Эдвард Лейн - Арабский мир в эпоху «Тысячи и одной ночи»
Имеется довольно известная арабская книга, немалая по объему, под названием "Халбат аль-Кумайт"[158], написанная, очевидно, до того, как арабы освоили первый из упомянутых заменителей вина. Почти вся эта книга состоит из историй и стихов, посвященных удовольствиям, которые дает употребление вина и ему сопутствующие обстоятельства. Несколько страниц в конце книги посвящены осуждению этой практики, или, другими словами, доказательству никчемности всего того хвалебного, что написано о ней раньше. Я располагаю копией этой книги в 1/4 доли листа, на 464 страницах. Попытался вычленить из неё самое лучшее, но обнаружил, что это невозможно сделать без одновременного накопления значительного количества самой отъявленной мерзости. Безусловно, книга отличается умом и юмором, но обильно пересыпана величайшими и вызывающими непристойностями. Тем не менее она подтверждает то, о чем говорилось выше. Само существование такой книги (не единственной в своем роде) является убедительным аргументом в пользу преобладания практики, которую книга раскрашивает в яркие цвета, а затем осуждает. Ведь книга написана образованным человеком, и, как полагаю, кадием (судьей), то есть лицом, занимающим почётную должность охранителя религии и нравственности[159]. Она написана явно по внутреннему влечению, несмотря на уверения автора в обратном. Автор книги заканчивает главу (9-ю), в которой упоминаются многие хорошо известные люди, замечанием, что они все подвержены опьянению вином. Он сопровождает это замечание словами, что халифов, эмиров и визирей, подверженных пьянству, слишком много, чтобы их всех перечислить в такой книге. Автор рассказывает историю о человеке, который отдал виноторговцу под залог жену, после того как потратил на покупки запрещенного напитка все свое имущество. В предисловии он оправдывает написание книги тем, что получил повеление сделать это от лица, которому не мог не подчиниться. Тем самым он дал нам довольно убедительное доказательство того, что в его время великие деятели не считали для себя зазорным предаваться запретным удовольствиям. Если, далее, допустить, что такой уважаемый авторитет, как Ибн-Халдун, оправдывает порок пьянства в тех блестящих личностях, которых он характеризует, то большинство историй, относящихся к попойкам других людей, следует считать не лишёнными оснований.
Один из моих друзей, пользующийся высокой репутацией и числящийся среди наиболее выдающихся богословов (улемов) Каира, хорошо известен близким знакомым своим употреблением запрещенных напитков в избранном кругу партнеров. Однажды вечером я неожиданно посетил его в то время, когда он занимался возлияниями со своими компаньонами, и был вынужден дожидаться у двери на улицу, пока гости поспешно убирали все, что позволило бы мне догадаться, что они делали. Ведь объявление моего псевдонима[160], а они знали о моей воздержанности в употреблении спиртных напитков, привело их в полное замешательство. Я обнаружил их, однако, в доброжелательном настроении. Как оказалось, они придумали наполнить вином фарфоровый кувшин того типа, который использовался в такое время года (зимой) для хранения воды. Когда кто-нибудь из них просил слугу принести воды, ему подносили этот кувшин. Когда же я попросил воды, хозяин дома сказал, что кувшин с водой стоит на подоконнике за диваном, на котором я сидел. Вечер прошел в приятной беседе. Я никогда бы не догадался, насколько неуместным было мое вторжение, если бы один из гостей, с которым мне довелось близко познакомиться, не объяснил мне все, что произошло. Полагая, что моя неприязнь к вину была притворной, он попросил меня зайти к нему на чашку "белого кофе", под которым подразумевал бренди.
В Каире у меня был ещё один мусульманский знакомый. Я часто встречался с ним в доме нашего общего друга, где он, хотя и был во многих отношениях фанатичен, имел привычку пить вино. Некоторое время он воздерживался от этого, когда я находился рядом, но в конце концов мое присутствие стало для него столь обременительным, что он отважился поспорить со мной на запретную тему. Единственный ответ на его вопрос о том, почему запрещено вино, я мог дать, обратившись к цитате из Корана: "Грех от него — больше пользы"[161]. Такой ответ соответствовал ходу его мыслей, а я добивался именно этого. Он спросил: "Что греховного в вине?" Я ответил: "Опьянение, агрессивность и т. д.". — "В таком случае, — сказал он, — если человек пьет не до опьянения, вино безвредно. — Не дождавшись от меня ответа, он добавил: — Я привык пить понемногу, не до опьянения. Эй, мальчик, принеси мне стакан вина!" Однако это был единственный мусульманин, от которого я слышал возражения против полного запрета горячительных напитков.
Из преданий известно, что некоторые из последователей Пророка увлекались вином, считая вышеприведенное наставление из Корана неокончательным. То, что Мухаммед сначала колебался в этих вопросах, выясняется из другого текста, в котором последователям Пророка рекомендуется не проводить намаз, когда они пьяны, если не знают заранее, что скажут[162]. Это повеление почти идентично предписанию из Библии[163]. Когда же возникли частые и яростные споры из-за употребления ими вина, последовало решительное осуждение этой практики: "О вы, которые уверовали! Вино, майсир, жертвенники, стрелы — мерзость из деяния сатаны. Сторонитесь же этого, может быть, вы окажетесь счастливыми!"[164] Это — непреложный закон. Малейшее его нарушение преступно. Предписанное законом наказание за употребление вина или спиртных напитков (или даже, по мнению ряда богословов, за попытку попробовать их на вкус), за опьянение другими способами, за обычную выпивку состоит в нанесении виновному 80 ударов хлыстом, если он свободный человек, и 40 ударов, если он раб. Если же преступление совершается открыто в течение дня месяца Рамадан, когда верующие предаются посту, предписана смертная казнь!
Запрет на вино заставлял многих современников пророка медлить с обращением в его религию. Говорят, что из-за этого так поступал до самой смерти знаменитый поэт Аль-Ааша. Человек, проходивший мимо его гробницы (в Манфухе, в Аль-Ямаме) и заметивший, что она влажна, спросил о причине этого. Ему ответили, что молодые люди, всё ещё считавшие поэта своим собутыльником, пили вино на его могиле и выливали напиток на неё[165].
Тем не менее многие высокочтимые арабы доисламского времени, подобно определённой части евреев и ранних христиан, полностью воздерживались от вина из понимания его вредного воздействия на моральное состояние, на здоровье в условиях жаркого климата и особенно из страха совершить глупые и унизительные поступки. Так, Кайс, сын Асыма, однажды ночью в состоянии опьянения попытался овладеть луной. Он поклялся, что не сойдет с места, пока не схватит её. Подпрыгнув для этого несколько раз, он шлепнулся лицом наземь. Протрезвев и услышав правду о причине повреждения своего лица, он дал торжественный зарок, что будет всегда воздерживаться от употребления вина[166]. Аналогичные опасения воздействовали на мусульман сильнее, чем религиозные принципы. Халиф Абдель-Малик ибн-Марван получал удовольствие от проведения времени в компании со своим рабом по имени Насиб. Однажды он повелел рабу выпить с ним. Тот ответил: "О, эмир правоверных, я не являюсь твоим родственником, не имею власти над тобой, у меня нет ни высокого звания, ни знатной родословной. Я — чёрный раб, ты оказываешь мне милости за ум и учтивость. Как в таком случае я должен отнестись к напитку, который лишит меня этих качеств, и как я буду развлекать тебя?" Халиф восхитился этим ответом и простил рабу отказ[167].
В обычае многих мусульманских правителей, как можно сделать вывод из вышеприведенной истории, было приглашение самых ничтожных из своих слуг на негласные попойки, когда отсутствовали более достойные партнеры. Поэты же и музыканты были в таких случаях их самыми активными участниками. Эти две категории лиц, особенно последняя, являются наибольшими приверженцами употребления горячительных напитков. Немного современных арабских музыкантов получают больше удовлетворения от щедрой оплаты своих услуг и простого сладкого шербета, чем от умеренной оплаты и обильного потребления вина и бренди. Многие из них даже считают вино слишком слабым напитком.
Обычно во время попоек хозяин дома и гости облачаются в одежды ярких тонов: красные, жёлтые и зелёные[168]. Они ароматизируют свои бороды и усы цибетином или вспрыскивают их розовой водой. Серая амбра, алоэ или какие-нибудь иные душистые вещества, помещенные на раскаленные угли в курильнице, распространяют тонкий аромат в помещении, где происходит пирушка.
