Джон Стотт - Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик
Складывается впечатление, что наше поколение далеко отошло от этой страстной ревностности по истине, которая была присуща Христу и Его апостолам. Но если бы мы сильнее любили Божью славу, если бы больше пеклись о вечном благе для душ человеческих, то не уклонялись бы от споров и конфликтов, необходимых, если на карту поставлена истина Евангелия. Заповедь апостолов предельно ясна. Мы должны действовать «истинною любовью» (Еф. 4:15; греч. aletheuontes en agape): не идти в любви без истины, не пребывать в истине без любви, но держать и ту и другую в равновесии.
Призыв сомкнуть ряды
Третий довод против попыток очертить христианскую веру слишком четко или слишком узко основан на современном положении в мире. Нам напоминают, что христианство все больше сдает свои позиции[5]. Бурный рост населения перекрыл число людей, ежегодно обращающихся к вере, да и, кроме того, набирают силу антихристианские сообщества. Все еще существует воинствующий коммунизм. В некоторых странах ислам заявляет о том, что на его сторону переходит больше людей, нежели на сторону христианства. Древние религии Востока пробудились ото сна, и их возрождение, кое–где сопровождающееся безудержным национализмом, отбрасывает христианство как религию никому не нужных иностранцев. К тому же на Западе усиливается течение обмирщения, засасывающее в свою мощную воронку как отдельных людей, так и целые общества. И вот тут–то нам говорят, что ввиду этой многоликой угрозы христианской вере нам, конечно же, просто необходимо сомкнуть свои ряды. Мы больше не можем позволять себе роскошь разногласий. Мы боремся за само свое существование. Мы должны стоять вместе — или погибнуть.
К примеру, вот что явило нам (как это, может быть, ни странно) перо профессора Арнольда Тойнби. Будучи восьмидесятилетним стариком и все еще называя себя агностиком, он, тем не менее выразил в своей последней книге надежду на то, что возрождение исторических религий остановит шествие современной технологии, обесчеловечивающей все вокруг. Однако, помимо надежды, он выражает еще и страх: «Злым гением религий более высокого порядка… всегда была их застарелая страсть к фракциям и безудержная злоба, с какой они цеплялись за свои склоки». Именно этой приверженности к разделениям он приписывает отчуждение западного человека от «религии его предков». Но сейчас, пишет он, произошла «нежданная и исключительно важная перемена сердца», и в качестве свидетельства он приводит экуменическое движение и aggiornamento Римско–католической церкви. Он полагает, что «эта перемена сердца убрала с дороги извечный камень преткновения», и далее продолжает: «Интересно, какой будет эта перемена — постоянной или временной? Все зависит от ответа на этот вопрос, но на нынешнем раннем этапе новой эры мы не можем быть уверены в том, что перемена будет долговечной»[6].
Этот призыв сомкнуть ряды звучит очень трогательно, и мы не можем оставаться к нему равнодушными. Кроме того, в нем содержится много того, с чем мы согласны от всего сердца. Некоторые из наших разногласий вовсе не являются необходимыми, их бесспорно можно называть грехом, из–за которого мы теряем силы, оскорблением Богу и помехой для распространения Евангелия. По моему собственному убеждению, зримое единство церкви (в каждом регионе или стране) является правильным, согласно Библии, и желаемым в практическом отношении — и мы должны активно к нему стремиться. В то же самое время мы должны задать себе простой, но принципиальный вопрос. Если мы хотим объединенным христианским фронтом встретить врагов Христа, каким именно христианством мы будем противостоять этим врагам? Единственным оружием, с помощью которого можно победить противников Евангелия, является само Евангелие. И будет по–настоящему трагично, если в пылу своего желания победить мы выроним из рук то единственное эффективное оружие, которое у нас только есть. Объединенное христианство, которое нельзя будет назвать истинным христианством, никогда не одержит победы над нехристианскими силами, оно само падет перед ними.
Дух экуменизма
Я совсем не хочу одним махом осудить все экуменическое движение или все действия Всемирного совета церквей, к которым оно привело. Напротив, многое из того, что было достигнуто с помощью взаимопонимания и таких проектов, как Христианская помощь, является благим и полезным. Скорее я пытаюсь описать то, что, пожалуй, можно назвать «экуменическим мировоззрением». Согласно такой философии, ни один отдельный человек или церковь не обладают монополией на истину. Однако у каждого христианина, какой бы точки зрения он ни придерживался, есть свое понимание истины, а значит, и свой вклад в общую жизнь церкви. Следовательно, приверженцы такого взгляда надеются, что однажды все христианские церкви соберутся вместе и соединят свои разные понимания. И хотя сейчас нам весьма сложно представить то попурри, которое получится в результате, многие считают, что в конце концов именно к этому и нужно стремиться. Поэтому вполне естественно, что желание евангельских христиан определить некоторые истины таким образом, чтобы другие мнения исключались, часто представляется экуменистам как неверное и вредное.
Я приветствую решение, принятое третьей Ассамблеей Всемирного совета церквей, состоявшейся в Нью–Дели в 1961 году. В состав необходимых условий членства во Всемирном совете было решено включить упоминание (правда, неопределенное) как о Троице, так и о Писании[7]. Это, безусловно, был шаг в верном направлении. Но условия членства остались минимальными. В самом деле, по сравнению с так называемыми католическими исповеданиями (с Апостольским, Никейским и Афанасьевским символами веры), не говоря уже о великих исповеданиях Реформации XVI столетия, они оказываются весьма скудными. Такое стремление отыскать «минимальный общий знаменатель» заставляет думать (хотя подобные предположения часто отрицались), что, к сожалению, экуменисты весьма безразлично относятся к открытой Богом истине. Кроме того, в результате у них появилась любовь к двусмысленным утверждениям, скрывающим глубокие и искренние разногласия; и это в конечном итоге не принесло никому ничего хорошего. Неопределенность выражений просто закрывала собой изъяны. Какое–то время все выглядит красиво и аккуратно, ведь трещины, пусть и временно, не видны. Но и будучи прикрытыми, они остаются трещинами. Однажды они вдруг снова проявятся на поверхности и, скорее всего, будут еще шире и глубже, чем прежде. Нечестно и вредно представлять все так, как будто разные мнения — это на самом деле просто разные способы сказать одно и то же.
О такой необходимости откровенно признавать различия во мнениях очень своевременно говорил писатель–иезуит Френсис Кларк в своей книге «Жертва евхаристии и Реформация»[8]. И хотя, насколько мне известно, эта книга подверглась суровой критике, особенно в Европе, в ней с тщательностью ученого исследуются разногласия верующих времен Реформации по отношению к католической мессе. Ф. Кларк считает, что сторонники Реформации противостояли «не только практическим злоупотреблениям и популярным предрассудкам, связанным с жертвенником [как провозглашал Ньюмен в «Трактате ХС» и как многие полагали вслед за ним], но и утвержденному богословию мессы в том виде, как она была принята тогда в Римско–католической церкви»[9]. Конфликт XVI века, продолжает Кларк, фактически представлял собой «несовместимость двух систем мышления, основанных на совершенно разных и непримиримых между собой изначальных принципах»[10]. В заключение автор пишет: «Существуют книги по экуменизму, которые, стараясь никого не обидеть, стремятся хоть как–то прикрыть разногласия в убеждениях среди христиан. Однако нужны книги, которые оказали бы нам великую услугу, разъяснив, почему возникли эти разногласия и что они означают. В перспективе дело экуменизма выиграет гораздо больше, если честно посмотрит на корни разногласий, нежели если предпочтет не обращать на них внимания. Трезвый и честный взгляд таких авторов, как епископ Нилл, способных распознать несовместимость двух доктринальных позиций и указать на ее причину, в конечном итоге окажется более полезным, нежели благожелательный, но неразмышляющий экуменизм писателей, которые, глядя на две противоположные друг другу доктрины, объявляют их взаимодополняющими, называя их различными аспектами одной и той же истины, или разными цветами широкого спектра христианского свидетельства»[11].
Но подобная демонстрация единства на публике — это всего лишь игра, где надо притворяться, это не жизнь в реальном мире. Конечно же, все мы можем только благодарить Бога за ослабление жестких правил и за новое осознание Писания в Римско–католической церкви. В результате всего этого многие католики начали понимать библейские истины лучше и глубже, чем когда–либо раньше, и некоторые, повинуясь своим убеждениям, покинули свою церковь. II Ватиканский собор дал такую свободу истолкования Священного Писания в церкви, что никто не знает, что из этого выйдет. Мы молимся о том, чтобы под Божьей рукой все это привело к глубокой трансформации, согласно учению Библии. Однако в некоторых местах возникает тревожная обратная тенденция — богословский либерализм, который по решительности можно сравнить с самыми радикальными либералами протестантских традиций. Возможно также, что вообще победа отойдет к силам реакции.
