Михаэль Лайтман - Развитие Души
…По заснеженным дорогам Польши идут люди и едут телеги. Их путь ведет к Коцку. Коцк – это маленькое местечко в Люблинском воеводстве Великой Польши. Неказисты домики Коцка. Низкие и грустные, они стоят в большой тесноте, как будто кто-то специально прижал их друг к другу. Тонкие белые струи дыма поднимаются над трубами.
В маленьких бедных лавочках и за покосившимися прилавками базара стоят евреи в надежде продать бутылку керосина, селедку или другую мелочь крестьянам из окрестных деревень. Но сегодня, 22 швата 5619 (1859) года, в местечке остановилась повседневная жизнь, оно затаило дыхание.
И нет сегодня ни одного человека, обсуждающего с крестьянами или домочадцами проблемы доходов, прибыли, торговли. Мысли всех обращены к праведнику, прикованному к постели. Сердца всех жителей местечка тревожно бьются, и их губы шепчут молитву с просьбой продлить жизнь. Жизнь рабби Менахем-Мендла.
Известие о болезни рабби Менахем-Мендла быстро распространилось по всей Польше. Оно ворвалось и в большие города, в которых живут десятки тысяч евреев, и в полузаброшенные деревни, где живут лишь одна-две еврейские семьи. В какое бы место ни приходило это известие, евреи немедленно прерывали обычный ход жизни.
Изучающие Тору прекращали свою учебу, праведные торопились закончить свои молитвы, торговцы закрывали двери своих магазинов, ремесленники прекращали работу в своих мастерских. Длинные колонны евреев трогаются в путь. Все они идут в одном направлении – в Коцк.
Движутся по дорогам великие мудрецы Торы в белых капотах и чулках, в черных шляпах, богатые, бедные – все. Большинство бедных идет пешком. Городской базар и улицы Коцка уже запружены телегами и каретами, но дороги, ведущие в местечко, все еще черны от огромного количества людей, карет, телег, приближающихся к Коцку. Прибывающие люди обходят постоялые дворы, в которых они раньше обычно останавливались. Исчезло обычное радостное возбуждение паломничества – ведь Коцк был признанным местом паломничества евреев. Эта радость возникала у каждого еврея по мере приближения к Раву. Казалось, что даже окрестные поля как будто прекратили песнь восхваления и начали петь грустную мелодию. Траурные дороги Польши…
Глаза всех были устремлены к одной комнате, в которой Рабби провел значительную часть своей жизни.
7.2 Великие в своей смерти
Духовный вождь – его личность проявляется даже во время его ухода из жизни. Он воплощается в завещании, в том, что он передает в последние минуты своей жизни. Великие духа подводят итоги перед смертью.
Ученики, которые были близки учителю при жизни, собираются вокруг него перед его смертью, когда он передает из своих уст в их уста квинтэссенцию своего учения и повторяет его основы перед тем, как физически отделиться от них навеки. В день своей смерти великие учителя говорят обычно о жизни. Последние слова учителя отпечатываются в сердцах учеников как духовное завещание, как инструкция для жизни.
Большинство великих царства духа умерли со словами своего учения на устах. Они ушли из этого мира с чувством, что они выполнили свою миссию. Чувство страха не омрачило их смерти. Они закрыли свои глаза с чувством удовлетворения, их учение захватило сердца людей, и их работа не пропала даром.
В последнем взгляде учителя на учеников отражается его духовное удовлетворение. Он знает, что ученики сохранят его учение, которому он отдал без остатка всю свою жизнь. Ученики, окружающие своего рава в его последние минуты, также чувствуют слияние своих душ с душой рава, которая поднимается ввысь.
Некоторые из духовных руководителей собирали своих учеников на лоне природы – на вершине горы, на берегу реки. Другие шептали слова своего духовного завещания, лежа на постели, с которой они уже не поднялись. Иногда бывало, что учитель, уходя из жизни, назначал вместо себя кого-либо из учеников и вручал ему свое духовное наследие и венец духовного вождя.
В таких случаях ученики чувствовали лишь смену караула – караул ушел, новый караул заступил на его место. Много рассказов и легенд существуют о смерти великих людей, о том, как они оставляли наш мир.
7.3 Чтобы поднять небеса
Но о кончине рабби Менахем-Мендла из Коцка рассказывают совершенно другое. Старым и успокоившимся ушел рабби Мендл из этого мира. В затуманенной комнате, в которой он жил жизнью отшельника, лежит он прикованный к постели.
На маленьком столике возле стены, недалеко от его кровати стоят в беспорядке пузырьки с лекарствами. Рабби не обращался к врачам и не принимал их лекарств. Даже когда боли были особенно сильными, рабби не принял снотворное, чтобы ослабить страдания: «Снотворное, – сказал рабби, – мешает ясности ума».
Когда состояние рабби ухудшилось, его ученик, помогавший ему рабби Цви из Томашова, по настоянию врачей попробовал сам влить лекарство в рот больному. Но рабби Мендл прикрикнул на него и сказал: «Так? Меня заставляют?! Ты помнишь, что когда силы еще не покинули меня, ни один человек не смел указывать, что я должен делать. Никто не смел что-нибудь сделать против моей воли. Сейчас, когда силы оставили меня, тоже ничего не должно измениться».
Рабби Мендл постепенно угасал. Уже несколько дней его трясло в лихорадке, и он лежал на постели с закрытыми глазами. Все стремились прийти сюда, чтобы быть возле своего рава в его последний день. В бейт-мидраше, находившемся рядом, зажгли свечи, но не слышно было обычной молитвы. С затаенным дыханием следили люди за комнатой рава, за его последними вздохами.
Внутри комнаты собралась маленькая группа самых близких ему учеников, бывших постоянно рядом с ним, находившихся в его тени. Они служили раву при жизни, и теперь они уединяются с ним в его последние минуты перед кончиной.
Но даже они, самые близкие ученики, не осмеливаются подойти к постели рава, а только издали смотрят на его лицо. Они стоят в полной тишине, без единой слезинки. Они молятся. Они молятся в сердце, внутри себя, без слов. Творец слышит их молитвы и так, ведь настоящая молитва – она в сердце. Так учил их рабби Мендл. С немой скорбью прощаются они со своим равом.
Время от времени рабби Мендл приходит в себя, открывает глаза и смотрит на лица своих учеников. В его взгляде – благодарность тем, кто не оставил его в самые тяжелые минуты его бурной жизни. Его уста бормочут несколько слов, смысл которых непонятен даже самым близким ученикам. Постепенно физические силы оставляют его. Телесные страдания терзают его, но с его духом не произошло никаких изменений. Его сознание, как и раньше, не замутнено ничем.
Рабби Мендл всю свою жизнь стоял на пороге, соединяющем этот мир и мир вечности. Еще немного, и он окончательно переступит через этот порог. Рабби поднял руку, показывая, что он хочет, чтобы они подошли к нему. Он слышит их скорбные вздохи и говорит: «Весь мир не стоит того, чтобы по нему вздыхать».
Приближаются последние минуты, по мере их приближения тишина все больше сгущается. Последние слова рабби Мендла: «Я буду говорить с Ним лицом к лицу… Открыто, а не загадками… И образ Творца увидит»… С этими тремя словами: «И образ Творца увидит» душа Рабби Менахем-Мендла поднялась ввысь.
7.4 В начале дней
Рабби Менахем-Мендл, которого называли «Старым Мудрецом из Коцка», не был коронован сверкающей короной, и его образ не окутан шлейфом легенд вроде тех, что рассказывают о Бааль-Шем Тове. Из рассказов о Бааль-Шем Тове прорывается волшебство весны, в них слышится пение маленьких детей-учеников, которых Бааль-Шем Тов ведет по переулкам местечка, прорываются из них трели пастушеских дудок, свист кнута в руках извозчика. В рассказах же о рабби Мендле сквозит грусть, они похожи на осенний день, на тучи, предвещающие бурю…
В жизни рабби Мендла четко выделяются три периода. Первый – период Люблина и Пшиски. В то время он нес в себе предвидение освобожденного мира и человека. Он был уверен, что он сможет воспитать учеников, которые, исправляя себя, поднимутся в духовные миры, триста человек, которых не будут интересовать ценности материального мира, которые поднимутся вместе с ним на вершины мира и провозгласят: «Творец – Ты наш Создатель!»
Второй период – в местечке Томашов и первые годы в Коцке – годы внутренней борьбы и внутренней бури, в которых он искал разгадку тайны жизни, годы душевных страданий, когда душа то взлетает на духовные высоты, то проваливается в бездну.
Третий период – это двадцать последних лет, когда он уединяется в комнате, скрывается от людей и скрывает от них свою Тору.
Рабби Мендлу было 53 года, когда он скрылся от внешнего мира и закрылся в комнате, но фактически, это его уединение было лишь последовательным шагом, вытекавшим из его предыдущей жизни, из его духовных качеств, которые отпечатались в нем со времен детства и отрочества.
Образ рабби Мендла навсегда останется связан с годами его затворничества, с детских лет ему были присущи мятежность и склонность к уединению. Эти свойства развились и привели к своему логическому завершению, когда он прервал контакты со своими учениками. В жизни рабби Мендла ничего не шло гладко. Вся его бурная жизнь состояла из взлетов и падений.