Реза Аслан - Zealot. Иисус: биография фанатика
Но настоящим отличием Симона от остальных вождей восстания было то, что он с самого начала беззастенчиво провозгласил себя мессией и царем. Как раньше Менахем, Симон надел на себя царскую одежду и прошествовал по городу, как спаситель. Он объявил себя «хозяином Иерусалима» и использовал свой статус помазанника Божьего для того, чтобы хватать и казнить знатных иудеев, которых подозревал в измене. В результате Симона бар Гиору признали верховным вождем всего восстания, распавшегося на группировки, и это было очень вовремя, поскольку не успел Симон укрепить свою власть над остальными мятежниками, как перед городскими воротами появился Тите четырьмя римскими легионами и потребовал немедленной сдачи города.
В одно мгновение вражда и раскол между иудеями уступили место поспешным приготовлениям к грозящей атаке римлян. Но Тит не торопился нападать. Вместо этого он приказал своим людям построить вокруг Иерусалима каменную стену, заперев всех восставших внутри и отрезав им доступ к провизии и воде. Затем он разбил лагерь на Масличной горе, откуда мог беспрепятственно наблюдать за городским населением, медленно умирающим от голода.
А голод был страшным. Люди вымирали целыми домами и семействами. Переулки были завалены телами: не было ни места, ни сил, чтобы похоронить их надлежащим образом. Жители ползали по сточным канавам в поисках еды, ели коровий навоз и сухую траву, срезали и жевали кожу с ремней и обуви. Были сообщения о людях, которые опустились до поедания мяса с трупов. Тех, кто пытался бежать из города, хватали и распинали на Масличной горе в назидание остальным.
Титу было достаточно просто подождать, пока население вымрет само. Ему даже не нужно было доставать меч из ножен, чтобы положить конец восстанию. Но не эту задачу ставил перед ним отец. Он должен был не привести иудеев к покорности с помощью голода, а полностью освободить от них ту землю, на которую они претендовали как на собственность. Поэтому в конце апреля 70 г. н. э., когда по городу разгуливала смерть, а люди сотнями умирали от голода и жажды, Тит приказал трубить сбор и повел легионы на штурм Иерусалима.
Римляне соорудили валы вдоль стен верхнего города и начали обстреливать восставших из метательных орудий. Они изготовили массивный стенобитный таран, который легко пробил первую стену, окружавшую Иерусалим. Когда восставшие отступили за внутреннюю стену, ее тоже пробили, а ворота подожгли. Когда пожар утих, перед солдатами Тита лежал беззащитный город.
Римляне нападали на всех — на мужчин, женщин и детей, на бедных и богатых, на тех, кто присоединился к восстанию, и на тех, кто сохранял верность Риму, на аристократов и священников. Различий для них не существовало. Они жгли все вокруг. Весь город пылал. Гул пламени мешался с предсмертными криками, когда римские солдаты шли по верхнему и нижнему городу, усыпая улицы телами убитых, проливая реки крови, буквально перелезая через горы трупов в погоне за мятежниками, пока, наконец, перед ними не показался Храм. Римляне подожгли все сооружение вместе с последними восставшими, которые укрылись во внутреннем дворе и оказались в ловушке. Залитая кровью Храмовая гора пылала от самого основания. Пламя охватило Святое святых, жилище Бога Израиля, и священная постройка осыпалась на землю грудой пепла и золы. Когда огонь, наконец, отступил, Тит отдал приказ сровнять остатки города с землей, чтобы будущие поколения забыли даже само имя «Иерусалим».
Тысячи людей погибли, но Симон, сын Гиоры, был схвачен живым. Его нужно было отправить в цепях в Рим для триумфа, который Веспасиан обещал своему народу. Вместе с Симоном в столицу были отправлены священные сокровища Храма: золотой стол и хлеба, которые приносились Богу, золотой светильник с семью стволами — Менора, курильницы для благовоний и чаши, трубы и священные сосуды. Все это торжественно пронесли по улицам Рима, а Веспасиан и Тит, увенчанные лавром и одетые в пурпур, наблюдали за процессией. В самом конце процессии несли Тору, главный символ иудейской религии.
Замысел Веспасиана трудно не понять: это была победа не над людьми, а над их Богом. Разгромлена была не Иудея, а иудаизм. Тит публично представил разрушение Иерусалима как акт благочестия и приношение римским богам. Не он сам выполнил эту задачу, заявлял Тит. Он просто дал свое оружие богу, который продемонстрировал свой гнев богу иудеев.
Примечательно, что Веспасиан предпочел отказаться от обычной практики evocatio, когда культ бога побежденного народа переносился в Рим. Иудеям не только запретили восстанавливать свой Храм, хотя такое право империя предоставляла практически всем покоренным народам; отныне им предстояло платить по две драхмы в год (именно такое количество шекелей прежде платил иерусалимскому Храму каждый иудей мужского пола) в качестве налога на перестройку храма Юпитера, который случайно сгорел во время гражданской войны в Риме. Все иудеи, независимо от места их проживания в империи, независимо от того, насколько верны они были Риму, участвовали в восстании или нет, — все иудеи, включая женщин и детей, теперь должны были платить деньги на содержание главного языческого святилища в Риме.
С этого времени иудаизм больше не считался религией, достойной уважения. Иудеи стали вечными врагами Рима. Хотя массовое переселение людей никогда не было частью римской политики, римляне изгнали всех уцелевших иудеев из Иерусалима и его окрестностей, со временем дали городу новое имя, Элия Капитолина, и поставили провинцию под прямое управление императора. Вся Палестина стала личной собственностью Веспасиана, а римляне стремились создать впечатление, словно в Иерусалиме никогда не было никаких иудеев. К 135 г. н. э. само название «Иерусалим» исчезло из всех официальных римских документов.
Для тех иудеев, которые пережили кровавую бойню — для тех оборванных и изголодавшихся людей, спрятавшихся под обломками стен и в ужасе смотревших на то, как римские солдаты справляют нужду на дымящиеся угли Божьего Дома, — было совершенно ясно, на ком лежит вина за смерть и разорение. Конечно, это не Господь Саваоф наслал на священный город такие бедствия. Нет. Это были lestai, разбойники и мятежники, зелоты и сикарии, проповедовавшие независимость от Рима, так называемые пророки и лже-мессии, обещавшие спасение взамен на верность и рвение. Только они были виноваты в нападении римлян. Они были теми, кого оставил Бог.
В последующие годы иудеи будут стараться как можно больше отстраниться от того революционного идеализма, который привел к войне с Римом. В то же время они не оставят своих апокалиптических чаяний. Напротив, в следующем столетии наступит расцвет жанра апокалипсиса, в котором отразится все та же надежда на божественное вмешательство и освобождение от римского господства. Живучая вера в приход мессии в 132 г. н. э. даже приведет к непродолжительной второй Иудейской войне против Рима, на сей раз под руководством Симона бар Кохбы. Однако в основной своей массе учителя II века, побуждаемые обстоятельствами и страхом перед возмездием со стороны Рима, будут разрабатывать другое толкование иудаизма, в котором будут старательно избегать любых национальных идей. Они начнут говорить о Святой Земле в более абстрактных терминах, развивая учение о мессии, лишенное явных политических целей, точно так же как в жизни каждого законопослушного иудея благочестивые дела и изучение Закона отныне займут место храмовых жертвоприношений.
Но все это — дело далекого будущего. В тот день — день, когда избитые и окровавленные остатки древнего израильского народа были оторваны от своих домов, Храма, Бога и насильно отправлены из Земли Обетованной в страну язычников и идолопоклонников — никто не сомневался в том, что тому миру, который существовал раньше, наступил конец.
Тем временем, в торжествующем Риме, вскоре после того как Храм был осквернен, люди рассеяны по земле, а иудаизм стал религией-парией, некто по имени Иоанн Марк взялся за перо и написал первые слова первого евангелия о мессии по имени Иисус из Назарета. Он написал их не на древнееврейском языке, на котором говорил Бог, и не на арамейском, на котором говорил Иисус, а на греческом, на котором говорили язычники. На языке нечистых. На языке победителей:
«Начало Евангелия Иисуса Христа».
ЧАСТЬ II
Дух Господа Бога на Мне,
ибо Господь помазал Меня
благовествовать нищим,
послал меня исцелять сокрушенных сердцем,
проповедовать пленным освобождение
и узникам открытие темницы,
проповедовать лето Господне
благоприятное
и день мщения Бога нашего.
Ис. 61, 1–2Пролог
Ревность по доме Твоем
Среди всех сюжетов из жизни Иисуса из Назарета есть один, который лучше, чем любое иное слово или деяние, показывает, кем был Иисус и какой смысл он вкладывал в свои слова. Этому эпизоду посвящены бесчисленные пьесы, фильмы, картины и воскресные проповеди. Он относится к числу тех немногих событий из жизни Иисуса, о котором свидетельствуют все четыре канонических евангелия, от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, что само по себе говорит в пользу его историчности. Однако все четыре евангелиста описали данный эпизод довольно буднично, почти что мимоходом, словно они не знали о его подлинном смысле или, что более вероятно, сознательно умаляли значение события, радикальный подтекст которого был бы немедленно понят любым очевидцем. Этот момент из недолгой жизни Иисуса настолько красноречив, что его одного было бы достаточно для понимания его миссии, его теологии, его политических взглядов, его взаимоотношений с иудейскими властями и иудаизмом в целом, а также его отношения к римскому завоеванию Иудеи. Прежде всего, этот единичный случай объясняет, как простолюдин из Галилеи превратился в такую серьезную угрозу для установленного порядка, что его пришлось выслеживать, брать под стражу, истязать и казнить.
