Юлия Серебрякова - Четвероевангелие
2. Евангелист Иоанн прямо называет день суда над Христом пятницей перед Пасхой: «Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый» (Ин. 19: 14) – и отмечает, что религиозные руководители, когда повели Христа от Каиафы к Пилату, не вошли в резиденцию римского наместника, так как боялись оскверниться вхождением в дом язычника, что потребовало бы исполнения обрядов очищения и лишило их возможности вечером этого дня (пятницы) есть пасхальную трапезу: «От Каиафы повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы [можно было] есть пасху» (Ин. 18: 28)[391].
Тогда возникает вопрос, не нарушил ли Господь с учениками Закон, вкушая пасху на день раньше? Но здесь следует учесть, что пасхальных агнцев приносили в жертву только в Иерусалимском храме, поэтому пасхальные приготовления апостолов за сутки до наступления календарной Пасхи могли быть осуществлены лишь с ведома первосвященника, то есть в русле общей и одобренной духовным начальством практики. И раз ученикам удалось приготовить пасхального агнца, значит, в тот год было официально разрешено принесение и вкушение пасхального агнца за день до Пасхи. Почему четверг 13-го нисана стал предпраздничным днем, точно неизвестно, но указание ап. Иоанна Богослова, что в год Страданий Христа праздник Пасхи совпал с субботой, которая из-за соединения этих двух торжеств стала «днем великим» (Ин. 19: 31), дает основания для нескольких предположений. Так, вполне вероятно, что пасхальных агнцев разрешено было приносить в жертву заранее, в четверг, ради чести субботы и чтобы не отягощать наступавший в пятницу вечером субботний покой приготовлением жертв. По Закону жертвы начинали приносить около девятого часа (то есть трех часов пополудни). С учетом множества пасхальных агнцев и очень короткого времени на их принесение из-за наступавшей субботы такое увеличение предпраздничных дней было оправданно. Но это только предположения; текст Писания не дает оснований принять какое-то объяснение в качестве окончательного[392].
Также требует пояснения употребление первыми тремя евангелистами термина «первый день опресночный» применительно к четвергу, когда учениками была приготовлена трапеза с пасхальным агнцем. В строгом терминологическом смысле «первый день опресночный» в Священном Писании означает 15-е нисана, ближайший световой день после вкушения пасхального агнца[393]. И в библейском описании ветхозаветного Закона нет случаев, когда первым днем опресноков назывался бы день приготовления агнцев. Очевидно, что есть терминологическая неопределенность (уже несколько веков беспокоящая ученое сообщество), не объясненная пока никакими иными историческими фактами или известиями об особой галилейской или, возможно, иерусалимской храмовой традиции распространять это специальное название на более ранние дни. Однако возможно, что синоптики использовали этот термин просто в обиходном, разговорном и потому неточном, некнижном значении[394].
Но очевидно также, что эта неясность с употреблением термина не мешает согласию евангелистов в изложении столь важных событий. Все апостолы дают понять, что Господь совершает пасхальную вечерю с учениками и устанавливает Таинство Евхаристии накануне Своей смерти, за день до наступления ветхозаветной Пасхи и Сам становится новой Пасхой. Хронологические указания четвертого Евангелия показывают, что Христос умер именно тогда, когда в храмовом дворе закалывали пасхальных агнцев, что Христос и есть подлинный пасхальный агнец. Когда Христос умер, в ветхозаветных жертвах уже не было необходимости, потому что они были только прообразом единой Жертвы Христа. Только евангелист Иоанн сохранил образ Христа как Агнца: это мы видим в свидетельстве Иоанна Крестителя в первой главе, перед выходом Спасителя на служение: «Вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира» (Ин. 1: 29), а также при описании Распятия: к Христу, Которому воины не перебили голени, так как Он уже умер, ап. Иоанн относит сказанное в Ветхом Завете о пасхальном агнце: «Кость его да не сокрушится» (Ин. 19: 36). Апостол Павел называет Христа «нашей Пасхой» (в смысле «новой Пасхой»): «Итак очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Кор. 5: 7), показывая этим, что отныне потеряли силу и значение ветхозаветные жертвы.
4.6.3. Совершение вечери. Установление Евхаристии
Пасхальная вечеря была приготовлена двумя апостолами, названными по имени только в Евангелии от Луки, – Петр и Иоанн (Лк. 22: 8). Место совершения вечери в Евангелии не указано, но Предание называет им Сионскую горницу в Иерусалиме.
По Евангелию от Луки в начале вечери Господь сказал апостолам: «Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием» (Лк. 22: 15–16). Царствием Божиим здесь названо Воскресение Христово, разрушившее «державу смерти» и давшее Богочеловеку Христу полноту славы и власти[395]. По Воскресении Господь опять пил с учениками – во уверение, что Он воскрес не призрачно[396].
Тайная вечеря состояла из двух основных частей: вначале Спаситель с учениками совершил ветхозаветную пасху, затем установил Евхаристию – Таинство Царства. Прямое указание на совершение вначале обычной пасхальной вечери мы находим в Первом послании ап. Павла к коринфянам (1 Кор.11: 25 – «после вечери»). Нет ничего удивительного в том, что евангелисты не описывают подробно совершение пасхальной вечери. Порядок ее был известен, да и не это было главной целью евангелистов. Важно, что они указывают, что Спаситель собирался совершить пасху, что ученики Его поняли и приготовили вечерю, что на вечере все возлежали (одна из характерных черт пасхального ужина[397]). Еще одно указание на пасхальность последней трапезы: евангелисты Матфей и Марк указывают, что ночью Учитель и ученики «воспев, пошли на гору Елеонскую» (Мф. 26: 30; Мк. 14: 26) – как и положено было в конце пасхальной вечери петь «Аллилуйя». Определенная трудность для признания пасхальности этой вечери связана с употреблением евангелистами слова ἄρτος, которым обычно обозначается квасный хлеб, которого не должно было быть в доме уже накануне пасхального праздника (например, в Мф. 26: 26). Ряд православных греческих полемистов, защищая перед католиками литургическую практику Восточной Церкви служить на квасном хлебе, а не на опресноках и возводя ее к установлению Евхаристии, говорили, что Господь первую часть вечери, подробно не описанную евангелистами, совершил на опресноках (ἄζυμα) по Закону, вторую же часть совершил на хлебе квасном (ἄρτος). Но этот исторический вопрос не имеет одного согласного решения среди толкователей, поэтому остается открытым[398].
Во второй части вечери Христос устанавливает Таинство Евхаристии, предложив ученикам хлеб и вино как Свое Тело и Кровь. Оставляя прообраз – пасхального агнца, Господь о Себе говорит как об истинном пасхальном агнце, Кровью Которого заключается Новый Завет: «Сия чаша [есть] Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» (Лк. 22: 20). Еще до Крестных Страданий Господь говорит о Своей Плоти как об уже претерпевающей страдание: Тело – «за вас ломимое», Кровь – «за вас проливаемая». Господь заповедует совершать установленное Таинство в Его «воспоминание», что означает не простое обращение мыслей в прошлое, но действие прошлого в настоящем. Апостол Павел подчеркивает, что евхаристическая трапеза есть возвещение христианами смерти Христовой, исповедания ее спасительности: «…всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор. 11: 26). До Второго славного Пришествия Христос присутствует в Церкви и в каждом верующем посредством Евхаристии и через это Таинство делает учеников соучастниками Своих Страданий.
4.6.4. Спор о старшинстве (Лк. 22: 24–30) и омовение ног ученикам (Ин. 13: 1–20)
Евангелист Лука говорит, что во время Тайной вечери произошел спор между учениками, «кто из них должен почитаться бо́льшим» (Лк. 22: 24). Этот спор стал результатом смущения учеников из-за неоднократных указаний Спасителя на наличие среди них предателя, на близость разлуки с Учителем, предчувствие неизбежности страданий («пойдем и мы умрем с Ним!»). Блж. Феофилакт так объясняет поведение апостолов: «До спора о сем они дошли последовательно. Вероятно, один из них говорил другому: ты хочешь предать, а сей опять тому: нет, ты хочешь предать. Отсюда перешли к тому, что начали говорить: я лучше, я больше – и подобное»[399]. Господь двояко отвечает на их смятение: вначале говорит, что стремление к господству свойственно язычникам, этим неприятным сопоставлением убеждая стремиться не к величию, но к самоумалению: «Цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» (Лк. 22: 25–26). Затем Господь Самого Себя предлагает в качестве примера добровольного уничижения, сравнивая Себя с рабом: «Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий» (Лк. 22: 27). Но после обозначения желаемых духовных ориентиров Господь утешает учеников, разделивших с Ним страдания, общением во славе: «Но вы пребыли со Мною в напастях Моих, и Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем, и сядете на престолах судить двенадцать колен Израилевых» (Лк. 22: 28–30).
