Пьер Паскаль - Протопоп Аввакум и начало Раскола
Приказом из Москвы он был переведен много дальше, в Кандалакшу на Белом море, с запретом писать. Несмотря на это, ему удалось, пока он находился несколько дней в Вологде, а именно 13 июля 1654 года, повидаться во своим другом Логгином, которому удалось неизвестно как ускользнуть из своей муромской деревни; он продиктовал длинное прощальное письмо, полное резких упреков, Стефану; составил также трогательное послание всем верующим, изобилующее текстами из Посланий св. апостола Павла, побуждая их избегать злых делателей, виновников раскола, и оставаться стойкими в вере до самой смерти[916]. Он сделал еще больше: в кафедральном соборе он произнес после обедни следующую небольшую проповедь: «Священницы и вси церковныя чада! Завели(ся) новые еретики, мучат православных христиан, которые поклоняются по отеческих предании, такожде и слог перстов по своему умыслу развращенне сказуют, да за то раб Божиих мучат, и казнят, и в дальныя заточения посылают». Затем он напомнил то, что он сказал Никону – лично перед всем собором, обратившись к нему с резкой отповедью: «Да время будет, и сам с Москвы поскочишь, никим же гоним, токмо Божиим изволением! Да и ныне вам всем глаголю, что он нас дале посылает, то вскоре и самому ему бегать! Да и вы, аще о том станете молчать, всем вам пострадать! Не единым вам глаголю, но и всем, на Москве и на всех местех, за молчание всем зле страдати!» Эта отважная речь, в которой всемогущий патриарх назывался еретиком, это поразительное предсказание добровольного ухода патриарха не оказали никакого влияния, кроме как ускорили высылку Неронова на Белое море[917].
Итак, реформы продолжались: однако, поскольку в данный момент церковные власти не настаивали на троеперстии, Стефан, после соответствующего разговора с царем, успокоил на этот счет Неронова[918]. Вместе с тем уже вошла в обиход отмена земных поклонов, введенная в действие в феврале 1653 года, так же как и отмена слова «истинный» применительно к Святому Духу. Печатались книги, заключавшие в себе другие новшества. В этот момент царь был под влиянием патриарха, как недавно он был под влиянием своего духовника. Прежние члены кружка боголюбцев все еще находились в заключении, рассеянные по Руси, высланные. Таковы были грустные известия, которые Симеон мог поведать Аввакуму[919].
Но с другой стороны, в этом положении вещей еще не было ничего непоправимого. Поборники истины находили возможность переписываться, ободрять друг друга и даже встречаться. Они находили живые симпатии среди высших представителей как черного, так и белого духовенства; последние, впрочем, не выказывали себя настроенными и против Никона. Бедный Стефан был всем сердцем с поборниками истины: он был слаб, жалок в своей слабости, неужели он никогда не воспрянет?[920]
Новшества Никона, в народных массах по крайней мере, наталкивались на пассивное сопротивление. Гонимые за веру казались лучшим людям более достойными уважения, чем гонители. Уже ходили рассказы о чудесах в связи с епископом Павлом, набрасывавшие тень на Никона[921]. Русское религиозное сознание было по самой природе своей склонно противопоставить широкой жизни, надменным повадкам, холодной бюрократической жестокости патриарха и его иерархов – смирение, кротость, бедность, а также и характерную простую речь и народный образ жизни священников, монахов, отшельников, оставшихся верными старому благочестию. Мягкотелые повиновались, но у верующих души сжимались от ужаса перед новшествами, от которых несло ересью: отрицать, например, «истинность» Св. Духа. «Книга о вере» предсказывала пришествие антихриста в 1666 году; внешняя война, начатая в мае 1654 года, раскол в церкви, преследование верующих, лжепророки – все, казалось, подтверждало, что на этот год готовится что-то страшное… А сам Никон, разве он не был предтечей антихриста?[922]
Страшная эпидемия моровой язвы, начавшаяся в июле 1654 года, свирепствуя вплоть до марта следующего года, опустошая всю Европейскую Россию, как бы подтверждала предсказания приверженцев старой веры. Власти покинули Москву. Царь был в войсках, патриарх выехал с царской семьей из Москвы, Крутицкий митрополит, его помощник, умер, монастыри вследствие эпидемии пустели, многочисленные церкви, даже соборы оставались без священников, в боярских хоромах оставалось по два – три человека; шесть полков, расквартированных в Москве, по своей численности равнялись теперь только одному полку, сообщение было прервано по всем дорогам, торговля и вообще вся экономическая деятельность приостановились[923]: по всему представлялось, что то был бич Божий, долженствовавший покарать Русь за неверие! Неронов это предсказал. Само Провидение осуждало Никона. 25 августа было днем начала волнений, возникших из-за изуродованных икон, найденных в Патриаршем дворце: «Иконоборцы поступали так же. И, кроме этого, патриарх держит у себя Арсения, еретика. Он извратил книги. Они ведут нас всех к смерти. Кара Божия на всех вас»[924].
Все это Аввакум уже знал, когда он в Тобольске сел на утлую ладью, пророчески виденную им во сне в Лопатищах; конечно, он сам в полной мере разделял чувства своих собратьев по вере. В Москве он узнал о смерти двух своих братьев с их женами и детьми, так же как и о смерти большого числа своих родных и друзей[925]. Он направлялся навстречу новым испытаниям, будучи убежден, что началась новая критическая эпоха в истории. Убежден он был также, впрочем, и в том, что как он, так и вся его семья были на стезе, указанной Провидением, и хранимы им; поэтому что значили все запреты Никона и все временные страдания?
Глава VIII
С Пашковым в Даурии (29 июня 1655 – конец июня 1662)
I
Пашков и приготовления к походу
В сопровождении красноярского дворянина Милослава Кольцова и казачьей стражи, состоявшей из 5 казаков из Илимска и Енисейска, Аввакум со женой и детьми[926], из которых старшие подросли, а другие только что родились, направился в глубь изгнания.
Первый этап пути совершался еще по стране, приспособленной к путешествиям, по которой проходили обозы.
Сперва спускались по Иртышу до Самарова, первого поста судовщиков, установленного в 1637 г.; судовщики были туземцы и русские, которые за определенные льготы должны были обеспечивать переезд царских людей. В этом унылом месте, где совершенно не произрастает хлеб и где с трудом существуют лошади, возвышалась небольшая деревянная церковка в имя святителя Николы, покровителя судовщиков; неподалеку возвышался также главный идол остяков, знаменитая нагая баба, описанная столькими путешественниками[927].
Затем плыли вверх по Оби, притом различными способами: либо гребли, либо шли на парусах, или даже тянули лодки бечевой, также пуская в ход шесты. Проезжали Сургут, один из важных сибирских постов; после Нарыма покинули большую реку, чтобы плыть по одному из ее крупных притоков, по Кети, охраняемой крепостью; таким образом, приближались к востоку, пробираясь через леса и болота. Было одно опасное место из-за мелководья и быстрого течения, о приближении к нему извещали звоном колокола. Река текла, суживаясь, до крепости Маковского, где приходилось оставить водный путь. Вследствие этого, Маковская крепость приобретала некоторое значение как речной порт, как склад, как пункт для зимовки. Туда прибывали осенью и выжидали снега, чтобы перебраться на санях через небольшие возвышенности, разделявшие бассейны Оби и Енисея. Аввакум и его спутники, выехавшие в Петров день, могли прибыть в Маковский в конце сентября. Ввиду отсутствия приказа спешить и так как путь в это время года был очень труден, путешественники смогли выехать оттуда только в начале зимы[928].
Даже действуя таким образом, ссыльные вынуждены были долго оставаться в следующем пункте, Енисейске, прежде чем они смогли продолжать свое путешествие водным путем. Енисейск был поселком, основанным в 1618 г., население которого росло постепенно за счет женщин, похищенных у туземцев, и переселенцев из России, достиг в 1629 г. положения города, где проживал воевода. У 500 жителей Енисейска было две церкви, два монастыря с монахами и монахинями, таможня, значительная торговля, казенный винокуренный завод, где вырабатывалась водка, служившая для меновой торговли с остяками[929]. В эту зиму 1655/1656 гг. в этом городке царило необычайное оживление; обычно тут занимались торговлей, предавались попойкам, всяким игрищам и мелочной перебранке из-за сплетен и доносов; теперь же тут готовилась большая экспедиция в Даурию под предводительством Афанасия Пашкова.
