Михаэль Лайтман - Развитие Души
Третий период – это двадцать последних лет, когда он уединяется в комнате, скрывается от людей и скрывает от них свою Тору.
Рабби Мендлу было 53 года, когда он скрылся от внешнего мира и закрылся в комнате, но фактически, это его уединение было лишь последовательным шагом, вытекавшим из его предыдущей жизни, из его духовных качеств, которые отпечатались в нем со времен детства и отрочества.
Образ рабби Мендла навсегда останется связан с годами его затворничества, с детских лет ему были присущи мятежность и склонность к уединению. Эти свойства развились и привели к своему логическому завершению, когда он прервал контакты со своими учениками. В жизни рабби Мендла ничего не шло гладко. Вся его бурная жизнь состояла из взлетов и падений.
7.5 Мои сердце и плоть возрадуются
Рабби Мендл родился в 1787 году в местечке Гураи, родился с крыльями, крылья воображения возносили его ввысь. Часто маленьким убегал он от ватаги своих сверстников на песчаный холм. Там он строил из песка здания. Строил – и разрушал, как будто он создавал миры, а потом разрушал их.
Когда рабби Мендл вырос и стал духовным руководителем, ему было странно слушать стариков своего поколения – о чем они думали в детстве? Менделе, еще будучи ребенком, размышлял о смысле творения – есть ли в нем логика и противоречия. Похоже, уже тогда его мучил вопрос – в чем смысл его жизни? Несет ли он в себе семена разрушения и небытия? Этот вопрос волновал его всю жизнь.
Однажды, когда мальчик немного подрос, его учитель повел учеников гулять в зеленеющие поля, окружавшие местечко. Менделе был вместе с ними, но на обратном пути исчез. Он остался в поле, поднялся на вершины окрестных гор и там, будучи один, начал плясать и петь: «Жаждет Тебя моя душа, сердце мое и плоть моя радуются Тебе, живой Бог». Он много раз повторил: «Сердце мое и плоть моя». Как будто это не уста пели и ноги танцевали, а само сердце хотело слиться с Неведомым, как будто пела сама плоть. Уже тогда жаждал он невиданной жаждой, уже тогда у него было желание постичь Источник Всего.
Менделе-подросток погрузил свой ум в безбрежный океан Талмуда. Его учителя отмечали его таланты и его быстрое и четкое схватывание материала. Но были периоды, когда во время рассмотрения какой-нибудь проблемы из Талмуда, Менделе зажмуривал глаза и уносился на крыльях своего воображения в другой мир, далекий от мира владельцев коровы и осла (много места в Талмуде уделяется именно им). Однажды, когда учитель в хедере (начальной религиозной школе) с возбуждением объяснял какую-то проблему в Талмуде, Менделе задал вопрос: «Когда наши предки шли по пустыне и ели манну, когда каждый получал свое пропитание в равной мере со всеми – омер (единица объема) на человека – как они выполняли тогда заповедь благотворительности?»
Учитель и другие ученики изумленно посмотрели на него и ничего не ответили. Тогда ответил сам Менделе: «Наши предки осуществляли благотворительность в знаниях. Тот, у кого было больше знаний, делился с тем, у кого их было меньше».
7.6 Случай с яблоками
С раннего возраста Менделе был отмечен знаком противоборства с окружающим. Он не был близок сверстникам, потому что его не интересовали их дела и игры. У него был всего лишь один друг, которому он поверял свои чувства и размышления. Это был сын портного. Он так же, как и Менделе, был мечтателем, был склонен к уединению.
Уже в раннем детстве начала проявляться его натура, его подход к жизни, который впоследствии сделает его рыцарем Истины.
Однажды в дом его отца ворвалась разгневанная женщина, торговавшая на рынке, и пожаловалась на то, что Менделе перевернул ее корзину с яблоками и рассыпал их по базару. Когда же отец спросил его, зачем он это сделал, Менделе ответил, что когда он проходил мимо, то увидел, что эта женщина кладет хорошие яблоки сверху, а гнилые прячет под ними. Менделе не мог перенести эту ложь, он подошел и перевернул корзину на глазах у всех, чтобы никто не смел скрывать правду от глаз людей.
Странным мальчиком был Менделе, и странными были его поступки. Он не танцевал в кругу вместе со всеми, не участвовал в детских играх, не вступал в беседы детей. Обычно он убегал от своих сверстников в поля, распластывался на земле и смотрел на небо. Его глаза следили за облаками, проплывавшими над местечком, за солнцем, садящимся за горизонт. Он любил карабкаться на окрестные горы, взбираться на их вершины и смотреть с большой высоты вниз, обозревая просторы. Смотреть с высоты на все…
Ему нравилось очарование ночи. Он любил вслушиваться в звуки своих быстрых шагов, раздававшихся во время его прогулок в долгие зимние ночи.
7.7 Рабби Мендл ищет духовного руководителя. На распутье…
Рабби Мендлу еще не было 20 лет, в нем боролись острый ум и бурные чувства. Дом его отца в Гураи и дом тестя в Томашове были полны светом Торы, исходившим из комнаты Виленского Гаона, рабби Элияу, проникавшим и сюда, в маленькие местечки Польши. Образ Виленского Гаона витал в доме, где родился и вырос Менделе. Этот образ требовал от молодого человека ни на минуту не расслабляться, не отрываться от учения.
И действительно, Менделе, который чрезвычайно почитал Виленского Гаона, постоянно погружался в глубокий и безбрежный океан Талмуда и его комментариев. Но буря, бушевавшая в сердце Менделе, не успокаивалась во время изучения Талмуда. Он не нашел там ответы на вопросы, волновавшие его душу. Наоборот, чем больше он учил Талмуд, тем больше возникало у него вопросов и сомнений.
Длинными зимними ночами Менделе уединялся в углу синагоги, от заката и до утра открытая книга лежала перед ним, но его мысли витали в других мирах, в мирах, которые недоступны описанию человеческими словами. Его наполняли вопросы о Тайнах Творения, Мироздания, тайны Начала, Космоса и его последних дней. Он старался слиться с Тайной Бытия. Его душа не могла удовлетвориться простым изучением Талмуда, она жаждала Каббалы…
Хотя Менделе был еще очень молод, один из богачей Томашова взял его себе в зятья. Не случайно был заброшен в это маленькое местечко старый хасид. В одну из ночей, когда они остались в синагоге вдвоем, старик открыл для Менделе мир хасидизма.
Он рассказал о свете, который спустил в наш мир Бааль-Шем Тов, об его учениках, об учениках его учеников, которые разносят свет Бааль-Шем Това, идя новым путем. Менделе внимательно слушал, и словно свежим ветром обдуло его. «Он умел рассказывать, – сказал Рабби Мендл о своем тесте, – а я умел слушать».
Надо сказать, что хасидизм возник как чисто каббалистическое течение. Это была первая попытка распространить Каббалу в самых широких массах. По непонятным для нас причинам хасидизм был встречен в штыки величайшим каббалистом – Виленским Гаоном.
Кстати, Виленский Гаон получил известность именно как каббалист, и лишь потом он стал известен и как большой знаток Талмуда и других частей Торы. Его противодействие хасидизму основывалось именно на разногласиях в вопросах Каббалы. Но в чем именно заключались эти разногласия, нам непонятно.
Сторонники простого, пресного изучения Торы, фактически втаптывающие Ее в грязь, подняли Виленского Гаона на свои знамена и организовали настоящую травлю хасидов. Пережитки этой борьбы сохраняются по сей день. В те времена в юго-восточной Польше, где жил рабби Мендл, проходил самый настоящий фронт между хасидами и их противниками – митнагдим.
Были местечки, где преобладали хасиды (Томашов, Люблин), а были местечки, где заправляли митнагдим (Гураи). Как мы вскоре увидим, этот водораздел прошел и по семье рабби Мендла – его отец был решительным противником хасидизма.
После беседы с тестем молодой Менделе отправился в Люблин, к великому каббалисту рабби Якову Ицхаку, которого называли «Провидец из Люблина», источнику хасидизма и раву равов в своем поколении.
7.8 В Люблине у Провидца
Сияющий венец коронует голову рабби Якова Ицхака. Лучше всего передал его величие Рабби Ашер из Ропшиц, который сказал: «Приехавшему в Люблин к Провидцу казалось, что Люблин – это Земля Израиля, двор синагоги – Иерусалим, сама синагога – Храмовая гора, Провидец – Святая Святых, а его голос – голос Шхины (Божественного откровения)».
Но рабби Мендл пришел к Провидцу не как все хасиды, заполнявшие дороги, ведущие в Люблин. Его гнал духовный голод. Он знал, что просить у человека, которого он предназначил быть своим духовным учителем, Равом. Но то, чего он хотел, он в Люблине не получил.
Не помогла та приязнь, которую проявил Провидец к нему с того самого момента, как Мендл переступил порог его комнаты, не помогла длинная беседа наедине, чего удостаивались лишь избранные – ведь старый каббалист видел духовный потенциал юноши.
Рабби не приобрел сердце Мендла даже тогда, когда присоединил его, никому не известного парня, к группе своих избранных учеников, в которой были только лучшие из лучших, люди, серьезно учившие Каббалу. Все эти почести, которые Мендл получил от Провидца, лишь ослабили его желание быть его хасидом. Не для того приехал он в Люблин, чтобы получать почести, а для того, чтобы найти Рабби.
