Андрей Десницкий - Введение в библейскую экзегетику
В русской языковой среде проблема усложняется тем, что всем известный СП, по сути, является эклектическим текстом в своей ВЗ части: он, в основном, следует МТ, но содержит много добавлений из LXX. Добавления из LXX пропускаются в протестантских его изданиях, а в православных обычно отмечаются скобками, но никаким способом невозможно «освободить» СП от ее влияния полностью. В результате получается так, что люди привыкли к этому тексту как к своему собственному и не хотят менять его ни на какой другой вариант, пусть даже и более обоснованный с чисто научной точки зрения.
Поэтому при любом экзегетическом анализе сначала предстоит выяснить, какой именно текст будет взят за основу. Это не значит, что к другим вариантам нельзя будет обращаться в поисках ответа, но это значит, что для каждого такого обращения должны быть свои, и достаточно веские, причины. Эклектизм в стиле СП, возможно, имел свои плюсы в свое время, но сегодня этот метод выглядит сомнительным.
3.5.2. Решение текстологических проблем
Выбор текста-основы, разумеется, не решает всех возможных проблем с текстологией раз и навсегда, и сейчас мы поговорим об их решении. Но прежде, чем браться за текстологическую проблему, нужно понять, что она здесь действительно есть и что проблема эта именно текстологическая. Как видно из сказанного выше, например, о Книге Есфирь, текстологию бывает трудно отделить от литературной истории текста, если разные рукописи и традиции содержат принципиально разные версии книг.
Обычно на текстологическую проблему мы наталкиваемся в комментарии, когда одна из предлагаемых версий опирается на рукописный вариант или даже конъектуру (чтение, не встречающееся в рукописях, но предлагаемое учеными в качестве оригинального). Однако экзегет может обнаружить такую проблему и самостоятельно, если для каждого сложного или сомнительного места будет обращаться к критическим изданиям, где указываются разночтения.
Для НЗ это прежде всего NA27 и GNT4, причем второе издание удобней: в нем указываются не только все самые существенные разночтения (в NA27 — вообще все разночтения, следовательно, там их приведено гораздо больше), но дан своеобразный «индекс вероятности». Каждое спорное место имеет буквенное обозначение от А (полная уверенность текстологов) до относительно редкого D (их полная неуверенность). Этот индекс показывает, насколько малы или велики были их сомнения при выборе того или иного чтения в качестве основного. Ориентируясь на него, легко можно увидеть, насколько убедительно выглядит та или иная теория с точки зрения текстологии. Кроме того, существует специальный комментарий, объясняющий позицию текстологов[19]. Правда, весь этот критический аппарат (т.е. система примечаний) строится на приоритете критического текста, и если за основу взят любой из византийских текстов, он уже оказывается далеко не так полезен.
Что касается ВЗ, то такого издания нет — стандартный критический текст, BHS, приводит в качестве основного текста версию Ленинградского кодекса, а аппарат предлагает лишь избранные чтения. Правда, существует достаточно подробный текстологический комментарий[20] к МТ, но он практически всегда оправдывает то, что мы видим в самом Лениградском кодексе, и в этом смысле его трудно считать настоящим критическим изданием. Впрочем, он весьма полезен.
Что же можно предложить в качестве практического совета? Прежде всего, не зарываться в текстологию, если в этом нет серьезной необходимости. Текстологическая работа требует особых навыков и знаний, и делать некие самостоятельные выводы (в особенности, предлагать оригинальные конъектуры) стоит только тем, кто этими навыками в достаточной мере овладел. В случае подавляющего большинства экзегетов нам остается лишь соглашаться с выводами того или иного текстолога, выбирая из нескольких представленных мнений самое убедительное. Чтобы этот выбор не был случайным, и нужны все эти текстологические пояснения.
Но если обращение к текстологическим проблемам неизбежно, пугаться их тоже не следует: как правило, они достаточно хорошо описаны, и выбор одного из чтений сделать бывает вовсе не трудно. При этом следует учитывать мнение прежде всего самих текстологов, поскольку экзегеты порой слишком увлекаются своими идеями и готовы взять любое, даже явно неоригинальное чтение, если видят в нем подходящий вариант. Но надо помнить, что выбор маловероятного варианта делает неубедительной и всю гипотезу, а еще в большей мере это относится к плохо обоснованной конъектуре. Иными словами, текстологические исправления значительно повышают цену гипотезы (подробнее об этом понятии см. раздел 3.8.). Поэтому в любом случае стоит постараться понять смысл того варианта, который кажется предпочтительным с текстологической точки зрения, и переходить к другим, лишь если этот вариант плохо поддается пониманию.
Наконец, достаточно важный вопрос, на который стоит дать ответ в самом начале работы — насколько вообще исследователь готов отходить от своего базового текста и учитывать разночтения из других рукописей и конъектуры. С одной стороны, невозможно их не учитывать вовсе, а с другой — эклектичный текст, состоящий из разнородных заимствований и реконструкций, выглядит крайне неубедительно. В качестве главного принципа можно предложить следующий: использовать свой основной текст, где только возможно, и принимать чтения и конъектуры, где необходимо[21]. Конечно, на практике этот принцип будет уточняться, и далеко не все ему следуют.
Подробный анализ различных факторов, играющих важную роль в текстологии, можно найти в соответствующих пособиях, а здесь мы ограничимся лишь двумя небольшими примерами.
В Лк 2:14 разночтение касается всего одной буквы, последней в данном стихе: δοξα εν υψιστοις θεω και επι γης ειρηνη εν ανθρωποις ευδοκιας.
В одних рукописях последнее слово выглядит как ευδοκιας, а в других — как ευδοκια. Разница между родительным и именительным падежом приводит к тому, что весь стих читается не одинаково. В СП за основу взят византийский вариант текста, без буквы д: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение». Таким образом, здесь названы три понятия или явления. Но если добавить эту букву, смысл изменится, и понятий будет всего два: «Слава в вышних Богу, и на земле мир в человеках благой воли». Итак, речь идет уже не о благой воле Бога, которая открывается людям, но о том, что мир на земле наступает только для людей доброй воли (впрочем, можно понимать ее и как благую волю Бога).
Какой вариант выбрать? Все зависит от наших принципиальных установок. Если мы решили следовать традиционному византийскому тексту, у нас есть вполне вразумительное чтение, которое засвидетельствовано во многих древних рукописях и в подавляющем большинстве византийских: «в людях благоволение». Мы можем просто оставить в стороне вопрос о том, является ли это чтение изначальным, и вполне удовольствоваться тем, что оно без сомнения является самым традиционным.
Но если мы, вслед за современными текстологами, хотим восстановить текст как можно ближе к его изначальному виду, мы должны прислушаться к их аргументам. Один из принципов гласит, что обычно следует выбирать более трудное чтение: мало понятный текст скорее будет изменен переписчиком или редактором на более понятный, нежели наоборот. Чтение «люди благой воли», с буквойвыглядит как более трудное и потому предпочтительное: легко представить себе, как буква выпала в результате простой невнимательности переписчика. К тому же оно встречается как изначальное в самых авторитетных кодексах, Синайском и Ватиканском (в обоих буква ς была затем вставлена корректором), а третий такой кодекс, Александрийский, приводит только такое чтение. Его мы находим и в самых разных переводах, от коптского до готского, и поэтому у него больше шансов оказаться изначальным вариантом текста, чем у другого чтения.
Вместе с тем никак нельзя сказать, что это сугубо текстологический вопрос, у него есть и экзегетическая, даже можно сказать, богословская сторона. Из прочтения «люди благой воли» довольно легко выводится учение о предопределении ко спасению, весьма существенное для кальвинизма и происходящих от него протестантских деноминаций: Рождество Христово дарует мир не всем людям, а лишь тем, кому благоволит Господь. Нет ничего удивительного в том, что при прочих равных условиях богословы будут выбирать то чтение, которое созвучно их картине мира, хотя честный исследователь, разумеется, не будет подгонять текстологические данные под эту картину.
Еще одно богословски значимое разночтение мы встречаем в Притч 14:32. МТ, судя по всему, провозглашает благую посмертную участь для правденика: בְּרָעָת۟ו יִדָּחֶה רָשָׁע וְח۟טֶה בְמ۟ות۟ו צַדִּיק («За зло свое будет отвергнут нечестивый, и о имеет прибежище в смерти своей праведный»). С другой стороны, LXX не дает столь смелых надежд, полагая, что свою награду праведник уже получает здесь: εν κακια αυτου απωσθησεται ασεβης ο δε πεποιθως τη εαυτου οσιοτητι δικαιος («За зло свое отвергнут будет нечестивый, но убежден в собственной непорочности праведный»). Нетрудно догадаться, что причиной этого расхождения стала перестановка букв в одном слове: в основе МТ лежит чтение בְמוֹתוֹ «в смерти», а в основе LXX — בתומו, «в целостности, непорочности». При отсутствии огласовок эти два выражения отличаются лишь перестановкой двух букв, и легко понять, как из одного чтения возникло другое.
