Павел Смоленый - Рассказ бывшего каторжника
Нетрудно себе представить страдания разлучавшихся детей, ведь каждый терял в другом все, что ему было дорого в жизни.
Пашу ввели в барак, где было уже сотни три ребятишек. Многие жили там уже довольно давно, освоились с новыми условиями и были шаловливы. Новичка Пашу они встретили шутками и увесистыми толчками в бока и спину – для первого знакомства. Через неделю Паша задумал бежать из барака: вся обстановка, невнимание к нуждам детей, грубость многих ребятишек, драки, крик и противные постные щи каждый день на обед стали ему невыносимы. И вот он стал выжидать удобного момента для бегства. Детям не позволяли одним отлучаться из барака, но медлить было нельзя, а потому в одну темную ночь Паша, выйдя во двор, перелез через дощатый забор и опрометью кинулся в сторону, противоположную железной дороге. Верстах в пяти от нее начинался большой лес. Очутившись в чаще, Паша почувствовал себя спокойнее. Теперь он не бежал, а шел, стараясь не терять из виду опушку леса, чтобы не заблудиться и все же уйти подальше от того места, где был барак. Долго он так шел, наконец утомился, прилег под одним деревом и скоро заснул. Во сне ему казалось, что его догнали и притащили в барак, а там били и, раскрывая ему рот, без конца вливали противных постных щей...
Яркое весеннее солнышко уже сильно пригревало, когда маленький беглец проснулся. Разноголосые пташки просто оглушали его своим пением; они точно старались похвалиться своим искусством перед пришельцем в их зеленое царство. Паша сел и стал думать, что ему делать дальше. Решил он идти на родину, в свою Сосновку; название своей деревни он хорошо помнил. Как хорошо ему когда-то жилось в Сосновке! Там была такая славная речка, в которой он купался с другими ребятами и ловил удочкой рыбу... Страшно хотелось ему, конечно, повидаться с милой сестрой Шурой, но где и как ее найти, он не знал. Да притом и страшно было: как бы его не забрали опять в барак. И вот он решил храбро идти вперед, подальше от противного барака, а там он будет подробно расспрашивать о дороге в родные места.
Целый день он шел, стараясь избегать селений, и только в одной деревушке выпросил себе хлеба. Настала другая ночь, и он пошел в глубь леса, чтобы там заночевать. Опять он лег под большим деревом и крепко уснул. Перед самым рассветом он почувствовал толчок, и кто-то зычным голосом его окликнул: "Эй, вставай, мальчуган! Что ты тут лежишь, с кем ты тут?"
Поднявшись, Паша увидел трех здоровенных молодцов, вооруженных с головы до пят, и порядком испугался. "Не бойся, мы тебя не тронем. Расскажи, зачем ты здесь?" Видя, что это люди не из барака, Паша откровенно рассказал им все, что ему пришлось пережить и куда он держит путь. Они слушали его со вниманием: мальчик им, видимо, понравился своею бойкостью и находчивостью. Посоветовавшись между собою, они решили взять его к себе. "Не то погибнет, – говорили они. – Из него может выйти толк, раз уж он не побоялся бежать из приюта и пробирается пешком на родину; нужно только воспитать его по-нашему". О своем решении они объявили мальчугану, причем хвалили свою жизнь и обещали, что ему у них будет отлично. Паша не прекословил: он боялся этих вооруженных людей и последовал за ними в глубь леса. На одной поляне их ждали оседланные кони, а при них еще один дюжий молодец. Он подхватил Пашу под руки, посадил впереди себя на одного из коней, и они поехали. Ехали они долго по лесным извилистым дорогам, наконец остановились. Коней куда-то увели, а сами, согнувшись и увлекая за собою Пашу, вступили в какое-то отверстие между поваленными бурей деревьями и через несколько минут ходьбы в густой чаще очутились на поляне, где находилось около двадцати человек: большей частью вооруженные мужчины и несколько женщин. Все взоры обратились на приведенного мальчугана, грязного и обтрепанного. Посыпались вопросы: кто он, откуда?
Один из мужчин, по-видимому начальник банды, спросил:
– Как тебя зовут?
– Паша, Павел, – твердо сказал мальчик.
– А по фамилии?
– Моя фамилия Тихомиров.
– Ну, это нам не подходит. Твоя фамилия будет "Смоленый", уж больно ты грязный и измазанный, – шутливо сказал начальник.
С тех пор все его звали не иначе, как "Смоленый". Новая фамилия понравилась всем.
Паше стало ясно, что он попал в шайку разбойников. Мало-помалу он освоился с новой жизнью, и она ему даже понравилась. Бесшабашная вольность, хорошая пища и веселое настроение под хмельком – все располагало его к этим людям, и он перестал уже думать о Сосновке. Не забыл он только свою сестрицу Шуру и часто грустил, думая, что и ее уже нет в живых.
Маленький "Смоленый" вскоре стал любимцем всех разбойников, их забавой. Он живо интересовался их похождениями и нетерпеливо ожидал новой добычи. Он забыл то, что ему говорили когда-то родители о грехе воровства; теперь ему даже приятно было видеть награбленные вещи и слушать рассказы разбойников по возвращении их с "работы", как они называли свое злое дело.
Прошло восемь лет, и шестнадцатилетний "Смоленый" уже принимал активное участие в грабежах и разбоях. За свою сообразительность, ловкость и храбрость он сделался помощником атамана. Их "работа" наводила ужас на окрестные селения на расстоянии ста верст в окружности. Дремучие леса позволяли им спокойно продолжать свое дело. Казалось, их никто не найдет, не потревожит. Грабили они всех, кто попадался под руку, нередко и убивали.
Но всему приходит конец. Один для разбойников довольно обыкновенный случай неожиданно произвел полный переворот в их жизни. Дело было глубокой осенью. Группа разбойников, со "Смоленым" во главе, напала на двух мужчин, проезжавших на подводе лесом, убила их и ограбила; взяли лошадей, забрали бывшую на убитых одежду и сапоги. Денег при убитых оказалось всего 3 рубля 50 копеек, а в мешке было две книги, которые разбойники сперва хотели бросить, но потом оставили на папиросы. Книги спрятал у себя "Смоленый". Вечером, после осмотра всех награбленных за день вещей, он достал книги и стал их просматривать. Одна, под названием "Голос веры", была ему незнакома, другая называлась "Новый Завет". Об этой книге у него сохранились смутные воспоминания со времен детства: такая же книга была у его родителей в Сосновке. Лежа на своей койке, Смоленый, от нечего делать, начал прочитывать те места в книге, которые он случайно открывал. Вот он читает: "... никто не ищет Бога ... Гортань их – открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их. Уста их полны злословия и горечи. Ноги их быстры на пролитие крови. Разрушение и пагуба на путях их; они не знают пути мира. Нет страха Божия перед глазами их" (Рим. 3:11-18). И он подумал: "И прежде были такие люди, как мы". – "Ноги их быстры на пролитие крови ..." И он вновь увидел, как они скакали на своих быстрых конях за пытавшимися спастись двумя проезжими, как те просили не убивать их, но без малейшей жалости он и его товарищи лишили их жизни. При этом воспоминании Смоленому сделалось как-то не по себе, и он подумал: "Кто были эти люди? Почему у них с собой была эта книга?" Он стал перелистывать "Новый Завет" в надежде найти какие-либо сведения об убитых. Но там ничего не нашлось, ни одного документа, из которого можно было бы узнать – кто они и откуда. Лишь на первой странице виднелась краткая надпись, гласившая следующее: "15 мая 1898 года – день моего обращения к Господу, покаяния и возрождения. В этот день Он меня простил и омыл Своею святой кровью".
Смоленый не мог понять значения этой надписи и стал перелистывать книгу и читать отдельные места. – "Или не знаете, что неправедные царства Божия не наследуют?.. И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего" (1Кор.6:9-11). Затем он наткнулся на молитву какого-то человека, который говорил: "Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо" (Лук.19:8).
Перевернув еще несколько листков, он уже увлекся чтением 23 главы от Луки, где повествуется о распятии Христа. Особенно заинтересовало его то, что вместе с Христом были распяты два разбойника, и один из них раскаялся и сознал свою вину, и за это раскаяние Христос обещал ему рай.
Смоленый закрыл книгу, положил ее под подушку и, закутавшись в одеяло, хотел уснуть. Но почему-то не спалось. На душе было тревожно. Напрасны были старания отогнать навязчивые мысли и забыться сном. Опять и опять в памяти вставала картина, как те двое просили и молили на коленях пощадить их ...
Только под утро Смоленый забылся тяжелым сном. Проснулся он с какой-то новой тревогой в сердце. Все товарищи заметили особенное выражение на его лице и не знали, чем это объяснить. Некоторые думали, что он заболел. Несколько дней он ходил как в воду опущенный, и никто не мог от него добиться, что с ним творится. Товарищи, однако, не переставали расспрашивать о причине его задумчивости, и в конце концов он открылся некоторым из них, рассказав, что не может успокоиться с тех пор, как прочитал кое-что из книжки, найденной при убитых. Всем стало не по себе: что, мол, это за книга, от которой так загрустил их веселый товарищ? Иные требовали отдать им эту колдовскую книгу, чтоб ее сжечь; другие с интересом просили дать ее почитать. Решили, наконец, почитать. И вот, когда все были в сборе, Смоленый перечитал вслух те места, которые его так поразили. Все слушали с напряженным вниманием. В самом начале чтения один молодой разбойник уверенно сказал, что эта книга – Евангелие, что он с нею хорошо знаком. "Моя мать была штундистка, – сказал он, – и постоянно читала Евангелие. Мать часто водила меня на детские собрания, где читалась эта книга, а потом дети пели и молились".
