Михаил Назаров - Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"
94
«Пристав Красовский до службы по полиции в Киевской губернии служил становым приставом в различных уездах Черниговской губернии, каковую службу ему пришлось оставить благодаря массе возникших против него дел о растрате, взысканнных им с разных лиц денег в уплату разных повинностей… По Киевскому губернскому управлению за текущий год [1911] за ним числится 22 дела по разного рода жалобам на незаконные его действия» (ГАРФ.Ф. 102. Инспекционный отдел. Оп. 224. Д. 4. Том II. Л. 5). – Ред.
95
Красовский попытался представить невинным предложение, сделанное Чеберяковой в Харькове, однако этим он опровергает утверждения Бразуля и Марголина, что якобы не было никакого разговора о вознаграждении Чеберяковой и о помощи ей в последующем отъезде. Это ставит под сомнение и все прочие их утверждения. Красовский давно уже "работал" на еврейскую сторону, что исключает возможность его предвзятости в ее отношении. Что могло побудить Красовского дать это показание, столь компрометирующее его работодателей? Можно увидеть в этом заслугу следователя по особо важным делам Машкевича, присланного из Петербурга. Опытный следователь, имея дело с подозрительным субъектом, которому есть что скрывать, вполне может заставить его проболтаться. – И.Г.
96
Заключение, для полицейского чина несколько поспешное. Многие свидетели в деле Бейлиса отказывались много говорить (например, Шаховской: «Мне свет милее»), явно подвергаясь давлению "заинтересованной стороны" или опасаясь неприятных последствий. В семье Чеберяковых также было известно, что показывать "против жидов" может стать опасным. Смерть двоих детей, скорее всего вследствие отравления, – явное тому свидетельство. Мы бы не обратили особого внимания на эту "поспешность" Кириченко в возведении обвинения на Чеберякову, если бы в воспоминаниях Марголина, опубликованных в 1926 г. в США, эти показания не квалифицировались как "важнейшие и ценнейшие", имевшие также "громадное значение" для дела защиты. – И.Г.
97
Значит, дети Чеберяковых в день убийства Андрюши были дома; защита впоследствии будет утверждать, что их в этот день «услали к бабушке», поскольку трудно поверить, чтобы убийство совершалось на глазах у собственных детей. – И.Г.
98
По рассказу "неизвестной женщины", подслушанному Репецкой и затем рассказанному Пимоненковой, сын этой "неизвестной", то есть "третий мальчик", присутствовавший при "ссоре Жени с Андрюшей", остался вместе с Андрюшей на улице, в то время как Женя побежал домой и "рассказал матери о том, что ему рассказывал Андрюша". Спрашивается, кто мог знать, что Женя рассказывал матери, если оба других мальчика остались на улице (см. выше с. 240: «Женя пошел домой, а те остались»)?
"Заинтересованная сторона", выкрадывавшая из суда материалы следствия, видимо, обратила внимание на эту неувязку и соответствующим образом проинструктировала Пимоненкову, которая впоследствии, на допросе в зале суда (см. с. 259) уже показала, что «Женя с этим мальчиком побежали домой», то есть к Чеберяковым, где этот мальчик, «стоя за дверью», слышал, как «два господина» решили «убрать Андрюшу». В зале суда эти неувязки остались незамеченными. – И.Г.
99
Заявления подавал, как известно, Бразуль-Брушковский, а о "прокламациях" ничего, кроме слухов, очевидно, распространявшихся "заинтересованной стороной", выяснено не было. – И.Г.
Поднимать на суде вопрос о прокламациях, видимо, входило в функцию защитника Бейлиса Зарудного, который всякий раз, как только близко подходили к обсуждению участия евреев в убийстве, пытался увести внимание присяжных заседателей в сторону – на прокламации и погромы. На этот маневр неоднократно обращали внимание поверенные гражданской истицы. – Ред.
100
Другими словами, версия о "прутиках", о которых раньше ничего не было известно, всплыла вдруг более чем через год после убийства Ющинского. – И.Г.
101
Как можно видеть, похвалы Марголина в его книге по адресу Кириченко и "громадной важности" его показаний представляются несколько преувеличенными. Какой-либо существенной помощи защите он не оказал. – И.Г.
102
Файвель Шнеерсон в показаниях на суде притворился, что «не знает» этого (см. с. 107-108, 110-111). – Ред.
103
Хаим-Борух Дубовик проживал на другом конце территории кирпичного завода, на Кирилловской улице, рядом с еврейской больницей, при которой была тайно построена синагога, освящавшаяся специально для этого приехавшими раввинами, которых дети Чеберяковы видели в квартире Бейлиса. – И.Г.
104
В книге Замысловского "Убийство Андрюши Ющинского" (с. 133) дается продолжение ответа Сингаевского: «Не говорил. Я никогда и не видал такой головы, да мне этого и не выговорить». Это не единственное расхождение в текстах. Скорее всего, Стенографический отчет, изданный по данным газеты "Киевская мысль", содержит не полный и не точный отчет, не отражающий реально сказанное участниками процесса. – Ред.
105
Итак, оба вора (третий умер) – якобы убийцы Ющинского – в квартире Чеберяк (якобы, место убийства) не бывали, а один из них ее даже и не знал в лицо. Следствием не было установлено ничего, что могло бы опровергнуть эти утверждения Сингаевского и Рудзинского. Защита даже не пыталась их показаний поколебать, очевидно, зная, что "убийство ворами на квартире Чеберяк" – не что иное, как довольно неуклюжая выдумка с единственной целью отвести подозрение от евреев. – И.Г.
106
Эпизод явно выдуман взрослыми с точки зрения предполагаемой ими "мальчишеской" психологии: ничтожный повод ("прутик") – и сразу столь серьезные угрозы обоих! Кроме того: "ночной сторож" мог подслушать ссору на улице, но откуда он мог знать, что Андрюша пришел к Чеберяковым рано утром и как они оказались на улице рядом с ним, сторожем: не наблюдал же он с раннего утра за домом Чеберяковых? Сочинители этой истории, зная из выкраденных ими следственных материалов (см. "Воспоминания" Маховера) о найденной у Чеберяковых "несгораемой кассе" (не обязательно, однако, украденной – это установлено не было), немедленно снабдили подученную ими лжесвидетельницу "правдоподобной" деталью; однако об Андрюше было установлено с полной достоверностью, что в дом к Чеберяковым он вообще не заходил, а следовательно, о кассе не мог иметь понятия. – И.Г.
107
Это уже подправленное показание: полицейскому Кириченко та же Пимоненко сначала показала (см. ранее с. 240, 242), что Женя пошел домой, а те (то есть Андрюша и "третий мальчик") остались на улице, и тогда, разумеется, никто не мог бы знать, что Женя делал дальше и говорил ли он что-либо матери. – И.Г.
108
Два "господина" – воры из "шайки Чеберяк", решают убить ребенка (за что грозило 20 лет каторги), чтобы не открылось хранение краденого (за что в худшем случае грозило полгода тюрьмы) – возможно ли такое в преступной среде? Все это якобы происходило в день убийства, 12 марта 1911 года. Известно, что Андрюша позавтракал дома в 6 часов утра и был убит (установлено по остаткам пищи в желудке) между 9 и 10 часами утра. На дорогу на Лукьяновку из Слободки (8 верст) ему нужно было не менее полутора часов: ранее половины восьмого он не мог быть у дома Чеберяковых. Пока к нему вышел Женя, пока они куда-то пошли, пока вырезали "прутики", пока "ссорились", а Женя потом вернулся домой – не могло пройти менее часа. Значит, по этой версии самому Андрюше надо было сразу прийти к Чеберяковым (это после "ссоры"-то!), чтобы его именно там убили. – И.Г.
109
Сочинители этой истории пропустили одну необходимую деталь: "третий мальчик", испугавшись и убежав от Чеберяков, непременно должен был вернуться к водозаборному крану и доложить о слышанном (а сторож непременно должен был там его дожидаться!) – иначе о разговоре Веры Чеберяковой с двумя "господами" никто не мог бы знать. Удивительно, что об этом напоминает адвокат защиты Бейлиса. – И.Г.
110
Непонятно, почему после предыдущих ответов неожиданно возникает еще одно передаточное звено: оказывается, сторож слышал не от "третьего мальчика", а от "водопроводчика". – Ред.
111
Как пример распространения подобных слухов, приведем заметку из петербургской кадетской газеты "Речь" (30 июня 1911 г.): «Расследование убийства Ющинского, доведенное, казалось, до конца, вновь приостанавливается… Создается новая версия объяснения преступления, согласно которой покойный Ющинский был продан родными цыганам, бывшим, действительно, во время его убийства в Киеве, с целью приспособить его к нищенству. Убитый Ющинский – мальчик очень развитый и упрямый, – оказывал сопротивление цыганам, пытавшимся его уродовать. Цыгане, опасаясь преследования, прикончили его». – Ред.
