Андрей Кострюков - Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции
В связи с этим, хотелось бы сказать о сочинениях мемуарного и эпистолярного жанров, использованных в работе, а также об их авторах.
Прежде всего, нужно обратить внимание на неопубликованные мемуары протопресвитера Георгия Шавельского «В школе и на службе», которые хранятся в фонде № 1486 Государственного архива Российской Федерации.
Протопресвитер Г. Шавельский – личность хорошо известная. Сын сельского дьячка, он до революции прошел путь от сельского священника до главы военного и морского духовенства Российской Империи. Выпускник Санкт-Петербургской Духовной академии, участник Русско-японской войны, во время которой он чуть не погиб, сначала от контузии, потом от тифа, настоятель «Суворовской» церкви в Петербурге, он был знаком со многими замечательными людьми своего времени. Интересны и воспоминания Протопресвитера, немалая часть которых относится к эмигрантскому периоду его жизни.
В целом, протопресвитер Г. Шавельский был отрицательно настроен к Карловацкому Синоду. Прохладное, а порой и прямо неприязненное отношение к ряду деятелей Зарубежной Церкви, – митрополитам Антонию (Храповицкому), Евлогию (Георгиевскому), Анастасию (Грибановскому), Вениамину (Федченкову), архиепископам Феофану (Быстрову), Серафиму (Лукьянову), Серафиму (Соболеву) и Тихону (Лященко) приводит протопресвитера Георгия к предвзятой оценке деятельности всей Зарубежной Церкви. Нужно помнить, что такое отношение к вышеперечисленным лицам часто было вызвано исключительно личными мотивами. Можно указать много мест в мемуарах протопресвитера Г. Шавельского, где дается недоброжелательная оценка различным церковным деятелям. Для примера следует описать лишь один характерный факт – о взаимоотношениях протопресвитера с митрополитом Антонием.
Митрополит Антоний с его снисходительным отношением к белому духовенству изначально не мог вызывать симпатию у протопресвитера, монахов не любившего, но зато с восторгом отзывавшегося о таких личностях, как священники Александр Введенский, Иоанн Егоров и др.[81]
На Поместном Соборе 1917–1918 гг., архиепископ Антоний (Храповицкий), не всегда отличавшийся тактичностью, в своей речи о патриаршестве как бы вскользь заметил, что «военное духовенство, состоящее из четырех тысяч иереев, совсем не имеет пастыря и управляется священником»[82]. Протопресвитер Георгий в долгу не остался и после избрания Патриархом Тихона, облачаясь в соборной ризнице, произнес: «Теперь я вижу, что любит Господь нашу Церковь, – не допустил Он архиепископа Антония до патриаршего престола»[83]. Протопресвитер пишет, что впоследствии, вероятно обидевшись на эту реплику, митрополит Антоний не дал ему места в Киеве, хотя отец Георгий, вынужденный бежать от расправы со стороны большевиков, сильно нуждался[84]. Находясь в Киеве, протопресвитер Г. Шавельский зарабатывал тем, что писал статьи в местные газеты. «Одна из моих статей, – вспоминает он, – сильно задела м[итроплита] Антония. Он чрезвычайно недружелюбно относился к являвшимся к нему военным священникам, остриженным и обритым. А они остриглись и обрились, спасая свои головы, когда вынуждены были оставлять свои части, спасаясь от зверств и неминуемой смерти. В той статье я употребил выражение: “Лучше стриженые волосы на голове и бороде, чем блуд и злословие на языке”. Решительно все поняли, что тут намек на м[итрополита] Антония, отличавшегося злословием и блудословием <…> После этого наши отношения еще более ухудшились»[85].
Протопресвитер Г. Шавельский, покровительствовавший А. Введенскому и близкий к обновленческому движению в Русской Церкви[86], никогда не пользовался любовью архиереев и церковных консерваторов. Особенно ярко это проявилось в годы эмиграции. Обвинения в адрес протопресвитера Г. Шавельского звучали на заседаниях военно-церковного отдела Карловацкого Собора, а епископ Вениамин (Федченков) настаивал на том, чтобы лишить бывшего главу военно-духовного ведомства содержания[87]. Натянутыми были отношения протопресвитера Г. Шавельского и с управляющим русскими приходами в Болгарии епископом Серафимом (Соболевым)[88], что, в конечном счете, и привело к переходу протопресвитера в Болгарскую Церковь.
И все же, с некоторой осторожностью труд протопресвитера Г. Шавельского использовать можно. Бывший глава военно-духовного ведомства, несомненно, пытался писать объективно. Выгодно отличает его труд и отсутствие желания угодить кому-либо. События в Зарубежной Церкви отразились и в переписке между иерархами. Помимо писем из фонда № 6343 (Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей), в настоящей работе использованы письма митрополита Антония (Храповицкого) и епископа Антония (Дашкевича) из личного фонда № 5919 Государственного архива Российской Федерации (Евлогий, митрополит Западно-Европейских православных церквей).
В работе использованы также неопубликованные письма различных деятелей русского зарубежья (митрополита Елевферия, митрополита Вениамина, И. А. Стратонова, М. Леоновича), находящиеся в архиве Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата.
§ 3. Опубликованные источники по истории Русской Зарубежной Церкви
Опубликованные источники по истории Русской Зарубежной Церкви также делятся на официальные документы, воспоминания и письма.
Официальные постановления, относящиеся к церковным событиям заграницей, печатались в официальном органе Карловацкого Синода «Церковные ведомости». Кроме того, в этих изданиях читатель встретит воззвания, открытые письма, интервью, многие из которых содержат интересные сведения о жизни Зарубежной Церкви.
Как уже говорилось, немало важных документов содержится и в труде архиепископа Никона (Рклицкого) «Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого». Некоторые документы содержатся и в книге священника Г. Митрофанова «Православная Церковь в России и эмиграции в 1920‑е годы».
Важное место в данном исследовании занимают материалы, представляющие собой различные постановления, распоряжения, указы Патриарха Тихона и его преемников. Эти документы вошли в различные сборники, составленные или энтузиастами в советское время, или церковными и светскими исследователями уже после падения коммунистического режима.
Здесь следует назвать сборник «Акты Святейшего Патриарха Тихона», составленный М. Е. Губониным († 1971)[89]. Уникальные документы, содержащиеся в этой книге, собирались автором в течение многих лет. В данный сборник, изданный в 1994 г., были добавлены также материалы и сведения, неизвестные при жизни составителя.
Документами, собранными Губониным, пользовался и Л. Регельсон. Вследствие этого документальная часть его труда «Трагедия Русской Церкви»[90] во многом совпадает с «Актами». То же самое можно сказать и о сборнике «Русская Православная Церковь в советское время», составленном Г. Штриккером[91]. Данный труд подготовлен на основании газетных материалов и все того же собрания Губонина.
Следующий сборник документов – «Следственное дело Патриарха Тихона», являющийся плодом коллективного труда сотрудников Православного Свято-Тихоновского Богословского института. Здесь приведены документы, ставшие доступными только в настоящее время. Эти материалы проливают свет на многие события того времени, непонятные для современников и толковавшиеся ими подчас интуитивно.
Интересные документы, касающиеся взаимоотношений Московского Патриархата и Зарубежного Синода, опубликованы в журнале «Источник»[92].
События, происходившие в Зарубежной Церкви в 1920‑е годы, нашли отражение в опубликованных мемуарах и письмах.
Прежде всего, нужно сказать о воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова) «На рубеже двух эпох»[93]. Замечательный пастырь и духовный писатель, митрополит Вениамин не мог не откликнуться на события, участником которых он был. Этого иерарха порой обвиняли в непоследовательности, однако никто не обвинял его в неискренности. Искренним было желание архипастыря организовать церковную жизнь за границей, искренними были его выступления против постановлений Карловацкого Собора, искренне он стоял за упразднение Зарубежного ВЦУ. Наконец, абсолютно искренне он предпочел следовать линии митрополита Сергия (Страгородского) в конце двадцатых годов, хотя он находился вне досягаемости большевиков и никаких благ от перехода в юрисдикцию Московской Патриархии ждать ему не приходилось. По словам Н. М. Зернова, митрополит Вениамин был патриотом России, а потому для него было вполне естественным стать и «советским патриотом»[94]. Воспоминания митрополита Вениамина, написанные им уже после перехода в Московский Патриархат, также искренни, хотя А. Попов и отмечает, что они изначально ориентированы на «красного» читателя[95]. И несмотря на то, что политику Зарубежной Церкви митрополит в те годы уже не поддерживал, они не содержат оскорблений в адрес тех, кто был близок архипастырю в течение нескольких лет изгнаннической жизни.
