Р Лэнг - Расколотое Я
Обзор книги Р Лэнг - Расколотое Я
Лэнг Р Д
Расколотое 'Я'
Р.Д.Лэнг
Расколотое "Я"
1. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ НАУКИ О ЛИЧНОСТЯХ
Термин "шизоидный" применяется к индивидууму, цельность переживания которого расщеплена двойственным образом: во-первых, существует разрыв в его отношениях с его миром, а во-вторых, существует раскол в его отношении к самому себе. Подобная личность не способна переживать самое себя "вместе с" остальными или "как у себя дома" в этом мире, а наоборот, этот индивидуум переживает самого себя в состоянии отчаянного одиночества и изоляции. Более того, он переживает самого себя не в качестве цельной личности, а скорее в виде "раскола" всевозможными образами: вероятно, как разум, более или менее слабо связанный с телом, как два и более "я" и тому подобное.
В этой книге предпринимается попытка экзистенциально-феноменологического описания некоторых шизоидных и шизофренических личностей. Однако, прежде чем начать такое описание, необходимо сравнить данный подход с подходом обычной клинической психиатрии и психопатологии.
Экзистенциальная феноменология пытается изобразить природу переживания личностью своего мира и самое себя. Это попытка не столько описать частности переживания человека, сколько поставить частные переживания в контекст всего его бытия-в-его-мире. Безумные вещи, сказанные и сделанные шизофреником, по сути, останутся закрытой книгой, если не понять их экзистенциального контекста. Описывая один путь сумасшествия, я попробую показать, что существует постижимый переход от здорового шизоидного способа бытия-в-мире к психотическому способу бытия-в-мире. Сохраняя термины "шизоидный" и "шизофренический" соответственно для здорового и психотического состояния, я, конечно же, буду употреблять эти термины не в их привычном, клиническо-психиатрическом контексте, а феноменологически и экзистенциалистски.
Клинический фокус достаточно узок и охватывает лишь некоторые из путей шизоидного существования и перехода к шизофреническому с отправной шизоидной точки. Однако описание эпизодов, пережитых пациентами, имеет целью показать, что эти случаи нельзя полностью охватить методами клинической психиатрии и психопатологии в их теперешнем состоянии, а наоборот, для демонстрации их подлинно человеческих уместности и значимости необходим экзистенциально-феноменологический метод.
В данной книге я, насколько мог, непосредственно шел к самим пациентам и свел до минимума обсуждение исторических, теоретических и практических вопросов, поднимаемых психиатрией и психоанализом. Частная форма человеческой трагедии, с которой мы здесь сталкиваемся, никогда не представлялась с достаточной ясностью и определенностью. Поэтому я чувствую, что в первую очередь должна быть поставлена чисто описательная задача. Таким образом, эта глава дает лишь краткое представление об основной ориентации данной книги, для того чтобы избежать самого ужасного непонимания. У этой книги две цели:
с одной стороны, она предназначена для психиатров, которые хорошо знакомы со "случаем", но, возможно, не привыкли рассматривать "случай" qua person, как описывается он здесь; с другой стороны, она обращена к тем, кто знаком с подобными личностями или сочувствует им, но не сталкивался с ними в качестве "клинического материала". Неизбежно, что она чем-то не удовлетворит как тех, так и других.
Будучи психиатром, я с самого начала столкнулся с серьезной трудностью: как я могу пойти прямо к пациентам, когда психиатрические термины, находящиеся в моем распоряжении, удерживают пациента на определенном расстоянии от меня? Как показать всеобщие человеческие уместность и значимость состояния пациента, когда слова, которые приходится употреблять, созданы именно для того, чтобы изолировать и ограничивать смысл жизни пациента чисто клинической сущностью? Неудовлетворенность психиатрическими и психоаналитическими терминами довольно часто встречается -и не в последнюю очередь среди тех, кто ими пользуется. Повсеместно ощущается, что терминам психиатрии и психоанализа почему-то не удается выразить то, что "действительно подразумевается". Но одной из форм самообмана является предположение, что можно говорить одно, а думать другое.
Поэтому будет удобно начать с обзора некоторых из используемых слов. Как сказал Витгенштейн, мышление есть язык. Специальная терминология же --язык внутри языка. Рассмотрение специальной терминологии станет в то же самое время попыткой открытия реальности, которую слова разоблачают или утаивают.
Наиболее серьезное возражение по отношению к специальной терминологии, используемой ныне для описания пациентов психиатрических лечебниц, заключается в том, что она состоит из слов, которые расщепляют человека вербально, аналогично экзистенциальным расколам, описываемым нами в данной книге. Но мы не можем дать адекватного отчета об этих экзистенциальных расколах, если не начнем с понятия целокупности, а такого понятия не существует, и подобное понятие нельзя выразить языком современной психиатрии и психоанализа.
Слова современной специальной терминологии относятся либо к человеку, находящемуся в изоляции от других и от мира, то есть, по существу, вне "связи" с другими и с миром, либо -к ложно субстанциализированным сторонам этой изолированной сущности. Вот эти слова: разум и тело, психическое и соматическое, психологическое и физическое, личность, "я", организм. Все эти термины являются абстракциями. Вместо изначального союза "Я" и "Ты" мы берем одного изолированного человека и концептуализируем его различные стороны в виде эго, супер-эго и ид. Другие становятся либо внутренними или внешними объектами, либо их слиянием. Как мы можем адекватно говорить об отношениях между мной и тобой на языке взаимоотношения одного ментального аппарата с другим?
Как можно сказать, что значит скрыть что-то от себя или обмануть самого себя с точки зрения барьеров между одной частью ментального аппарата и другой? С этой трудностью сталкивается не только классическая фрейдистская мета-психология, но равным образом и любая теория, которая начинает с человека или с части человека, абстрагированных от его связи с другим в его мире. По нашему личному опыту мы все знаем, что можем быть самими собой только в нашем мире и посредством него, и есть смысл в том, что "наш" мир умрет вместе с нами, хотя "тот" мир будет существовать без нас. Лишь экзистенциалистское мышление попыталось сочетать изначальное переживание человеком самого себя в связи с другими в его мире с помощью термина, адекватно отражающего эту цельность. Таким образом, экзистенциально конкретное видится как экзистенция человека, его бытие-в-мире. Если не начать с понятия человека в его связи с другими людьми, с начала "в" мире, и если не осознать, что человек не существует без "своего" мира и его мир не может существовать без него, мы обречены начать наше исследование шизоидных и шизофренических случаев с вербального и концептуального раскола, соответствующего расколу цельности шизоидного бытия-в-мире. Более того, вторичная вербальная и концептуальная задача объединения всевозможных кусочков и осколков будет выполняться параллельно с отчаянными попытками шизофреника совместить разъединенные "я" и мир. Короче, мы уже разбили Шалтая-Болтая, которого нельзя собрать вновь с помощью любого количества сложных и составных слов: психофизическое, психосоматическое, психобиологическое, психопатологическое, психосоци-альное и т. д. и т. п.
Если дело обстоит таким образом, может статься, что взгляд на происхождение подобной шизоидной теории будет крайне уместен при понимании шизоидного переживания. В следующем разделе я воспользуюсь феноменологическим методом, чтобы попытаться ответить на этот вопрос.
Бытие человека (я буду впоследствии пользоваться термином "бытие" просто для обозначения всего того, что есть человек) можно рассматривать с разных точек зрения, и исследование может сосредотачиваться на том или ином его аспекте. В частности, человека можно рассматривать как личность и как вещь. Но даже одна и та же вещь, рассмотренная с различных точек зрения, вызовет два совершенно разных описания, а описания вызовут две совершенно разные теории, а теории приведут в итоге к двум совершенно разным поведенческим установкам. Изначальный способ рассмотрения вещи определяет наше последующее отношение с ней. Давайте взглянем на один достаточно двусмысленный рисунок:
На этом рисунке изображена одна вещь, которую можно рассматривать как вазу или как два лица, обращенных друг к другу. На рисунке не существует двух вещей; тут есть одна вещь, но, в зависимости от того какое впечатление она на нас производит, мы можем увидеть два различных объекта. Отношение частей к целому в одном объекте совершенно отлично от отношения частей к целому в другом. Если мы описываем одно из лип, мы опишем сверху вниз лоб, нос, верхнюю губу, рот. подбородок и шею. Хотя мы описывали одну и ту же линию, которая при другом рассмотрении может стать очертанием вазы, мы описали не очертание вазы, но контур лица.
