковь призывает: Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов (Гал. 6; 2)».
Глава 6. Разочарования в церковной жизни
Время от времени приходится сталкиваться с людьми, разочаровавшимися в христианстве, или в Православной Церкви, или в православном священстве. И каждый раз я задаюсь вопросом, что можно сказать таким людям. Невольно начинаешь думать о том, что действительно зачастую священники тоже не чужды греха, что, возможно, самому устройству церковному есть куда совершенствоваться, что какими-то своими установлениями Церковь отпугивает людей.
Но по здравом размышлении на эти темы приходишь к совершенно иному взгляду на вещи.
Хочется вспомнить книгу «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Сюжет весьма прост: некий человек слышит наставление о том, что нужно беспрестанно молиться, и слова эти так заинтересовывают его, что он отправляется в паломничество, дабы узнать, что они значат. Много лет он странствует по России, посещает старцев, отшельников и всех спрашивает о том, что значит непрестанно молиться. Он не успокаивается, пока не находит ответа.
