Эндрю Лэнг - Происхождение религии (фрагменты)
Что же тогда является источником анммизма? Он возникает на основе самых ранних размьлшлений по поводу «двух групп биологических проблем».
1) В чем состоит различие между живым телом и мертвым; каковы причины бодрствования, сна, транса, болезни и смерти?
2) Что представляют собой человеческие образы, которые являются в снах и видениях?[13]
Здесь следует отметить, что м–р Тайлор совершенно правильно проводит различие между «снови: дениями» и «видениями» во время бодрствования или «ясновидения- ми». Такое различие проводится даже туземцами Австралии. Например, один из курнаев утверж. дал, что его ямбо или душа может покидать тело во в ремя сна и видеть то, что находится на отдаленном ра сстоянии, а также умерших людей. Но «обычный человек мог общаться с призраками только во время сна, Есолдуны же могли делать это и в часы бодрствования». Колдун в действительности способен (или прикидываетгся, что способен) к галлюцинаторному восприятию призраков умерших, когда он находится в состоянии бодрстзования. «У кулинов, обитающих на реке Уиммера, од. ин человек стал колдуном после того, как он, будучи мальчиком, увидел призрак своей матери, сидящий на е? е могиле»[14]. Эти факты доказывают, что дикари, находящиеся на низших ступенях культурного развития, проводят формальное различие между обычными сновиден: иями и галлюцинациями в часы бодрствования, но именно это отрицается многими исследователями.
Так, м–р Герберт Спенсер делает чрезмер но широкое обобщение, утверждая, что дикари не обладают языком, позволяющим им сказать: «Мне снилось, чтю я видел», вместо: «Я видел» (Принципы социологии,»с. 150). Это может быть доказано только примерами такж1Х несовершенных языков, но м–р Спенсер их не приводит[15]. Во многих рассуждениях диких людей встречаются настолько тонкие метафизические идеи, что их моячно сравнивать с идеями Гегеля. Кроме того, даже в австралийских языках есть глагол «видеть» и существительное «сон». Следовательно, ничто не мешает дикому человеку сказать: «Я видел во сне» (insomnium, evurcviov).
Мы видели также, что австралийцы проводят существенное различие между галлюцинациями во время бодрствования (человек видит призраков, когда он не спит) и обычными галлюцинациями во время сна. Любой человек может видеть их, человек же, который видит призраков наяву, отмечен печатью колдуна.
В то же время живость сновидений у некоторых дикарей, как свидетельствует м–р Турн в своей книге «Индейцы Гайаны», а также последующее смешение сновидений и реального опыта являются установленными фактами. Уилсон говорит о подобном смешении снов и действительности у некоторых негров, а м–р Спенсер иллюстрирует такое смешение на примере маленьких детей. Они, как мы знаем, более склонны к сомнамбулизму, чем взрослые люди. Я не уверен, что спонтанный сомнамбулизм, наблюдающийся у дикарей, изучался должным образом. И все же я показал, что самые отсталые дикари могут и в действительности проводят существенное различие между сновидениями и галлюцинациями во время бодрствования.
Опять же человек, вглядывающийся в кристалл, чьи телепатические способности будут обсуждаться позже (гл. V), получал возможность совершать это действие лишь потому, что раньше он проявил во время бодрствования свою восприимчивость к галлюцинациям.
В своих ранних размышлениях о жизни и душе дикие люди опирались не только на так легко забываемые сновидения. Они включали в них поразительный и более запоминающийся опыт бодрствования, и мы вместе с м–ром Тайлором согласны с этим суждением.
Размышляя над такими явлениями, древние дикари- философы должны были сделать следующие выводы: 1) человек имеет «жизнь» (которая временно оставляет его, когда он спит, и окончательно покидает его, когда он умирает); 2) человек обладает также «призраком» (который является другим людям в их видениях и снах). Дикий философ мог затем «комбинировать свою информацию» подобно тому, как это делали изощренные китайские метафизики. Он мог просто–напросто «объединить жизнь и призрак» как «проявления одной и той же души». Результатом такого объединения могла быть «призрачная душа» или «душа–призрак».
Эта душа–призрак была высоко организованным созданием, «легкой дымкой или тенью», сознающей и способной оживлять тело, по большей части невидимой и неосязаемой, «обладающей к тому же физической силой», существующей и являющейся людям после смерти тела, способной воздействовать на других людей, на животных и на вещи[16].
Когда первобытные мыслители (о времени и умственных предпосылках этого мы ничего не знаем) сформулировали гипотезы о сознающей, обладающей силой и отделяющейся душе, способной к существованию после смерти тела, для них не составило большого труда, как утверждает м–р Тайлор, развить остальные стороны религии. Могущественный призрак умершего человека мог увеличивать свое могущество до тех пор, пока не становился Богом, а его изначальный носитель предавался забвению. Не таким трудным логическим шагом, возможно, был также переход к представлению о том, что однажды возникшие души или духи могли не принадлежать людям вообще. Мы можем сказать, что это только le premier pas qui coute[17], шаг к вере в продолжающую существовать отдельную душу. Однако, когда мы вспоминаем, что м–р Тайлор теоретизирует о дикарях, находящихся на едва различимой стадии человеческой эволюции, дикарях, о которых мы практически ничего не знаем, дикарях более отсталых, чем аборигены Австралии и бушмены (те и другие уже имеют богов), мы должны признать, что он наделяет этих диких людей большой изобретательностью и сильно развитыми способностями к абстрактному мышлению. Возможно, он прав. Первобытных людей можно считать глубокими мыслителями, подобно тому, как мы можем считать, что древние пчелы были более умными, чем современные, поскольку они смогли изобрести систему шестиугольных ячеек в сотах. Следует также отметить, что именно древние рыбы натолкнулись на идею умервщления насекомых струей воды, а сейчас этот план действий просто наследуется.
Я не имею возражений против теории, утверждающей, что самые отсталые дикари обладают метафизической одаренностью. Позже мы обнаружим поразительные примеры абстрактных рассуждений диких людей, которые определенно не связаны с миссионерскими источниками, так как находятся далеко за пределами миссионерских рассуждений о долге.
Аналогично тому, как древние животные обладали необыкновенными способностями, древние мыслители должны были обладать не меньшей логической одаренностью, чем известные нам дикари или некоторые из современных критиков Библии. Согласно гипотезе м–ра Тайлора, они первыми постигли высокоабстрактную идею жизни, «которая позволяла им отличать живое тело от мертвого»[18]. Эта высокоабстрактная идея должна была с большим трудом восприниматься древними людьми, поскольку они одушевляли все вещи[19]. М–р Тайлор иллюстрирует эту теорию древних людей, сравнивая ее с детской идеей о том, что «стулья, палки и деревянные лошадки приводятся в действие такой же личной волей, которая управляет действиями нянек, детей и котят… В таких случаях ум дикаря воспроизводит состояние детского ума»[20].
Можно вполне определенно утверждать, что, если дети одушевляют палки, — то это происходит не потому, что они сначала слышали или думали будто бы сами имеют души, а затем распространили свое понимание души на палки. Мы, несомненно, можем предположить, что первобытный человек шел таким же путем и одушевлял все вещи еще до того, как он начал размышлять о душе. Но, если он думал, что все вещи являются одушевленными, то труп, с его точки зрения, был не менее одушевлен, чем все остальное. Мог ли он рассуждать следующим образом: «Все вещи имеют души. Труп не имеет души. Следовательно, труп не является вещью (в соответствии со значением Общего Закона)?».
Опять же, постигал ли древний человек жизнь до того, как он отождествил ее 1) с тем, что позволяет провести различие между живым телом и мертвым (различие, которое ex hypothesi[21] он не проводил, так как все вещи одушевлялись им) и 2) с «теми человеческими образами, которые являлись ему в снах и видениях»? «Древние философы, вероятно, сделали вывод о том, что каждому человеку принадлежат две вещи: жизнь и призрак». Но, если следовать теории, согласно которой дикари пришли к всеобщему одушевлению тем же путем, каким приходят к нему дети, то можно предположить, что, с их точки зрения, все вещи имели «жизнь», по крайней мере, до тех пор, пока не получила развития идея отдельно существующей души.
Здесь мы, по всей видимости, имеем дело с фактами, находящимися за пределами нашего опыта.
