Нина Мечковская - Язык и религия. Лекции по филологии и истории религий
Сближение явлений на основе псевдоэтимологической связи слов присутствует во множестве календарных примет, народных обычаев, запретов, предписаний и других подобных произведений, относимых к малым фольклорно-обрядовым жанрам. Ср.: Феодор Студит землю студит; Василий Парийский землю парит; На Карпа карпы ловятся; На Макрида мокро – осень мокра; Кто на Палея работает (св. Пантелеймон – 27 июля), у того гроза хлеб спалит; На Маковея мак светят; На Феклу копай свеклу (примеры Н.И. и С.М. Толстых); ср. также пример Т.В. Цивьян из народного сонника: увидеть во сне лошадь означает быть обманутым (т.е. сон толкуется на основе псевдоэтимологического сближения слов лошадь и ложь ; см.: Цивьян, 1990, 58).
Разумеется, в такого рода поверьях есть сближения и действительно родственных слов, ср.: Як прошла Прэчыста, то стала у рэцэ вода чиста; У падь [фаза луны] не зачинають робить, як бы падає усе, шо будеш робить; На Кривую середу [перед Троицей] не можно полоцъ, бо покривее стебло у жити и т.п. (Толстой, Толстая, 1988, 252–254). Дело не в ложности или истинности этимологии, а в том, что люди в е р и л и, что за связью слов стоит связь вещей и что поэтому от слова станется.
Этимологические (или псевдоэтимологические) сближения широко используются не только в словесной магии, но и в искусстве слова (филологи называют такого рода фигуры п о э т и ч е с к а я э т и м о л о г и я, или п а р о н о м а з и я). Ср.:
Минута: минущая: минешь!
Так мимо же, и страсть и друг!
(М. Цветаева. Минута)
Балет рифмуется с полетом. <…>
[В имени Плисецкая] слышится плеск аплодисментов.
Она рифмуется с плакучими лиственницами;
с персидской сиренью,
Елисейскими полями, с Пришествием
Еще одна – из многих – черт, роднящих магию слова и поэзию (подробней см. §14).
40. Считалки и другие фольклорные потомки заговоров
На основе заговорных формул, психологических и коммуникативных моделей заговорных текстов сложились некоторые другие жанры фидеистического слова: проклятие, оберег, благословение, клятва, анафема, экзорцизм. Кроме того, к заговору восходит такой своеобразный жанр детского фольклора, как считалка.
Вообще говоря, детские игры и детский фольклор – это последнее пристанище исчезающих обрядовых и фольклорных форм. Детские стишки, вроде Дождик, дождик, перестань… или Божья коровка, улети на небо.., несомненно восходят к «взрослым» заговорам, однако их магическая предназначенность уже никем не осознается. С некоторыми особыми видами заговоров связаны по происхождению и считалки. Это подтверждается тем, что у восточных славян считалки иногда называют ворожба, жеребьевые заговоры, белорусск. варажб?тк?, варажба. Магическая подоплека считалок давно утратилась, и детали превращения заговорного текста в шутливый стишок «преддверия» к детским играм, иногда с какими-нибудь маловразумительными словами (вроде аты-баты или эники-бэники), остаются неясными.
Вероятнее всего, считалки восходят к одному из многочисленных видов охотничьей жеребьевки, иногда связанной с гаданием (чёт – нечет, «повезет – не повезет»), а также с магией, должной принести удачу в охоте. Такие жеребьевки включали в себя пересчет участников, иногда с распределением ролей или функций в совместной охоте. Счетные слова (названия чисел) у многих народов табуировались, что могло быть связано с верой в счастливые и несчастливые числа, а также вообще с загадкой числа. Табуированные счетные слова нарочно искажались или заменялись бессмысленными созвучиями, иногда заимствованными числительными, иногда совсем заумной абракадаброй. Нередко происходила контаминация[78] разных слов и частей слов, поэтому счетную основу таких текстов помогает увидеть только этимологический анализ. Например, начало считалки Эники, бэники, рэсь (известной у всех восточных славян) содержит видоизмененные латинские числительные unus, bini, tres (обозначающие соответственно ‘один’, ‘два’, ‘три’) Латинские элементы в славянских считалках, по-видимому, восходят к играм школяров (бурсаков).; начальные слова считалок Анцы, шванцы восходят к немецким числительным ein, zwei (‘один’, ‘два’), и т.д. В некоторых белорусских считалках счетные элементы связаны с числительными еврейского (идиш) и румынского (цыганского) языков (подробно см.: Л?тв?ноуская, 1992).
Помимо считалок, с заговорными текстами связан и фольклорный жанр благопожеланий (белорусск. зычэнне, укр. побажання, зичення). Благопожеланиями обычно сопровождались свадьбы, крестины, коляды, волочебные обходы дворов на Пасху и другие подобные обряды и праздники. В Великом княжестве Литовском, в эпоху барокко, когда в культурном обиходе риторика стала главной законодательницей норм и вкусов речевого общения, фольклорные благопожелания испытали воздействие «ученой риторики» – школьных упражнений в составлении и декламации речей, приветствий, панегириков и т.п. Сложился полуфольклорный жанр раций (ораций[79]) – поздравительных и праздничных речей, обычно рифмованных, например, таких:
Дай Бог вам жыць у раскошы,
Мець торбу грошай…
Каб багатыя былi
I сто год жылi.
Знаменитая белорусская песня «Бывайце здаровы, жыв?це багата <…>» – также прямой потомок благопожеланий, а чрез них – заговорных формул. С жанром благопожеланий связаны и такие речевые произведения, как здравицы и тосты, а также этикетные клише вроде русск. Будьте здоровы!; Спасибо! (из Спаси Бог!), белорусск. Добры дзень у хату!, укр. Здоровеньки булы! (из Щоб здоровеньки булы!).
К заговорам восходят ласковые утешения детей: У кошки боли, а у Пети заживи, шутливые приговорки вроде С гуся вода, а с тебя (или с Пети) худоба! и т.п.
Эволюция коммуникативно-познавательных возможностей загадки
41. Древнейшие загадки как мифологический катехизис[80]
Самые древние загадки не были отдыхом, игрой, забавой, развлечением, необязательным балагурством, шуткой или насмешкой. Как показали культурологические разыскания В.Н. Топорова, Вяч. Вс. Иванова, Т.Я. Елизаренковой (в свою очередь связанные с идеями А.Н. Веселовского, О.М. Фрейденберг), древнейшие загадки составляли словесную партитуру особой магии и ритуала. В ведической традиции (XV–XI вв. до н.э.) этот ритуал, включавший диалог в виде о б м е н а з а г а д к а м и, совершали жрецы в предновогоднюю ночь. Неделя самых длинных ночей в году переживалась как к р и т и ч е с к а я точка годового цикла, когда жизненные силы мироздания как бы истончаются, «срабатываются», Хаос побеждает Космос и неизвестно, возродится ли свет, «и только особый ритуал перехода может заново воссоздать Космос со всеми этапами его становления» (Елизаренкова, Топоров, 1984, 30).
В ведийском ритуале встречи нового года, в жреческих загадках и отгадках воспроизводились космогонические[81] представления древних индийцев. Согласно мифологии, творение мира происходило по воле (слову) Бога-демиурга[82] Брахмы: отделяются земля и небо, первоначально слитые в мировом яйце; мир создается из огромного тела первочеловека и первожертвы Пуруши[83] с множеством глаз, голов, рук, ног. Части тела Пуруши становятся основными элементами мироздания: его дух стал луной, глаз – солнцем, дыхание – ветром, пуп – воздушным пространством, голова – небом, ноги – землей, уста – священной рекой Индрой и огнем (по одной из версий – также богом огня Агни) и т.д. Из частей тела Пуруши был сформирован также социальный организм: его рот стал брахманами (жрецами), руки – воинами, бедра – земледельцами, ноги – самым низшим сословием (см. статью В.Н. Топорова «Пуруша» в МНМ, II).
Вот эти мифопоэтические отождествления элементов мира и элементов тела первочеловека и были содержанием древнейших индоевропейских загадок и отгадок. Так в сознании участников обряда и, шире, всего народа устанавливалась и воспроизводилась сакральная иерархия главных сущностей ведического Космоса. При этом отгадки отнюдь не были «рациональным» или интуитивным р е ш е н и е м задачи, действительным отгадыванием. Отгадки существовали как данность, в качестве части сакрального знания о мире. Цепь загадок – другая половина этого знания; и все вместе в урочный час звучит у алтаря, дабы продлился миропорядок, отображенный в ритуальных формулах.
Ритуальный обмен загадками назывался brahmodya – собственно ‘рассуждения о Брахмане’ (Брахман – высшая суть, абсолют, творческое начало; верховный Бог, творец, проявление абсолюта), буквально – ‘брахманоговорение’ (Елизаренкова, Топоров, 1984, 18).
Корпус ритуальных загадок включал несколько жанровых разновидностей вопросно-ответных последовательностей, в соответствии с разными фазами ритуала. Совокупность ведийских загадок brahmodya в целом содержала жреческое учение о сотворении мира, его главных ценностях и должном порядке поклонения и служения Брахману. Ниже приводится фрагмент ведийских ритуальных загадок и отгадок по работе: Елизаренкова, Топоров, 1984, 19–20 (в переводе авторов исследования)[84].
