Михаил Назаров - Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"
Поэтому профессору Троицкому, отрицавшему существование ритуальных убийств в ортодоксальном иудаизме, не оставалось ничего иного, как признать возможность существования таких убийств у каких-то мистических сект «по побуждению религиозного изуверства», с чем он «знаком очень мало… Я не имел тех актов, исторических документов, которые по этому вопросу... существуют в очень большом количестве». При этом он признал: «Допускаю даже убийства с целью издеваться над религией христиан, – я это допускаю; я допускаю это хотя бы и относительно младенца Гавриила [Белостокского]» [397]).
И другой эксперт защиты, профессор-священник Глаголев, занял на предварительном следствии такую же позицию: «Если бы факты пролития крови евреями с ритуальными целями и бывали, то источником их было бы не упорядоченное официально известное учение, а злостное суеверие и изуверство отдельных лиц» [398].
Третий религиозный эксперт защиты профессор Тихомиров, перед лицом фактов – неопровержимых цитат из Талмуда – был вынужден признать относительно предписаний об употреблении христианской крови: «Действительно, в Талмуде такой разнообразный материал, что кто хочет найти что-нибудь, – все найдет» [399].
Даже раввин Мазе, проявляя странную логику, заявил в связи с этим о еврейских религиозных книгах: «За литературу он [еврейский народ] совершенно не отвечает и ответственность с себя снимает… это дело всякого человека, чтить их [книги] или не чтить» [400] – кто же в таком случае отвечает за явные человеконенавистнические законы иудаизма?
При таких заявлениях экспертов не оставалось ничего иного и защитнику Бейлиса Маклакову, как признать в конце процесса: «Может быть, и были изуверы, они могли быть везде, могли быть и у евреев» [401], – но это вынужденное признание осталось лишь беглой оговоркой: еврейская сторона упорно настаивала на невозможности ритуальных убийств и существования изуверов в еврействе как таковом.
В частности, в коллективном "Заявлении раввинов России" было подчеркнуто: «С возмущением и негодованием мы отвергаем обвинение в существовании среди евреев секты или отдельных лиц, употребляющих христианскую кровь для ритуальных целей. Еврейский закон во всем его объеме, неизменный и неделимый, не имеет разновидностей. В еврействе нет сект; еврейская религия не дает и не могла дать почвы для кровавого изуверства. Хасиды... не составляют секты. У хасидов, как и у миснагидов, действует один и тот же закон; для них обязательны одни и те же, до мельчайших подробностей, религиозные предписания и обряды» [402]. Один из еврейских публицистов, настаивая, что хасиды – не секта, заявил: «Мы поэтому имеем перед собой альтернативу: или все евреи от малого до великого, все еврейство как таковое повинно в употреблении христианской крови, или никто – tertium non datur» [403].
Из такого солидарного упорства еврейства следует лишь один вывод, как его сделал тогда Л.А. Тихомиров в статье "Суд и толпа в деле Бейлиса": «Ни один народ, ни одно вероисповедание не протестует против права и обязанности следствия перебирать все гипотезы о причинах преступления. Одни евреи и их приверженцы позволяют себе абсурдное требование не допускать самого предположения о ритуальности убийства. Неужели они не понимают, что этим только бросают подозрение на евреев же?» [404].
Однако и эксперты с русской стороны согласно нормам судопроизводства (председатель суда порою запрещал даже цитирование Евангелия) не могли углубиться в анализ духовного смысла подобных ритуальных убийств. Экспертам было разрешено трактовать этот вопрос «лишь с точки зрения улик против Бейлиса». Поэтому они ограничились описанием и толкованием (иногда, возможно, спорным) различных деталей самого ритуала, и, с нашей точки зрения, не дали должного объяснения самой причины и цели таких ритуальных убийств в масштабе православного понимания противоборства мiровых сил добра и зла. (Видимо, исходя из таких ограничений судопроизводства, отвергающих доказательства «мистическим путем», Грузенберг и решился поставить "недоказуемый", с его точки зрения, вопрос о религиозных ритуальных убийствах – ведь главный вопрос тут, разъясняющий суть дела: для чего они нужны евреям?)
Тем не менее показания и дискуссия религиозных экспертов, несмотря на некоторую разноголосицу, – сами по себе стали важным содержательным итогом процесса. И потерпев явную неудачу в своем замысле юридически опровергнуть "ритуал", именно Грузенберг в последний день суда вытащил свой "запасной парашют", пытаясь уже устранить слова о «побуждениях религиозного изуверства» из вопроса, поставленного перед присяжными:
«В оглашенный вопрос включена ссылка на изуверские побуждения подсудимого... [Однако] в марте 1906 года ... – [формулировка] изуверское убийство – было отменено законом... таким образом, сделанная ссылка в вопросе на изуверское побуждение теперь законом не предусмотрена... Сенат разъяснил, что... в вопросе о событии преступления необходимо избегать малейшего указания на субъективные признаки. Чем же другим, как не субъективным признаком, который имеет отношение к автору преступления, но не к преступному деянию, можно назвать ссылку на религиозные побуждения» [405]. В этом заявлении Грузенберга очевидно признание им провала всего его замысла.
Юридический итог процесса, то есть решение присяжных, был явно сокрушительным для еврейства и представлял собою ту самую «общественную опасность» [406], против которой предупреждал присяжных защитник Бейлиса Карабчевский. Потому-то еврейство и приложило затем все силы, чтобы истолковать оправдание Бейлиса именно как требуемое "судебное доказательство отсутствия ритуальных убийств у евреев". Это была главная цель еврейства, и не оставалось ничего иного, как, вопреки фактам, утверждать ее впоследствии нахрапом, явочным порядком в виде поднятия некоего знамени "невинного и оправданного Бейлиса", в надежде на силу еврейских СМИ, а затем и на монополию "ученых-историков" наподобие Тагера и Самюэля.
Поэтому вчитаемся еще раз в текст первого вопроса, который присяжные сочли доказанным, и выделим в нем те признаки судебно установленного еврейского ритуального убийства (даже если оно прямо не названо таковым), которые изначально всполошили еврейство и которые оно так и не смогло сделать небывшими или нейтрализовать своей заказной "религиозной экспертизой":
«Доказано ли, что 12-го марта 1911 года в Киеве, на Лукьяновке, по Верхне-Юрковской улице, в одном из помещений кирпичного завода, принадлежащего еврейской хирургической больнице и находящегося в заведывании купца Марка Ионова Зайцева, тринадцатилетнему мальчику Андрею Ющинскому при зажатом рте были нанесены колющим орудием на теменной, затылочной, височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поранениями мозговой вены, артерий левого виска, шейных вен, давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до 5-ти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поранениями легких, печени, правой почки, сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения в своей совокупности числом 47, вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обезкровление тела и смерть его». – «Да, доказано» [407].
Второй вопрос гласил: «Если событие, описанное в первом вопросе, доказано, то виновен ли подсудимый... Бейлис, 39 лет, в том, что заранее задумав и согласившись с другими, не обнаруженными следствием лицами, из побуждений религиозного изуверства лишить жизни мальчика Андрея Ющинского..?» – «Нет, не виновен».
Другими словами, даже если вина лично Бейлиса не была доказана за недостатком улик (по сути на второй вопрос присяжные ответили: "не знаем", ибо их голоса разделились пополам – 6:6) [408] – «обвинение против всего еврейства» было подтверждено, ибо кто еще мог совершить убийство с такими признаками в указанном месте?
И можно предположить, каков мог бы быть ответ на второй вопрос, если бы вместо выбора "да или нет" по всей сложной совокупности содержания вопроса присяжным была предложена более тонкая градация степени причастности Бейлиса к этому преступлению (соучаствовал, способствовал и т.п.) или возможность его совершения «другими, не обнаруженными следствием лицам из побуждений религиозного изуверства».
Напомним также в связи с этим разъяснение судьи перед совещанием присяжных: «Если вы признаете, что это убийство было совершено на заводе Зайцева, то вы должны будете обсудить и то положение, могло ли быть это убийство совершено без участия Бейлиса» [409], который к тому же, согласно показаниям детей, утащил Андрюшу в заводские постройки и именно в этот момент прервалась его жизнь. Похоже, это очевидное обстоятельство причастности Бейлиса при ответе на второй вопрос учтено не было.
