А. Хабутдинов - Институты российского мусульманского сообщества в Волго-Уральском регионе
Муфтии не были противниками развития образования, но они не предпринимали решительных шагов в этом направлении, во многом из-за того что образование мусульман не входило в круг компетенции ОМДС. Ш. Марджани, а затем Р. Фахретдин выразили недовольство деятельностью муфтия С.-Г. Тевкелева из-за его неспособности провести какие-либо реформы. Вначале тот на словах поддержал проект светской школы, созданный Х. Фаизхани и Ш. Марджани, а затем фактически отказал им в помощи. В глазах Марджани и Фахретдина, муфтии С.-Г. Тевкелев и М. Султанов не выполняли функций лидеров мусульманской общины, ее защитников и просветителей[137]. Это создавало почву для действий миллета в защиту своих интересов помимо официального института ОМДС. Вместе с идеей выборности муфтия возникают проекты реформы собственно ОМДС. В 1863 г. ОМДС предложило стройный проект создания 65 округов, возглавляемых ахунами. Они приобретали контрольные функции в сферах семейного права, надзора за приходскими имамами, мектебами и медресе. Ахуны должны были представлять ежегодный отчет правлению ОМДС[138].
В противовес идеям улемов о передаче власти на местах в руки ахунов муфтий С.-Г. Тевкелев в 1867 г. представил проект «О правах магометан по вероисповеданию»[139]. Здесь он фактически выступает за превращение махалли в самодостаточную общину по образцу деревни государственных крестьян, созданную реформой графа Киселева 1837–1841 гг. и близкой ей реформой помещичьих крестьян 1861 г. Согласно проекту Тевкелева появляется должность назира. В проекте указывается, что «Всякий приход… избирает назира – попечителя мечети и молитвенного дома – сроком менее трех лет, главная обязанность которого заключается в попечении о средствах мечети и школы, ежели таковая при мечети существует, и попечении [о] благотворительных учреждениях прихода» (п. 13). «Состоящим при мечетях и молитвенных домах духовным лицам и назирам вменяется в обязанность: заведовать внутренним устройством и хозяйством мечетей, молитвенных домов, находящихся при них медресе, школ и благотворительных заведений, где они существуют, каковы богадельни [для] престарелых, сирот и увечных» (п. 14). Назиру «будет предоставлено собирать все рода добровольных приношений как для мечети, так для школ и для благотворительных учреждений, каковым пожертвованиям должен вести счет по каждому предмету отдельно, не смешивая пожертвования в пользу мечети с пожертвованиями на школу и на благотворительные учреждения. Назир же обязывается вести приходо-расходные книги всех вообще пожертвований, каковые счета ежемесячно должны быть засвидетельствованы и подписаны муллой и муэдзином» (п. 15). С.-Г. Тевкелев фактически стремится возродить традиции упраздненных башкирских кантонов, где кантонное начальство в лице сотских (1798–1838, 1863–1865) и деревенских начальников (1838–1863) было выше имамов и контролировало сферу собственности[140].
Фактически С.-Г. Тевкелев предлагает выстроить модель системы миллетов, опираясь не столько на власть лидера миллета, сколько на самоуправление махаллей. Тем самым религиозная община получила бы систему религиозных и благотворительных органов по типу османских имаретов. Глава османской городской организации, кади, был не только судьей, ответственным за исполнение законов шариата, но выполнял также финансовые, административные и гражданские обязанности. В османских городах абсолютное большинство земель принадлежало различным вакфам: «Институты, ответственные за обеспечение гражданских служб, такие как медресе, публичные бани, караван-сараи, дар уш-шифа (госпитали), тимархане (психиатрические больницы), табхане (помещения для выздоравливающих) и другие, занимавшиеся обеспечением таких служб инфраструктуры, как водоснабжение и канализация, финансировались имаретами (тип организации) и другими религиозными учреждениями. В немусульманских районах такие службы обеспечивались собственными религиозными организациями». Очень важным был контроль этих общин над своим земельным фондом[141].
Именно контроль над землей не мог не вызвать сопротивление оренбургского генерал-губернатора Н. А. Крыжановского. Он даже назвал С.-Г. Тевкелева «религиозным фанатиком». Затем и он понял, что такая характеристика как минимум странна для гусарского офицера, получившего ордена в сражения с мусульманскими государствами. Однако Н. А. Крыжановский настаивал на том, что на Тевкелева влияет «магометанское духовенство»[142]. Полагаю, что вопрос в данном случае упирался в собственность, а не в религию. После передачи с 1 февраля в гражданское ведомство населения кантонов начался процесс сокращения их земельных владений. Н. А. Крыжановский находился на посту оренбургского генерал-губернатора феноменальные 16 лет: 1865–1881 г. Он стал инициатором принятия Указов от 11 февраля 1869 г. и от 4 июня 1871 г.[143], результатом действия которых явилось сокращение площади башкирских вотчинных земель с 13,8 млн десятин в начале 1860-х гг. до 6,6 млн десятин к концу XIX в.[144] Именно эта конфискация земельной соственности определила программу общественного движения мусульман Приуралья и основу программы башкирской автономии в 1917 г. Содержание же всех религиозных и благотворительных учреждений общины потребовало бы расходов, т. е. сохранения за ней общего земельного фонда.
По мнению И. К. Загидуллина, С.-Г. Тевкелев был сторонником разделения властей: «законодательная власть» – общее собрание прихода, «исполнительная» – духовные лица и попечитель (назир), «судебно-ревизионная» – духовенство или доверенные, избранные для выполнения этой миссии. Однако стоит отметить, что речь идет о возникновении новой, действительно исполнительной власти в лице назира, получавшей контроль над всеми средствами общины как минимум на три года. С.-Г. Тевкелев наделял назира в махалле фактически полномочиями мухтасиба: с согласия прихожан он был обязан «наблюдать и ответствовать за порядком и благочестием в мечети и равно по приходу». Как указывает И. К. Загидуллин, «светское начало, тесно переплетенное с материальным попечением исламских институтов, выходило на первый план». Это его заключение чересчур радикально, так как назир не мог вмешиваться ни в вопросы шариатского семейного права, ни в вопросы образования[145]. Самостоятельность власти назира определялась и отсутствием механизма его смещения. В отличие от власти кантонного начальств она была подконтрольна общинникам, но резко сокращала власть имамов.
Сам С.-Г. Тевкелев родился в ауле Килимово Белебеевского уезда Оренбургской губернии (ныне Буздякского района Башкортостана). Его прадед Кутлугмухаммед подписал с ханом Аблаем договор, обозначавший начало присоединения Казахстана к России, заложил основания городов Оренбурга, Челябинска и Орска, за свои заслуги был удостоен императрицей Анной Иоанновной звания генерал-майора. Он был владельцем более 3 тысяч десятин земли и в 1848–1851 гг. был избран предводителем дворянства Бугульминского уезда Оренбургской губернии. Для него упразднение Башкирско-мещеряцкого войска в 1865 г. означало утрату контроля дворянства над жизнью общинников. У башкирского населения сложились представления о незаконности изъятия земель, вылившиеся в борьбу за их возвращение. Наиболее ярко эта тенденция проявилась в деятельности правительства Башкирской автономии А.-З. Валиди в 1917–1920 гг. Если для мусульман Поволжья и татар диаспоры главной былазащита религии и школы, то для башкирского сословия именно земельная проблема имела первостепенный характер: «счастье башкира – в земле»[146].
Поэтому дворянство Приуралья стремилось сохранить контроль над земельным фондом общин. Конфликт Марджани и Тевкелева мог быть вызван и их принципиально разным пониманием соотношения власти имама и назира, т. е. духовенства и дворянства в общине. Марджани являлся основателем модели «мутаваллиата» (попечительского совета) – органа коллегиального и независимого от ОМДС. С.-Г. Тевкелев же постулировал презумпцию виновности в отношении духовенства (ст. 51): «Собрание имеет наблюдение о том, чтобы муллы и ахуны не обременяли прихожан вымогательствами за требы, но вместе с тем заботится о средствах мечетей и где есть возможность, то о содержании духовных лиц, извлекая эти средства из вакуфов или имуществ, пожертвованных благотворительными лицами в пользу мечетей и в пользу служащего при мечетях духовенства». Таким образом, имамы и муэдзины имели право контролировать только приходо-расходные книги.
По проекту С.-Г. Тевкелева ахуны не должны обладать контрольной функцией в сфере семейного права. Именно самому ОМДС «подлежит, кроме того, обсуждение и решение следующих дел: семейные неудовольствия супругов, прелюбодеяния, браки против желания, разводы, разрешение всех жалоб на мулл и ахунов по делам веры, разрешение споров по наследству, ежели спорящие не желают обращаться в судебные места, а хотят рассудиться по шариату; рассмотрение дел между детьми и родственниками в пределах семейного быта» (п. 55). ОМДС, а не ахунам передается и функция ревизий: «Помощник муфтия и муфтий ежегодно должны по возможности обревизовать медресе и мечети, обращая особое внимание как на познание учащих и учащихся, так и на самое направление образования, и отчет о ревизиях своих обязаны представлять по окончании оных в Департамент иностранных исповеданий (ДДИИ)».
