А. П. Лебедев - История Греко-восточной церкви под властью турок
441
Historia Patriarchica. Р. 101-104. До(Ие)рофей (Σ. 423), Кигала (Σ. 438), Мелетий (Σ. 331) - по «Historia» с тем различием, что первый из них с особенной язвительностью при этом случае говорит о константинопольских клириках.
442
Historia Patriarchica. Р. 105, 107.
443
Ricaut. Histoire de l'eglise Grecque. Р. 112.
444
Historia Patriarchica. Р. 106, 108-110.
445
Ibid. Р. 132-133; Γεδεών. Σ. 490.
446
Historia Patriarchica. Р. 139-140; Γεδεών. Σ. 496.
447
Дело об Арсении в первоначальной редакции Дамаскина Студита помещено не было, как свидетельствует Сафа (см. «Обзор источников»); рассказ о нем прибавлен Малаксом, и, нужно сказать, рассказ этот ведется у автора беспорядочно и не ясно (Historia Patriarchica. Р. 141-149). Яснее история Арсения изложена у Legrand'а: Bibliographie Hellènique. Т. I. Р. CXXV и сл.
448
В источнике как о причине низложения упоминается то, что Иеремия вопреки канонам пробыл в отсутствии более шести месяцев (Иерофей), но это повод или предлог, а не причина.
449
Historia Patriarchica. Р. 153-155, 157, 171; Δωροθέος. Σ. 444-445 (Σάθας. Παράρτημα. Σ. 3-4); Γεδεών. Σ. 501-503.
450
Historia Patriarchica. Р. 173-177; Γεδεών. Σ. 500.
451
Δωροθέος. Σ. 446-447 (Σάθας. Παράρτημα. Σ. 5-7).
452
Главным источником исторических сведений для разъяснения нестроений из времени сейчас перечисленных патриархов служит Иерофей Монемвасийский. К сожалению, источник этот очень ненадежен, тенденциозен и безмерно пессимистичен. Несмотря на то, что Иерофей описывает это время как современник, очевидец и даже участник событий (Σ. 445-454 / / Σάθας. Παράρτημα. Σ. 5-17), мы на самом деле очень немногим можем воспользоваться из его показаний. Охарактеризуем Иерофея как писателя, описывавшего свое время, и мы увидим, что наше недоверие покоится на серьезных основаниях. Почти о всех лицах, о которых он говорит как очевидец, автор отзывается с самой невыгодной стороны, часто огульно и без малейших подтверждений фактами. Константинопольских клириков он называет «богопродавцами» и «демонскими сосудами» - и это всех сразу. Самих архиереев чествует именем «сущих демонов», а отдельных лиц между ними саркастически обзывает «жирными быками». Одного из архиереев, по словам Иерофея, все греки «признавали за дьявола». Вообще, слова «демон», «дьявол» не сходят у него с уст. Можно ли от такого писателя ожидать беспристрастия? Многие известия и отзывы Иерофея почти о всех патриархах его времени не заслуживают ни доверия, ни внимания историка. Вот, например, какие «небылицы в лицах» рассказывает писатель о патриархе Митрофане. Сообщив некоторые сведения о родителях этого патриарха, сведения, которые должны были набрасывать тень на нравственную репутацию этих людей, Иерофей о самом Митрофане говорит следующее: сделавшись монахом в Константинополе, он начал домогаться, чтобы Иеремия II посвятил его в диаконы. Но патриарх не хотел сделать его даже и иподиаконом, так как о Митрофане в обществе рассказывалось много плохого. Тогда Митрофан отправился на Афон в Лавру, и здесь вот что последовало: отцы вывели его вон и посвятили его, при посредстве одного монаха, сначала в иеродиакона, а потом в иеромонаха; это произошло, по словам повествователя, «неожиданно и вопреки канонам». Вероятно ли это афонское приключение? Отрицательный ответ ждать себя не заставляет. Если примем слова Иерофея буквально, то посвящение Митрофана в обе иерархические степени произошло при таких обстоятельствах, при каких, может быть, никогда еще не происходило ничего подобного. Сказка, однако, на этом не оканчивается. Получив степень иеромонаха, Митрофан, по рассказу Иерофея, вернулся в Константинополь и здесь стал домогаться, чтобы ему дали в управление пригородную приходскую церковь во имя Св. Пятницы (откуда он и был родом). Для достижения своей цели он при содействии своего отца заставил турок (sic!) обратиться с ходатайством к Иеремии, чтобы этот патриарх дал Митрофану вышеупомянутое место. Естественно, следовало бы думать, что патриарх не уважит просьбы каких-то турок, но, по рассказу Иерофея, дело кончилось не так: Иеремия уважил просьбу нехристей и, хоть и против собственного желания, назначил Митрофана священником к Пятницкой церкви. Только Иеремия принял следующую предосторожность: он отлучил (?!) Митрофана, чтобы никто не мог иметь с ним общения (!!). «Итак, - прибавляет баснописец, - многие годы Митрофан держался уединенно, избегая общения, пока не умер Иеремия». И, однако, выше автор говорил, что Митрофан литургисал. Читая сказание Иерофея о Митрофане, невольно припоминаешь изречение: не любо - не слушай. Этот-то самый Митрофан впоследствии был патриархом. Описывая же патриаршествование Митрофана, Иерофей между прочим говорит, что патриархия, т. е. монастырь Всеблаженной, при нем совсем запустел, так что в нем человеку нельзя было найти и крошки еды. Ничему такому мы совершенно не верим. Столь же много невероятного и невозможного рассказывает Иерофей и о другом современном ему патриархе, Феолипте II. Феолипт был племянником Митрофана и оказался сиротой. Тогда дядя-патриарх посвятил его на первый день в диаконы, во второй день в священники, и наконец (на третий день?) сделал его архиереем Филиппопольским. Поспешность невероятная, потому что она ничем не вызвана. А вот повесть Иерофея о том, как Феолипт сделался патриархом. Была ночь. Собрал Феолипт в Константинополе толпу каких-то мирян, одел их в монашеские и священнические одежды и сказал им: «Вот вы теперь стали митрополитами» (!!!), и повел эту орду к султану. Затем он говорил султану, что пришли все священники Галаты и Стамбула, а с ними и митрополиты и хотят, чтобы патриархом был сделан митрополит Филиппопольский (т. е. сам Феолипт), при этом, конечно, была вручена почтенная сумма для владыки мусульманской империи. И вот Феолипт патриарх. Такие приключения, как мы не сомневаемся, возможны только на подмостках театра в какой-нибудь комедии. О третьем патриархе, своем же современнике Пахомии II, тот же Иерофей рассказывает следующее. Иеромонах по имени Пахомий при содействии турок захотел стать архиереем Терновским, но последовала неудача. Мало того, Иеремия, тогдашний патриарх, изгнал его из Кесарии. Читатель совершенно не поймет, какая связь между этими фактами; но это и не удивительно: в этих словах Иерофея биография Пахомия, неизвестно для какой цели, извращена до последней возможности. Об этом же Пахомии Иерофей утверждает, что он был человек совсем неграмотный и в доказательство приводит суждение турок, которые будто бы убедились, что патриарх (в это время Пахомий был патриархом) не умеет читать сочинений Фомы Аквината (!!). Вообще, ту часть «Истории» Иерофея, какую мы теперь анализируем, правильнее было бы назвать не историческим повествованием, а карикатурой на патриархию конца XVI в., и притом карикатурой очень аляповатой. По-видимому, Иерофей выделяет из числа других патриархов своего времени Иеремию II и считает его достойным лицом; но и тут нельзя не замечать тенденции автора чернить Константинопольских патриархов. Об Иеремии он говорит, что он не был человеком, имевшим навык в монашеском деле, а это, конечно, не похвала в устах Иерофея; далее он дает знать, что Иеремия против своей совести и церковных правил дал Митрофану священническое место и т. д. Вообще, и Иеремия (Транос) не особенно светел выходит из-под пера митрополита Монемвасийского. Собственно единственное лицо, заслуживающее всякой похвалы, - по разумению нашего автора - это он сам. В своем историческом труде, описывая рассматриваемые нами времена, Иерофей без малейшей церемонии называет себя человеком «весьма хорошим, ученым и просвещенным». Удивительный писатель! Дальше, он многократно указывает: что ни скажет он сам при каком-нибудь случае, являясь действующим лицом, или что ни сделает, - все это было чрезвычайно умно, кстати, дельно и таким признаваемо было другими. Главная фигура разбираемой части «Истории» Иерофея, без сомнения, сам Иерофей. Вот каков историк Иерофей Монемвасийский. При таких особенностях рассматриваемой части труда этого писателя нужна великая осторожность, чтобы не дал нам Иерофей вместо хлеба камень. Самым благоразумным делом было бы и вовсе не пользоваться Иерофеем при изучении вышеуказанных четырех патриархов; но беда в том, что о многом из этой эпохи митрополит Монемвасийский - единственный источник, а потому игнорировать его невозможно. Сумеем ли мы воспользоваться Иерофеем, избежав допускаемой им фальши и преувеличений, - решение этого вопроса следует предоставить другим. Наша забота главным образом будет обращена на то, чтобы как можно поменьше одолжаться Иерофею. [Воспользуемся случаем сделать здесь следующее замечание. Ученый Сафа, доказывая принадлежность рассматриваемой нами «Истории Дорофея» Иерофею (см. «Обзор источников»), выпустил из внимания одно место в этом труде, окончательно решающее вопрос в том смысле, как решает его Сафа. Автор «Истории» раз говорит, что Иерофея Монемвасийского и Феолипта Филиппопольского обвинили в преступлении «против султанского величества», и, описывая затем судебный процесс, он же выражается так: «Мы же (ήμείς) сказали» по поводу указанного обвинения, - выражается, очевидно, отождествляя себя с Иерофеем (Σ. 451 / / Σάθας. Παράρτημα. Σ. 13). Сафа почему-то не пользуется этим сильным аргументом.]
