А. Перроа - Святой Игнатий Лойола
Кончилось разбором дела и судебным приговором.
Незлобивость и милосердие Святого привели ко второму обращению — начальника папской почты, который вскоре стал другом того, на кого он возводил хулу…
К чести Рима, дело Святого Игнатия развивалось с удивительным успехом.
С чувством глубокого удивления взираем мы на этого человека, привыкшего общаться с Папами и великими мира сего и тем не менее всегда остававшегося смиренным пастырем, который, выходя на поиски одной заблудшей овцы, не колеблясь, временно покидал верных овец своих…
*
Привлекает внимание и другое дело святого — основание домов для обращаемых Дело это связано с еще одним апостольством Игнатия, которое Бог осенил особой благодатью.
Как мы знаем, Игнатий мечтал работать в Палестине — обратить в христианство мусульман и евреев. Он не мог непосредственно осуществить это намерение; поэтому он основал в Риме дом для обращаемых, в которых он и сыны его начали преподавать катехизис мусульманам и евреям.
Налаженное дело он поручил (на свое несчастье) настоятелю прихода Святого Иоанна, что на Малом рынке, дону Джованни де Терано.
В булле, данной Павлом III по случаю основания этого дома, оно названо архибратством (высокая честь для основателя!) и поставлено над всеми домами для обращенных — настоящими и будущими.
Папа утвердил выбор дона Джованни и, кроме того, в помощь ему назначил еще двенадцать священников.
Однако настоятель прихода был недоволен этими назначениями и не успокоился до тех пор, пока Папа не заменил их двенадцатью мирянами.
Дон Джованни почувствовал себя свободнее. И все же один пункт не давал ему покоя: согласно булле, обращаемые поручались членам Общества Иисуса. Как избавиться от них? Единственный выход: подорвать доверие Папы к Обществу Иисуса.
С этой целью он направил Павлу III длинное «осведомляющее» послание.
Приведем лишь некоторые содержащиеся в этом доносе ложные обвинения:
— Общество Иисуса. — пишет он Павлу III, — сборище лицемерных преступников.
— Они привлекают в свой храм Божьей Матери делла Страда множество людей. Темный люд пьет яд, не замечая того. Если не будут приняты энергичные меры, кафолической вере в Риме грозит гибель.
— Сегодня много тех, кто притязает быть евангельскими сеятелями, однако сеют они одни плевелы. Члены Общества Иисуса из их числа.
— Расспросите перебежчиков из Ордена. От них можно узнать, что творится в Обществе!
— Один из них ушел, чтобы сохранить веру в Кафолическую Церковь.
Другой — из-за притеснений, коим он подвергался вследствие отказа раскрыть Игнатию тайну исповеди.
— Я старался, Святейший Отче, предостеречь Игнатия. Ничего не помогло. Стало еще хуже. Разве он не подвергался три или четыре раза тюремному заключению?
Таковы некоторые из клеветнических выдумок, изобретенных Доном Джованни.
Господь Бог восстановил справедливость. Джованни был разоблачен и отдан под суд. Он был осужден на пожизненное заключение, которое было заменено ссылкой.
Однако друзья Джованни продолжали возводить обвинения на Общество Иисуса и требовали от Инквизиции суда над Игнатием. Игнатий в этой буре оставался спокойнее, чем когда-либо. Он говорил сынам своим: «Бог прилагает печать Своего одобрения к нашим уставам и нашей жизни».
Из рассказов самого Игнатия мы знаем, что после обращения наибольшие озарения он получил через содержащиеся в Евангелии Заповеди Блаженства, и прежде всего через ту, в которой говорится о преследованиях.
Быть преследуемым — вот то положение, которое ему наиболее подходил.
И если Евангельские чтения Блаженств были его любимым чтением, то хочется думать, что апостольское чтение, которое он читал с наибольшею радостью во время обедни, было то место из Послания апостола Павла, где он говорит своему ученику Тимофею о преследованиях.
Игнатий, конечно, не предполагал, что в будущем это Послание станут читать на обедне в честь его праздника, 31 июля.
«Помни Господа Иисуса Христа… воскресшего из мертвых, по благовествованию моему, за которое я страдаю даже до уз, как злодей… А ты последовал мне в учении… в гонениях, страданиях, постигших меня в Антиохии, Иконии, Листрах; каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь, Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 2,8–9,3,10–12).
И действительно, Игнатий так любил своих сынов, что однажды написал тем, кто работали в миссиях; «Я хотел бы знать, сколько укусов насекомых вы получаете, чтобы страдать вместе с вами». Но никогда он не жалел тех из них, кто подвергался преследованиям.
Он исполнялся вели ей радости, когда разражалась гроза! Душа его трепетала от ликования.
Глава XXII Он умер в одиночестве
Удивительной и странной была смерть этого человека! Как и вся его жизнь, она порождает чувство величайшего удивления…
За исключением первых двадцати лет, протекших в обычных для молодых людей его круга условиях, вся остальная его жизнь до самой смерти полна неисследимого и неисповедимого.
Это неисповедимое началось с его обращения. И не будем тщится понять. Он и мы живем в разных мирах. Создатель картины, раскрывающейся перед нами, мыслит по-иному, говорит на ином языке.
Поэтому отдельные эпизоды этой жизни сменяются, на первый взгляд, без логической последовательности. Все превосходит нас или возвышенностью, или приниженностью.
Подчас это нас коробит. Так, рыцарь, стоящий на ночной страже в честь Приснодевы, несколькими часами позже становится «человеком в мешке» из Манрезы.
Не будем стараться понять, почему в течение многих месяцев он пребывал на берегах Кардонера. Да и знал ли это он сам? И когда у него желание идти в Иерусалим, знал ли он, что он будет там делать? И тем не менее он идет в Барселону, направляется оттуда в Святую Землю, остается там три недели и возвращается обратно в Барселону.
Вначале он просит у францисканского провинциала позволения умереть у Гроба Господня, а затем, неожиданно, тридцати с лишним лет, начинает зубрить латинские склонения, изучает высшие науки в Алкале, продолжает их изучение в Саламанке, и вдруг — новая неожиданность — в Париже он, неизвестно почему, решает все начать заново. Остается здесь семь лет, окружает себя шестью студентами, которые проходят его духовную школу и достигают подлинной святости.
Монмартр, 15 августа. В тот день они принесли странный обет: если смогут - они отправятся в Святую Землю. И вот, побираясь, они грядут в Венецию, где будут ожидать призрачный корабль, который должен привезти их на родину Господа. Но из-за разразившейся войны с Турцией корабль этот так и не смог отойти, и они должны были побрести из Венеции в Рим.
Вот они у ног Папы… Какой у них план? Они знают, что хотят служить Богу, но не ведают, где и как…
И неожиданно они решают совершить то, что до сих пор отклоняли-. объединиться в иноческой жизни. И если бы эта иноческая жизнь основывалась на традиционных формах… Нет, она будет «всецело» новой.
Так, они дают обет, который никогда еще не давался, — обет послушания Папе; выбирают для своей новой общины никем и ничем не предвиденное имя — называют ее Обществом Иисуса. Странное дело, новый Орден растете поразительной быстротой.
Кажется, что Бог послал Игнатия лишь для основания Общества Иисуса, ибо он покидает этот мир в возрасте шестидесяти трех лет, в возрасте, который обещает еще долгие годы работы…
30 июля, удержанный в постели усталостью, которая вовсе не казалась опасною, он зовет своего секретаря, отца Поланко: «Пойдите, — говорит он ему, — попросите благословение Папы». Очевидно, Бог предупредил Игнатия о скорой кончине. Позвали врача, который не нашел никаких тревожных признаков. Успокоенный Поланко спросил Игнатия: «Должен ли я идти к Папе сегодня же? — «Чем скорее вы пойдете, — ответил он, — тем лучше. Впрочем, делайте, как знаете».
Поланко возвращается к своей работе. Вечером, в девять часов, он присутствует с другим отцом за ужином у Игнатия. Разговор простой, сердечный, как обычно. Говорят и о делах. Оба отца ушли без всякого беспокойства- Ходивший за Игнатием брат милосердия не отметил чего-либо особенного Игнатий начал молиться. После полуночи из груди его вырвался возглас: «Ах! Боже мой!» — и Игнатий замолк.
На следующий день, 31 июля, один из отцов вошел в его комнату… Все было кончено. Он ушел без соборования, без отпущения грехов, без благословения Папы, не простившись со своими сынами…
Но, и умерев, он продолжал изумлять других.
И разве мы не имеем права предполагать, что у Господа он просил возможности уйти из жизни земной именно так, без шума, без причинения беспокойства, в единении с Богом, Которого он так любил… «Оставьте тварь с ее Творцом», — писал он в Духовных Упражнениях.
