Кристофер Хитченс - Бог не любовь: Как религия все отравляет
Я не претендую на роль эталона нравственности. Взбреди мне такое в голову, меня бы тут же поставили на место. Но если бы меня заподозрили в том, что я насиловал или мучил ребенка, или заразил ребенка венерическим заболеванием, или продал ребенка в сексуальное или иное рабство, я, возможно, покончил бы с собой независимо от истинности обвинения. Если бы я на самом деле совершил такое преступление, я был бы только рад расстаться с жизнью — любым возможным способом. Мое естественное отвращение разделяет любой здоровый человек; прививать его нет необходимости. Религия же умудряется нарушить единственный нравственный постулат, который можно назвать универсальным и абсолютным. Полагаю, напрашиваются три предварительных вывода. Во-первых, религия и церковь придуманы людьми, и этот очевидный факт нельзя игнорировать. Во-вторых, этика и нравственность никак не связаны с верой в бога и не могут основываться на ней. В-третьих, оправдывая свои ритуалы и догмы божественным происхождением, религия не просто находится за пределами нравственности — она противоречит ей. Невежественный психопат или изувер, измывающийся над детьми, должен быть наказан, но, по крайней мере, причину его действий можно понять. Однако души тех, кто мучает детей от имени своего бога, черны по-настоящему, и опасность, исходящая от таких людей, гораздо серьезней.
В психиатрической больнице в Иерусалиме есть палата для тех, кто представляет особую опасность для себя и окружающих. Находящиеся в ней пациенты — жертвы «иерусалимского синдрома». Полицейских и охранников специально обучают выявлять таких больных. Это не всегда легко: их безумие часто прячется за маской блаженного спокойствия. Они прибыли в Иерусалим, чтобы объявить себя мессиями или чтобы провозгласить конец света. С точки зрения толерантности и «плюрализма культур», связь между религиозной верой и психическим расстройством, явно подразумевается, но ни в коем случае не обсуждается. Того, кто убьет своих детей и объявит, что так ему приказал бог, могут признать душевнобольным и потому невиновным, но, тем не менее, изолируют от общества. Того, кто живет в пещере и рассказывает о своих видениях и пророческих снах, возможно, оставят в покое, пока не выяснится, что он замышляет стать вполне реальным террористом-самоубийцей. Тот, кто объявляет себя помазанником божьим и начинает закупать цианид и оружие, а также тащить в постель жен и дочерей своих приверженцев, вызывает чуть больше, чем мимолетную озабоченность. Но если подобные откровения преподносятся в рамках признанной религии, нам полагается принимать их за чистую монету. Наиболее очевидный пример: все три монотеистические религии восхваляют готовность Авраама слушать голоса в своей голове, а затем волочь собственного сына Исаака в долгий, безумный, жестокий поход. Каприз, который в последнее мгновение останавливает занесенную руку сыноубийцы, при этом именуется божественным милосердием.
Хорошо известно, что взаимодействие между психическим и физическим здоровьем тесно связано с половой функцией и ее нарушениями. Можно ли, в таком случае, назвать случайностью то, что все религии претендуют на право регулировать вопросы секса? Главная пытка, которой верующие издревле подвергают себя, друг друга, а также неверующих, — претензия на монополию в этой сфере. Большинству религий не стоит особых усилий поддерживать запрет на кровосмешение (за исключением немногочисленных культов, которые разрешают или поощряют инцест). Подобно убийству и воровству, оно, как правило, без дополнительных разъяснений вызывает у людей отвращение. Но даже краткий обзор истории религиозного ужаса перед сексом и связанных с ним запретов обнаруживает тревожащее родство между крайней одержимостью и крайним вы теснением. Почти каждый аспект сексуального поведения служил поводом для проклятий, стыда и позора. Мастурбация, оральный секс, анальный секс, отклонения от «миссионерской позиции» — что ни назови, обнаружишь строжайший запрет. Даже в современной гедонистической Америке законы нескольких штатов определяют все, что не является гетеросексуальным соитием лицом к лицу, как «противоестественные половые сношения».
Такие взгляды напрямую противоречат представлениям о «творении», называть его разумным или нет. Очевидно, что экспериментирование в области секса — часть нашей природы. Не менее очевидно и то, что священники прекрасно знают об этом. Когда Сэмюэл Джонсон составил первый настоящий словарь английского языка, его посетила делегация респектабельных пожилых дам, желавших похвалить его за то, что он не включил в словарь неприличные слова. Ответ Джонсона — как это интересно, что дамы искали в словаре именно такие слова — почти исчерпывает ему. Евреи-ортодоксы принуждают своих женщин совершать ритуальные омовения, чтобы очиститься от менструальной скверны. Мусульмане подвергают прелюбодеев публичной порке. Христиане облизывались, разыскивая на телах женщин приметы колдовства. Мне нет нужды продолжать в том же духе: любой читатель этой книги сам вспомнит какой-нибудь яркий пример или и так поймет, что я имею в виду.
Еще одно убедительное доказательство, что религия — творение человеческое и антропоморфное, заключается в том, что под «человеком» в ней, как правило, понимается исключительно мужчина. Талмуд, древнейшее из до сих пор используемых священных писаний, велит верующему каждый день благодарить бога за то, что не родился женщиной. (И снова возникает настоятельный вопрос: кто, кроме раба, станет благодарить хозяина за поступок, о котором раб совсем не просил?) В Ветхом Завете, как его снисходительно называют христиане, женщину клонируют из ребра мужчины, для его пользы и удовлетворения. В Новом Завете Святой Павел говорит о женщинах со страхом и презрением. По текстам всех религий разлит примитивный страх перед тем, что половина рода человеческого грязна и полна скверны, но при этом представляет собой непреодолимый соблазн. Быть может, этим объясняется истерический культ девственности и Девы Марии, а также ужас перед телом и детородными функциями женщины? Кто-нибудь, возможно, сумеет объяснить религиозную жестокость в сексуальной и прочих сферах без упоминания одержимости идеей воздержания, но только не я. Мне откровенно смешно, когда я читаю Коран, с его бесконечными запретами на секс и извращенными посулами бесконечных оргий на том свете: это все равно, что наблюдать за игрой ребенка в понарошку, только без умиления, которое вызывает детская невинность. Безумные убийцы, устроившие 11 сентября репетицию геноцида, могли польститься на райских девственниц, но еще отвратительней то, что они, подобно слишком многим братьям по джихаду, возможно, и сами были девственниками. Как монахов в былые времена, нынешних фанатиков рано забирают из семей, учат презирать своих матерей и сестер, и взослыми они становятся, даже ни разу нормально не побеседовав с женщиной, не говоря уже о каких-либо отношениях. Иначе как болезнью это не назовешь. Христианство загнало секс слишком глубоко, чтобы сулить его в раю (вообще, христианству так и не удалось создать привлекательную картину небес), зато оно никогда не скупилось на обещания вечных садистских наказаний для сексуальных отступников, что выдает его фиксацию на сексе почти столь же беспощадно.
В современной литературе существует особый жанр: мемуары людей, испытавших на себе религиозное образование. Благодаря относительно светскому характеру современного общества, некоторые авторы пытаются с юмором писать о том, что им пришлось пережить и во что их учили верить. Однако, в силу очевидных причин, такие книги обычно пишут лишь те, кому хватило стойкости выдержать испытание. Невозможно измерить вред, причиненный десяткам миллионов детей рассказами о том, что от мастурбации слепнут, что наказание за грязные мысли — вечные муки, что последователи других религий, включая их родных, будут гореть в аду, и что венерические болезни передаются через поцелуи. Так же невозможно измерить вред, причиненный учителями в рясах, которые вбивали эту ложь в детские головы и подкрепляли ее поркой, изнасилованиями и публичными унижениями. Быть может, некоторые из тех, кто «лежит на забытом погосте», сделали мир немного лучше. Но тем, кто проповедовал ненависть, страх и чувство вины, кто искалечил бесчисленные детские жизни, крупно повезло, что ад, которым они пугали детей, был всего лишь одной из их гнусных сказочек, и что их не отправили туда на вечную пытку.
Жестокая, иррациональная, нетерпимая, причастная к расизму, ксенофобии и ханжеству, основанная на невежестве и ненавидящая свободомыслие, презирающая женщин и угнетающая детей — на совести организованной религии немало пятен. К этому списку обвинений можно добавить еще одно. Обязательный элемент коллективного религиозного сознания — предвкушение конца света. Я называю его «предвкушением», ибо говорю не просто об эсхатологическом убеждении, что мир будет разрушен. Я имею в виду тайное или явное желание его разрушения. Быть может, религия догадывается, что ее голословные утверждения не слишком убедительны; быть может, ей не дает покоя собственная жажда власти и богатства на этом свете. В любом случае, религия не перестает твердить об Апокалипсисе и Страшном суде. Этот образ остался неизменным с тех самых пор, когда первые ведуны и шаманы научились предсказывать затмения и использовать свои куцые познания о небесах для устрашения невежд. Обещания конца света тянутся от посланий Святого Павла (который явно думал и надеялся, что дни человечества уже сочтены) и больных фантазий из Откровения Иоанна Богослова (написанного на греческом острове Патмос, и, по крайней мере, своеобразно) до серии развлекательных бестселлеров под названием «Оставленные». «Авторами» серии значатся Тим ЛаХэй и Джерри Дженкинс, но, судя по всему, на самом деле ее все же создали двое орангутангов, которым дали порезвиться с клавиатурой:
