Ирина Воронцова - Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века
А. Карташев, конечно, преувеличил, называя Н. Бердяева «ересиархом». Он был одинок, и никого в этом смысле за собой не вел. Это так называмое «обсуждение» по недоброжелательности выступавших очень напоминало другое, состоявшееся два года назад, и тоже над участником НРС – В. Розановым. И девиз был один: мысли как мы или уходи. При всей своей философской независимости Н. Бердяев, как и А. Карташев, не решался совсем порвать с движением: на «правом берегу» с М. Новоселовым, епископом Феодором (Поздеевским) и даже с когда-то близким С. Булгаковым он чувствовал себя духовно скованным, несвободным.
В итоге можно очертить круг аспектов, по которым мережковцы в 1916 г. признали НРС «по-бердяевски» не соответствующим своему пониманию – «по-мережковски». И это следующие пункты:
– отношение к значению темы о «святой плоти»,
– отношение к социальной революции,
– отношение к тезису о религиозном значении социального единства,
– отношение к ценности творчества в христианстве,
– отношение к проблеме «плоти и духа»,
– отношение к Русской Церкви.
Но, как бы ни разводило Н. Бердяева с Д. Мережковским истолкование философом названных выше положений НРС, оба считали, что без соединения всех Церквей и конфессий в одну вселенскую Церковь невозможен приход новой религиозной эпохи. Н. Бердяев писал: «Все убеждает в том, что достижение христианского единства предполагает новую эпоху в христианстве… Как бы новое излияние Духа Св. в мир. Это будет означать религиозное преодоление ограниченности исторических конфессий, не интернационализм… а сверхконфессионализм…»[516]. За единение христианских Церквей философ будет выступать и в эмиграции.
А. Белый писал, что с 1908 г. для Мережковских, искавших поддержки общественного мнения в виде привлечения к движению видных культурных и общественных деятелей, «религия» Н. Бердяева представляла собой «мертвый» для общества идеал аскетического христианства, она вырвана из истории в «холод мирового пространства» и словами своими он «мертвит… новое религиозное сознание»[517]. Сакрализация Н. Бердяевым культурного творчества вначале сблизила его с Д. Мережковским. Оба разрабатывали и тему «плоти» в христианстве, но Д. Мережковского и его кружок увлекла идея социально-религиозного синтеза в НРС, Н. Бердяева – тема неограниченной «божественной» свободы человека в новой религиозной эпохе. И у одного, и у другого в ходе их религиозных поисков сложилось понятие о спасении, которое совершается человеком вне «религии Искупления», вне «исторического», церковного христианства.
Н. Бердяев, оставаясь человеком церковным, участием в разработке доктрины НРС внес свой вклад в формирование в общественном сознании представления о том, что христианство не является неизменным и абсолютного рода знанием об обношениях человека с Богом. Человек в его «божественной» свободе был поставлен философом вне и в стороне от Бога, хотя и обязанным работать Ему. И, хотя сам философ не являлся сторонником социального элемента в доктрине НРС, его религиозные воззрения в основе своей поддерживали его. Таким образом, вроде бы в 1910-е гг. ощущая себя в стороне от мережковцев, Н. Бердяев и внешне оставался в самом движении и не был ему чужд.
В. В. Розанов и его корреспонденты. Пропаганда идей «нового религиозного сознания»
Православная восковая свеча – родная и близкая Розанову, и он хочет сохранить ее даже в моменты своего антихристова восстания против Христа. Он – церковный человек по своим истокам… Это импонирует Мережковскому… такому далекому от всего православного.
Николай Бердяев[518]Темы, которые появились в НРС благодаря В. Розанову[519], связаны с вопросом «освящения плоти мира». Этот тезис предстает в трактовке В. Розанова как признание супружеских физиологических отношений как заповеданного Богом священного акта; а также восстановление культа язычества в искусстве и религии как «радующегося» о плоти. В. Розанов разрабатывал тему пола и брака как сакральных, включенных в вечность и даже имеющих место в Боге.
В 1899 г. В. Розанов в очерке «Федосеевцы в Риге» осторожно обращается к теме религиозного отношения к браку. В 1900 г. он начинает разрабатывать тему «Христианский брак» в рубрике «Письма в редакцию», 23 сентября публикует ответ на книгу священника Ф. Б-ра «О бракоразводном процессе». 14 декабря выходит его «Ответ г. Кирееву» – реакция на выступление 12 декабря генерала А. А. Киреева[520]«Брак или сожительство», посвященное полемике известного церковно-общественного деятеля и агиографа протоиерея Павла Дернова и В. Розанова. После начала собраний РФО тема В. Розанова «Пол и брак в христианстве», благодаря его многочисленным выступлениям в печати, привлекает к себе внимание читающей части российского общества. Она войдет в состав основных положений учения о «новом религиозном сознании», она же будет обсуждаться в переписке В. Розанова с его корреспондентами.
Мы уже говорили о том, что влияние В. Розанова на Д. Мережковского начало сказываться в 1899 г., но и ранее этого времени Д. Мережковский находился с В. Розановым в переписке и общении. Так, после одного из вечеров, проведенных ими в совместных беседах, Д. Мережковский спешит поделиться с Розановым пережитым и в письме от 14 октября 1899 г. сообщает, что во время беседы пережил «первое чудо», когда явственно почувствовал, что среди них пребывает «Он». Судя по содержанию письма, Мережковский имел в виду ощущение присутствия Бога. Он писал: «Я в это мгновение чувствую, как Он силен и близок. …Мы от Него никуда не спрячемся. Рано или поздно Он поведет нас всех. Мне все кажется, что до сих пор и 3. Н. и Вы со мною, и Он среди нас. И будут еще великие чудеса. И будет все, чего мы хотим. Я отсюда вижу Вашу теперешнюю сатирическую улыбку, потому что у Вас улыбка Св. Сатира (такой святой действительно был), но я ее не стыжусь… И теперь Вы будете мне еще дороже, потому что Он через Вас сделал со мной первое чудо»[521]. В. Розанов также упоминает о встрече с Д. Мережковским в декабре 1897 г. в письме к П. П. Перцову, познакомившему их: «Он б[ыл] у меня, и мы провели вечер в очень интересной беседе, с полуслова понимая друг друга. Теоретически у нас есть много общих догадок. Я говорил с величайшим удовольствием, ибо только в этих случаях мгновенного угадывания мыслей друг друга беседа легка. И еще приятна потому, что наблюдаешь… до которых точек по известному пути другой дошел»[522].
С началом работы Петербургских религиозно-философских собраний В. Розанов получает возможность не ограничивать себя в публичном высказывании своих мнений о христианстве, Церкви, браке и поле (происходившее на Собраниях не подвергалось цензуре). Участие в работе Общества сближает их. Когда Д. Мережковский в России, он читает в Обществе рефераты В. Розанова; когда за границей – пристально следит за статьями «учителя», не забывая черкнуть отзыв: «Статья Ваша „Среди обманутых“ великолепная»[523].
28 апреля 1905 г. В. Розанов публикует в «Новом времени» статью «Оконченная трилогия» – отзыв на окончание трилогии Д. Мережковского «Христос и Антихрист». Примечательно, что первая половина статьи Розанова кратко излагает «религию» Мережковского, Розанов отводит Д. Мережковскому место в общественной нише. И только во второй части он высказывает замечания собственно по роману. В. Розанов, оценивая сделанное писателем в религиозно-обновленческой области, писал: «Некоторые его тезисы, формулы, как „историческое христианство“, как „позитивная церковь“ – впервые им введены в общественное сознание и литературный язык и, кажется, привились и укрепились. Это большая заслуга». «Некоторые его формулы… имеют налет гениальности», как, например, выражение «позитивное христианство», т. е. современное, из которого «убрано все мечтательное, фантастическое… тревога и смущение ума» перед ожиданием перемен. В. Розанов отмечает, что Д. Мережковский по «совокупности своих работ сделал» все догматы «внешними для нас, не родными… психологически ненужными». Он первый показал, что «грядущий», «апокалиптический Христос», обещанный и указанный апостолом Иоанном в Апокалипсисе, есть «столь же реальная историческая сила… центр притяжения, как и Христос уже пришедший… Тяготение есть только к пришедшему Христу… Но именно в наше время сильнее сказывается тяготение ко „второму Христу“»[524]. В. Розанов соглашается, что о Втором Пришествии учит и Церковь, но в «официальном учении, в языке учащих, в поведении учащих, нет знамений Второго Пришествия». В. Розанов отказывает Д. Мережковскому в ереси, но отмечает, что то, о чем предтеча Д. Мережковского – Вл. Соловьев – только «шепчет, Мережковский уже говорит»[525]. Единственное, что не нравится рецензенту на данном этапе, так это то, что в своей трилогии писатель Мережковский не склоняется к мысли о том, что Христос мог, но не изменил мир. «Христос поднялся, – пишет Розанов, – а „грязный“ и „вонючий“ мир, увы… живет, и начал тонуть, опускаться… в еще худшую грязь»[526]. Иначе сказать, не затронул Мережковский в романе тему НРС о неосвященной плоти мира, которую, как считал Розанов, Христос обесцветил Своей святостью, ибо после духовной красоты Христа материальная красота мира перестала быть притягательной для уверовавших в Него.
