Джон Стотт - Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик
То же самое основное различие между двумя объектами надежды или гордости (человеческие достижения и Божья милость) находит свое самое поразительное новозаветное воплощение в судьбе Савла Тарсянина, фарисея, ставшего христианином. «Мы… — пишет он, — хвалящиеся Христом Иисусом и не на плоть надеющиеся» (Флп. 3:3), тем самым противопоставляя две разные половины своей жизни. Раньше он был Савлом, фарисеем, надеявшимся на плоть; теперь же он — Павел, христианин, хвалящийся только Христом Иисусом. Под «плотью» он подразумевает все, чем являлся сам в себе, чего добился своими силами, каким сделали его Родители и учителя и каким он (и, как ему казалось, вполне успешно) сделал себя сам. Чтобы развеять всякие сомнения, он раскладывает перед нами все то, что в совокупности составляло его «плоть»: свое еврейское происхождение, иудейское образование, религию, искренность, ревностность и праведность (Флп. 3:4—6).
Как раз такими вещами и гордились фарисеи. И тут же: «Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере…» (Флп. 3:7–9). Шестикратное упоминание Христа является свидетельством дерзновенного облегчения, которое испытывает Павел. Всю свою жизнь он полагался на себя, считая себя праведным, а сейчас все доверил Христу. Или, говоря иными словами, он начал полагаться на Божью милость, явленную во Христе, поскольку между верой мытаря в Божью милость и верой Савла во Христа существенной разницы нет.
Значительность смерти Христа Кроме того, в этом вопросе о спасительной вере между мытарем и нами тоже нет никакой разницы — разве то, что мы с вами знаем о Божьей милости гораздо больше, чем мог знать о ней мытарь. Ведь мы живем уже после смерти Христа, в которой Божья милость и получила свое наивысшее выражение. Поэтому сегодня кающийся грешник надеется на Божье прощение не на основании некоей общей и немного абстрактной Божьей милости, а на основании конкретного распятия Иисуса Христа. Ибо хотя Божья милость видна во всей спасительной миссии Иисуса, хотя в этой миссии Его рождение, жизнь, смерть, воскресение, вознесение и дар Святого Духа нераздельно связаны между собой, все же Новый Завет утверждает, что для уничтожения наших грехов Ему пришлось умереть. Именно на кресте Он понес наши грехи в Своем теле и заплатил за них. Именно Его кровь, символ добровольно отданной жизни, может очистить нас от грехов и сейчас. И только благодаря Его смерти вместо нас мы получили возможность жить. Только благодаря тому, что Он стал за нас проклятием, мы можем унаследовать благословение. Только благодаря тому, что Он претерпел наше наказание, мы можем быть оправданы — но… если помолимся молитвой мытаря[92].
Хотя полное значение смерти Иисуса будет разъяснено нам только позднее, в новозаветных посланиях, сущность и необходимость этой смерти была Ему ясна уже тогда. Он, по меньшей мере, дважды совершенно недвусмысленно высказывался о характере и предназначении Своей смерти. Во–первых, Он сказал, что пришел «отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10:45). Во–вторых, чашу причащения Он назвал Своей «Кровью… Нового Завета, за многих изливаемой во оставление грехов» (Мф. 26:28). Таким образом, именно этой кровью, пролитой во время жестоки, искупительной смерти, и будет заключен новый завет между Богом и человеком, и в условия этого завета войдут прощение грехов и избавление от греха. Поскольку Своей смертью Он собирался добиться именно этого воистину эпохального результата, неудивительно, что она занимала такое большое место в Его мыслях. Христос должен пострадать, повторял Он, ибо так было написано о Нем в Писании. Именно для этого «часа» Он и пришел в мир, и на смерть Он пойдет добровольно, и ничто не сможет отвратить Его от избранного пути. Как Добрый Пастырь, Он отдаст жизнь за Своих овец. Никакой человек не сможет силой отнять у Него жизнь. Он сам отдаст ее. У Него есть власть отдать Свою жизнь и власть опять принять ее (Ин. 10:11, 18). Более того, Своей смертью Он привлечет к Себе всех людей, даже язычников. Так же, как пшеничное зерно перед тем, как принести плод, должно упасть в землю и умереть, и Ему предстоит умереть, чтобы умножился плод (Ин. 12:24, 32).
Иисус был настолько уверен в том, что Его смерть занимает центральное место в Божьем замысле, что даже установил особую Вечерю для постоянного ее поминовения. Это чрезвычайно значительно: единственный регулярный обряд, установленный и заповеданный Иисусом, прежде всего посвящен Его смерти. Ведь хлеб и вино должны были символизировать именно Его смерть, Его тело, преданное за нас, и его пролитую кровь. И наказывая ученикам «сие делать в Мое воспоминание», Иисус хотел, чтобы Его искупительная смерть вновь и вновь являлась каждому поколению, чтобы она была «предначертана» перед их глазами. В этом, по словам апостола Павла, и заключается предназначение проповеди (см.: Гал. 3:1). Кроме того, это одна из целей причащения. Как служение словом, так и отправление таинства делает Христову смерть современной, снова и снова представляя ее не Богу (ибо сама жертва была принесена на кресте раз и навсегда), но людям (ибо все, чего Он достиг Своей смертью, и сейчас доступно для каждого).
Далее, когда во время Своего служения Христос сказал людям, что они должны уверовать в Него Самого, Он говорил это как их Искупитель, отдающий Себя в жертву. Достаточно будет привести два самых ярких примера. Во–первых, «как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:14,15). Во–вторых, «истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную…» (Ин. 6:53,54). Итак, верить во спасение — это значит взирать на Сына Человеческого, вознесенного на кресте; это значит есть плоть и пить кровь Бога, принесшего Себя в жертву за грехи людей.
Эти живые образы, связанные с Иисусом, не только помогают нам увидеть Того, в Кого нужно уверовать, чтобы спастись (т. е. Христа распятого), они также показывают, что в самой этой вере нет нашей заслуги. Ибо нет особой добродетели в том, чтобы просто смотреть; вся добродетель заключена в Том, на Кого мы смотрим.
И в том, чтобы есть и пить, нет ничего особенного. Все особенное содержится в Нем, от Которого мы вкушаем. Ричард Хукер замечательно сказал об этом: «Бог действительно оправдывает верующего, но не потому, что вера достойна поощрения, а потому, что Тот, в Кого мы верим, достоин того, чтобы в Него верили»[93].
Евангельские таинства
Если спасение дается нам не по добрым делам и не благодаря нашей вере, то можно сказать также, что тот, кто просто принимает церковные таинства, его не дождется. Таинства делают спасение наглядным; но принести его человеку сами по себе они не могут. Однако в качестве наглядных символов они помогают нам осознать как сущность, так и условия спасения.
Рассмотрим сначала характер спасения. Крещение — это обряд очищения. Вода крещения символизирует одновременно «небесное омовение»[94] и дар Святого Духа, которые вместе и составляют спасение, — Христос умер именно для того, чтобы дать их нам. Точно также хлеб и вино причащения являются видимыми, наглядными символами тела Христова, преданного за нас, и Его крови, пролитой за наши грехи. Оба эти таинства проповедуют нам одно и то же Евангелие спасения через распятого Христа.
Кроме характера спасения, таинства подчеркивают и его условия. Что делает человек, принимающий крещение? Да ничего, абсолютно ничего! Как раз наоборот, что–то делают с ним. Если крещение осуществляется полным погружением, этого человека окунают в воду. Если это крещение обливанием, на человека воду либо брызгают, либо выливают. В любом случае, ему остается лишь пассивно принимать таинство. Нигде в Новом Завете нет случая, чтобы кто–нибудь крестил себя сам. С самого первого крещения в День Пятидесятницы и до наших дней проповедуется одно и то же слово: «Покайтесь, и да крестится (буквально: будет крещен) каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа» (Деян. 2:38). Лишь Иисус Христос может дать человеку прощение и дар Святого Духа. Поэтому кающийся грешник крестится в Его имя, чтобы все вокруг увидели, что он с верой принимает эти дары Христовы.
То же самое можно сказать и о Вечере Господней. То, что произошло в горнице накануне распятия, вовсе не было театром одного актера и одиннадцати зрителей. Апостолы тоже принимали участие в происходившем; они не просто смотрели. А в чем заключалась их роль? Лишь в том, чтобы принимать все, что давал им Христос. Он преломил хлеб — они его ели. Он взял чащу — они отпили из Нее. Таким образом, в хлебе и вине Иисус оставил церкви вечный символ Своей жертвенной смерти. Однако когда мы едим и пьем, в наших действиях содержится еще один немеркнущий символ — наглядная демонстрация того, что такое спасительная вера. Хлебопреломление ярко являет нам великие слова Иисуса, уже процитированные выше: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную» (Ин. 6:54).
