Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета?
4. Группа Филиппа
Далее идёт следующая группа из четырёх человек, и возглавляет её Филипп. Синоптические Евангелия упоминают о нём лишь в списках Двенадцати и интереса к нему не выказывают. Евангелие от Иоанна сообщает небольшое количество дополнительных сведений. Филипп был из Вифсаиды, и его, видимо, пригласил в ученики лично Иисус:
Иисус... находит Филиппа и говорит ему: «Иди за мной». Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: «Мы нашли того, о котором писали Моисей в Законе и Пророки, — Иисуса, сына Иосифа, из Назарета». Но Нафанаил сказал ему: «Из Назарета может ли быть что доброе?» Филипп говорит ему: «Пойди и посмотри».
Ин 1:43–46Опять-таки слова Филиппа стилизованы: он изъясняется формулировками более поздней христианской проповеди («того, о ком писали Моисей в Законе и Пророки»). Но историческое зерно, видимо, присутствует. Мы видим, что он привёл в число учеников некоего Нафанаила. К сожалению, о Филиппе больше ничего достоверного не известно, однако данная сцена заслуживает внимания. Кто такой Нафанаил? Он упоминается только в Евангелии от Иоанна, и только в его первой и последней главах, причём рядом с именами Двенадцати. По мнению ряда исследователей, Нафанаил — это не кто иной, как Варфоломей (о котором см. ниже): Варфоломей — это не имя, а указание на отца. У Нафанаила же, если верить четвёртому Евангелию, произошёл следующий разговор с Иисусом:
Иисус, завидев идущего к нему Нафанаила, говорит о нём: «Вот подлинно израильтянин, в котором нет лукавства!» Нафанаил говорит ему: «Откуда ты знаешь меня?» Иисус сказал ему в ответ: «Прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницей, я видел тебя»...
Ин 1:47–48Остальную часть диалога опускаем, ибо она почти наверняка представляет собой творческое дополнение благочестивого евангелиста. В чём смысл этого диалога? Мы не знаем. На протяжении столетий комментаторы предлагали самые разные объяснения слов Иисуса, обычно опираясь на символические значения смоковницы в Ветхом Завете и раввинистической традиции, но к единому мнению не пришли. Вполне возможно, что ответа на этот вопрос вообще не существует, ибо Иисус имел в виду не богословскую абстракцию, а некий эпизод в жизни Нафанаила, который был известен только им одним. Как бы то ни было, у Нафанаила установилось к Иисусу некоторое доверие, и он примкнул к его ученикам...
Вполне может быть, что учёные правы, и Нафанаил — это и впрямь Варфоломей. И тогда Ин 1:47–48 отражает формирование костяка второй группы, входящей в Двенадцать, — группы Филиппа. В самом деле, как мы уже сказали, Варфоломей (арамейское Бар Толемай) — это отчество. Почему вдруг человека стали звать по отчеству? Возможно, потому что имя Толемай было редким. (Как подсчитали учёные, 50-е по популярности.) Противники этой теории указывают на то, что и имя Нафанаил — очень редкое. Однако легко возразить, что при столь необычном сочетании редких имени и отчества человека могли звать то по имени (так в Евангелии от Иоанна), то по отчеству (в списках у синоптиков). Мы видим, что в четвёртом Евангелии упоминается Нафанаил среди Двенадцати, но нет никакого Варфоломея. И напротив, Нафанаил отсутствует в синоптических Евангелиях. Поэтому теория весьма правдоподобна.
Далее идёт знаменитый Фома. Хотя такое семитское имя реально существовало, в данном случае это, скорее всего, прозвище: по-арамейски «Тома» — это «Близнец» (ср. расшифровку имени в Ин 11:16; 20:24; 21:2). Чей близнец? Некоторые толкователи пытаются подыскать ему подходящего близнеца среди других учеников Иисуса. Это, однако, не обязательно: вполне возможно, что брат Фомы не воодушевился проповедью Иисуса. К сожалению, мало-мальски надёжной информации о Фоме у нас нет. В последующей христианской традиции он нередко ассоциировался со скептицизмом и сомнением на основании описанной в Ин 20 сцены, когда Фома отказывается поверить ученикам, что они видели воскресшего Иисуса: дескать, пока не увидит и не потрогает ран от гвоздей, не согласится (Ин 20:24). Возникло даже выражение «Фома неверный» или «Фома неверующий». Весьма сомнительно, однако, что эта сцена вообще имела место (или, во всяком случае, что евангелист точно её описал). Вообще анализировать с исторической точки зрения явления Воскресшего крайне сложно, если в принципе возможно. Поэтому разумнее не делать из Ин 20 никаких выводов относительно характера Фомы. В течение проповеди Иисуса Фома вряд ли был «неверным» или «неверующим», ибо иначе просто не попал бы в число Двенадцати, а среди Двенадцати — в достаточно близкую группу (хотя и не самую близкую). Сам факт, что четвёртый евангелист подробно останавливается на его реакции, может говорить о важности Фомы в некоторых первохристианских общинах. Одно из ранних неканонических Евангелий (Евангелие от Фомы) также претендовало на его авторитет. Поэтому можно предположить, что Фома был личностью незаурядной и интересной. К сожалению, ничего конкретного сказать на сей счёт невозможно.
И, наконец, во вторую группу входит Матфей, сборщик податей. Вопреки популярному мнению он, скорее всего, не тождественен Левию, сыну Алфея (Мк 2:14; Лк 5:27). Среди контраргументов — тот факт, что палестинские евреи времён Иисуса практически никогда не носили два семитских имени одновременно. Вопреки ещё одному популярному мнению этот Матфей не является автором Евангелия от Матфея. Тот текст, который мы называем Евангелием от Матфея, первоначально был анонимным, а известное нам надписание в нём появилось лишь спустя столетия, на основании не вполне достоверного церковного предания об авторстве. К сожалению, о настоящем апостоле Матфее мы практически ничего не знаем.
5. Группа Иакова
Из состава Двенадцати эти ученики стояли дальше всего от Иисуса. Старшим среди них был Иаков, сын Алфея. О нём не известно ничего, ибо в Новом Завете его имя упоминается только в списках.
Интерес представляет Симон Зелот. Марк и Матфей сообщают, что его прозвищем было «Зелот», а Лука — что «Кананит». Противоречия здесь нет, ибо «Зелот» — просто греческий перевод арамейского слова «Ревнитель», которое у Марка и Матфея транскрибировано не вполне точно. Зелоты — это иудейская террористическая группировка антиримского характера. Некоторые исследователи усматривают в прозвище этого Симона указание на то, что он принадлежал к числу таких террористов до того, как примкнул к ученикам Иисуса. У этой гипотезы есть два недостатка. Во-первых, трудно предположить, что Симона, после того как он оставил своё прежнее поприще, стали бы называть в соответствии с занятием, которое в Иисусовом кругу явно не одобрялось. Приведём современный аналог: допустим, какой-нибудь боевик или бандит покается и присоединится к церкви, — станут ли собратья называть его, скажем, Вася Террорист? Это было бы немилостиво. Во-вторых, зелоты как политическая группировка появились на арене лишь в 60-е годы н. э., то есть долгое время спустя после Иисуса. Значит, зелотом в этом смысле Симон никак не мог быть. Однако к чему вообще эти гипотезы? Почему не предположить, что имеется в виду просто «Ревнитель» (т. е. ревнитель по вере, соблюдению заповедей)? Есть свидетельства, что в таком значении слово «зелот» иногда употреблялось (напр., 4 Макк 18:12). Видимо, это был горячий человек, который всей душой желал соблюсти еврейский Закон или как-то особенно горячо ожидал Царства Божьего.
Далее мы находим единственное противоречие между списками. У Марка и Матфея упоминается некий Фаддей, а у Луки — Иуда, сын Иакова. Скорее всего, древнее решение этого вопроса, восходящее как минимум к Оригену и Иерониму, правильно: это один и тот же человек. Могут спросить: почему для Матфея мы отвергли эту простую возможность (Матфей и Левий — разные люди), а для Фаддея приняли? На это в экзегезе существует такой ответ: во времена Иисуса люди не носили одновременно два семитских имени, но нередко носили одно греческое и одно семитское. В данном случае Иуда — имя еврейское, а Фаддей — греческое. Ещё один известный аргумент: если этого ученика звали Иудой (как Искариота), то его необходимо было как-то отличать от Иуды Искариота (тем более что они были членами одной группы внутри Двенадцати!). Одной возможностью провести такое отличие было указать на отца («Иуда, сын Иакова»), другой — назвать греческим именем (устраняя путаницу на корню). О Фаддее мы, к сожалению, ничего достоверного не знаем.
И наконец, Иуда Искариот, получивший благодаря известным событиям наибольшую известность из членов своей группы. О его предательстве мы поговорим в главе, посвящённой Страстям, а пока коснёмся лишь вопроса об имени. Что означает Искариот? На сей счёт в науке высказывались разные версии. Перечислим некоторые из них.
