Мэтью Альпер - Бог и мозг: Научное объяснение Бога, религиозности и духовности
Итак, Бог — это слово, которое, подобно всем словам, зародилось в процессе работы человеческого мозга. До того как появились люди, никаких слов не существовало. Наряду с идеей Бога слова возникли вместе с человеком как видом. Итак, если природа мозга строго биологическая, а слово «Бог» зародилось именно в этом органе, тогда, возможно, идея Бога каким-то образом неразрывно связана с нашей биологической природой. А если идея Бога — продукт присущего нашему виду когнитивного процесса, проявление «духовного» режима свойственного нам восприятия? Неужели решение проблемы существования Бога все-таки находится не «где-то там», а запрятано в каком-нибудь укромном уголке человеческого мозга?
Единственное, что я могу хоть с какой-то степенью эмпирической определенности сказать о Боге, — что Бог слово, которое, подобно всем словам, зародилось в человеческом мозге. Это означает, что единственный факт, касающийся природы существования Бога, которым я располагаю, — не следствие восприятия внешнего мира, того, что находится «где-то там», а скорее нечто, исходящее изнутри, а конкретно — результат работы моего физического органа, мозга, и не только моего, но и мозга почти всех остальных людей, представителей всевозможных культур вплоть до начала истории человека как вида.
Решая, как лучше воспользоваться этим понятием, я вспомнил позицию, которой придерживается наука: если некое поведение является универсальным для любого данного вида (или, в случае с людьми, для всех культур), то скорее всего оно представляет собой неотъемлемую характеристику этого вида, то есть генетически наследуемую черту. Представители всех человеческих культур говорят на каком-либо языке, все размножаются и аналогично во всех культурах практикуют религию, ассоциирующуюся с верой в ту или иную форму духовной реальности. В таком случае означает ли это, что наше восприятие духовной сферы, сферы Бога, также представляет собой следствие генетически наследуемой черты? И если да, то как это можно доказать?
6. Универсальные модели поведения, или Человек — тоже животное
«Я рассмотрю людские поступки и стремления, как если бы речь шла о линиях, плоскостях, твердых телах».
Бенедикт (Барух) Спиноза«Предметы для изучения людей надлежит искать поблизости, а изучать человека следует издалека».
Жан-Жак РуссоЛюбая физическая характеристика, присущая всем особям конкретного вида, скорее всего представляет собой генетически наследуемую черту. Например, поскольку у всех бабочек-монархов цветной узор на крыльях одинаков, можно предположить, что их специфическая окраска и рисунок «записаны» где-то в генетической программе — в генах бабочек. Как еще объяснить единообразие крыльев монарха? Верится ли нам, что все эти бабочки приобрели один и тот же замысловатый рисунок в результате какого-то масштабного совпадения, как если бы монархи могли появляться на свет с любым сочетанием цветов и рисунков на крыльях, и лишь по чистой случайности вышло так, что все они оказались одинаковыми? Едва ли! Одинаковый рисунок и сочетание цветов на крыльях монарха — такое же «совпадение», как жабры у всех рыб или вибриссы у всех кошек. По-видимому, уникальная окраска монарха — следствие информации, зашифрованной в генах этого вида.
То же самое можно сказать о любой всеобщей характеристике какого-либо вида. Что бы мы ни обсуждали — крылья бабочки, хвост крысы или мозг человека, — все перечисленное представляет собой физические характеристики, возникающие в результате хранения информации в генах того или иного вида. Следовательно, можно сказать, что, как правило, для каждой физической характеристики, общей для всех представителей данного вида, должен существовать ген, отвечающий за появление этой характеристики.
Это правило применимо не только к универсальным физическим особенностям, но и к универсальным функциям. К примеру, у всех людей растут волосы. Тот факт, что рост волос является универсальной характеристикой нашего вида, подразумевает, что он должен быть генетически наследуемой чертой. Так как рост волос — это функция, она свидетельствует о том, что наш вид наделен неким специфическим набором генов, приказывающих нашим развивающимся телам наладить работу определенных физиологических областей, механизмов, обуславливающих рост волос. В данном конкретном случае такими областями являются наши волосяные фолликулы. Если только мы не убеждены, что волосы волшебным образом вырастают прямо из кожи, нам остается признать необходимость существования физиологического механизма, отвечающего за рост волос.
Отсюда следует, что для каждой универсальной функции, будь то способность организма обонять, слышать, видеть, дышать, потреблять, переваривать, воспроизводиться и т. п., справедливы два момента: во-первых, для каждой наследственной функции должна существовать специфическая физиологическая область или набор областей, в которых осуществляется эта функция, и, во-вторых, должен существовать некий фундаментальный ген или набор генов, отвечающий за возникновение физиологических областей, выполняющих данную функцию.
Согласно науке социобиологии вышеизложенный принцип также применяется к универсальному поведению. Для примера возьмем движения планарии — существа, принадлежащего к типу плоских червей (платигельминтов). У планарий нет головного мозга, зато имеются несколько продольных нервных тяжей, проходящих по всей длине их крохотного тельца до головы, где эти немногочисленные нервы сходятся. Это скопление нервов называется не мозгом, а головным ганглием и представляет собой сравнительно примитивную центральную нервную систему.
У каждой планарии выражена склонность маневрировать так, чтобы голова всегда была обращена в направлении источника света — это явление называется «фототаксис». Поскольку специфическое фототаксическое поведение свойственно всем планариям, значит, оно представляет собой универсальную характеристику вида.
Аналогично узору на крыльях бабочки-монарха есть три возможных причины, по которым все планарии реагируют на свет именно так, а не иначе. Первая: все планарии поворачиваются к свету потому, что их научили поступать так другие представители того же вида. Другими словами, фототаксис может быть поведением, приобретенным в процессе обучения. Недостаток этого объяснения в следующем: если изолировать единственную планарию от всех остальных с момента ее зачатия, дать ей возможность развиться, а потом поместить в пространство, в одном конце которого находится источник света, она неизменно будет поворачиваться в этом направлении, своим видом свидетельствуя, что фототаксическому поведению совсем не обязательно учиться.
Вторая возможная причина ориентации всех планарий в направлении света — их желание так поступать, то есть они поворачиваются, демонстрируя акт свободной воли. Поскольку невозможно узнать, «мыслят» ли планарии, проверить правильность этого предположения не удастся. Тем не менее, если планариям хватает ума для принятия свободных и добровольных решений, какова вероятность, что все планарии до единой будут вести себя именно так, а не иначе, более того, принимать то же решение во всех случаях? Не разумнее ли будет предположить, что некоторые из них могли бы отворачиваться от света хотя бы изредка? Верится ли нам, что все планарии всегда демонстрируют одинаковую склонность в результате какого-то масштабного совпадения, как будто все особи вида действительно обладают свободной волей и когда-нибудь вдруг передумают и решат отвернуться от света? Опять-таки это чрезвычайно маловероятно. Стремление планарий всегда поворачиваться к свету наводит на мысль, что дело здесь не в свободе воли и не в совпадении.
Третья возможная причина фототаксической реакции всех планарий заключается в том, что эта реакция заложена в ганглии планарий, где существуют генетически унаследованные нервные связи, побуждающие все особи реагировать на свет определенным образом. Значит, фототаксическое поведение — это генетически наследуемый рефлекс.
Так какой же из возможных причин нам верить? Поскольку две первых выглядят совершенно неправдоподобными, невозможно построить теорию строго путем исключения. Если мы хотим выдвинуть предположение, согласно которому планарии ориентируются на свет потому, что генетически запрограммированы на это, нам понадобится положительное подтверждение.
Планарии проявляют фототаксическую реакцию, постоянно перемещая тела, пока два световых рецептора (которые можно было бы назвать их глазами), расположенных в области головы, не оказываются в равной степени стимулированными. В ходе экспериментов с этим видом выяснилось, что «если поместить два источника света одинаковой яркости на небольшом расстоянии друг от друга и от планарии, она выберет промежуток между ними так, чтобы обеспечить обоим глазам одинаковую стимуляцию»{4}. Возможность вызывать движения планарии с таким постоянством подтверждает то, что фототаксис планарий — следствие физиологического рефлекса, а не свободной воли и не совпадения.
