Жан Кальвин - Наставление в христианской вере, т.3
Согласно фантастическим представлениям этих людей, следовало бы сказать: Иисус Христос имеет жизнь в Себе, но мы, будучи грешниками, остаёмся в узах осуждения и смерти. Однако апостол говорит совершенно другое. Он учит, что осуждение, которого мы заслуживаем сами по себе, поглощено спасением в Иисусе Христе. В качестве доказательства он приводит такое соображение: Иисус Христос обитает в нас, а не вне нас Он не только связан с нами нерушимым союзом, но посредством чудесной, превосходящей всякое разумение связи каждый день всё сильнее соединяется с нами в одной субстанции. В то же время я не отрицаю (как об этом было только что сказано), что по причине нашей неустойчивости и частых колебаний случаются нарушения веры, когда она подвергается нападениям Сатаны. Свет веры может потускнеть от мрака слишком жестоких искушений, но всё-таки вера не перестаёт постоянно устремляться к Богу.
25. То же мнение высказывает св. Бернар, специально рассматривавший этот вопрос в Пятой гомилии об освящении храма. «Часто размышляя о душе, говорит он, я убеждаюсь, что в ней присутствуют две противоположные вещи. Если рассматривать её саму по себе, то я не смогу выразиться лучше, чем сказав, что она сводится к ничто. Какая необходимость говорить сейчас обо всех наших несчастьях? О том, насколько душа обременена грехами, окружена мраком, опутана искушениями, как она бурлит в похотях, уступает страстям, питается иллюзиями, что она постоянно склонна ко злу, стремится ко всяческим порокам, что, наконец, она полна низостей и совершенно запуталась? Если даже праведность человека оказывается перед Богом грязью и отбросами, то что случится с неправедными (Ис 64:5)? Если и во свете только тьма, то какова же сама тьма (Мф 6:23)*?
Что же скажем? Определённо, человек — это только суета, человек сводится к ничто, человек — это ничто. Но ведь каким-то образом он всё-таки не есть ничто, ибо его возвеличил Бог? Как может он быть ничто — ведь Бог склонил к нему своё сердце? Будем мужественны, братья. Хотя в наших сердцах мы — ничто, в сердце Бога мы, возможно, найдём нечто, сокрытое от нас. О, Отец милости, Отец страждущих, как Ты склонил к нам твоё сердце? Ибо где сокровище твоё, там твоё сердце [Мф 6:21]. Как же мы стали твоим сокровищем, если мы — ничто? Все люди перед Тобой таковы, как если бы их вовсе не существовало, и они почитаются за ничто. Но это перед Тобою, а не в Тебе. Они ничто по суду твоей истины, но не по твоему милосердию и доброте. Ибо Ты называешь вещи, которых нет, как если бы они существовали. Поэтому вещи, которые Ты называешь, будучи ничто, всё же имеют бытие — ибо Ты их называешь. Будучи сами по себе ничто, они не перестают существовать в
(В Рин°Аальный перевод: «Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» V латинской версии цитата ближе к этому тексту)
Тебе. Как сказано у св. Павла: не от дел, но от призывающего Бога»а. (Рим 9:12.)
Высказав такую мысль, св. Бернар следующим образом объединяет эти два положения. Очевидно, что вещи, соединённые между собой, не разрушают одна другую. После чего он делает ещё более очевидное заявление, заканчивая такими словами: «Если, имея в виду эти два соображения, мы внимательно присмотримся к себе или, лучше, приняв первое из них, увидим, что мы — ничто, а приняв второе, — как мы прославлены, то наша слава будет приведена к должной мере и, возможно, даже увеличится. Да, она дана нам, но для того, чтобы прославляться в Боге, а не в самих себе. Когда мы задумаемся над тем, что если Бог хочет нас спасти, то мы получим избавление, это позволит нам вздохнуть с облегчением. Но нужно подняться выше и искать град Божий, искать храм Бога, искать его дом, искать тайну союза, который Он заключил с нами. Поступая так, мы не забудем ни то ни другое соображение, но со страхом и благоговением скажем, что мы что-то собою представляем, но лишь в сердце Бога; что мы — нечто не благодаря своему достоинству, а потому, что Он своею благодатью посчитал нас достойными»ь.
аБернар Клервоский. О предназначении Церкви, V, 3-4 (MPL, СХХХІІІ, 531, A-D).. ьТам же, 7-8 (MPL, CLXXXIII, 533а-534а). *У Кальвина в этой цитате (как и во многих других) — «страх» (crainte). — Прим. перев.26. Страх Господень, который на протяжении всего Св. Писания выступает как характерная черта верующих и именуется то началом мудрости, то самой мудростью (Прит 1:7; Пс 110/111:10; Прит 15:33; Иов 28:28), хотя он всегда один и тот же, происходит от двоякого чувства. Почитание полагается Богу как отцу и как господину (таІБІге). Поэтому тот, кто пожелает воздать Ему честь подобающим образом, будет стараться поступать как послушный сын и как служитель, способный исполнить свой долг. Послушание Богу как нашему отцу пророк называет «честью», а служение Ему как господину — «страхом»: «Сын чтит отца и раб — господина своего; если Я — отец, то где почтение ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение* предо Мною?» (Мал 1:6) Однако, хотя пророк различает эти понятия, в начале он их смешивает, обозначая то и другое словом «почитать» (Ьоппогег). Потому что для нас страх Божий — это благоговение, в котором смешаны почтение и страх. И нет ничего удивительного, если одно и то же сердце одновременно испытывает оба эти чувства. Тот, кто сознаёт, каким Отцом является для нас Бог, имеет достаточное основание — даже если бы не существовало ада, — чтобы страх оскорбить Его был сильнее страха смерти. С другой стороны, поскольку наша плоть склонна вырываться из узды, удерживающей её от дурного, необходимо, чтобы Господь, под властью которого мы находимся, с целью ограничить подобное умонастроение питал отвращение ко всякому нечестию. И те, кто своей дурной жизнью вызовет его гнев, не избегнут мщения.
27. Слова св. Иоанна: «в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин 4:18) — нисколько этому не противоречат. Он имеет в виду тревогу, вызываемую неверием, от которой далёк страх верующих. Ибо нечестивые испытывают страх перед Богом не потому, что боятся Его оскорбить, даже если бы это могло остаться безнаказанным; но потому, что знают о его власти отомстить, и устрашаются только тогда, когда им говорят о его гневе. Они боятся именно его гнева, ибо сознают, что Он близок, и с часу на час этот гнев может их погубить. Напротив, верующие, как было сказано вначале, больше боятся оскорбить Бога, чем понести наказание. Они не дрожат от страха наказания, словно перед ними уже разверзлась бездна ада, готовая их поглотить, — наоборот, страх отводит от них эту опасность. Поэтому апостол так говорит верующим: «Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления» (Эф 5:6). Он не угорожает, что гнев Божий обрушится на них, — он призывает их подумать о том, что гнев придёт на злых по причине грехов, которые св. Павел назвал чуть раньше (1Кор 6:9-10), дабы верующие не уподоблялись злым и не подверглись той же участи.
а?х/Различении отДельных видов страха см.: Августин. Трактат о Евангелии от Иоан-"ад.LXXXV, 3 (MPL, XXXV, 1849-1850); Пётр Ломбардский. Сентенции, dist. XXXIV, Франц и^ХС11, 824'825); Фома Аквинский- Сумма теологии, II, 2, Q. XIX, art. 2 р. — Прим. ьПётр Ломбардский. Цит. соч., dist. XXXIV, 8 (MPL, CXCII, 826); Фома Аквинский. Цит. с°ч., II, 2, Q. XIX, art. 8.Однако отверженные нечасто пробуждаются от простой угрозы. Напротив, отупев от небрежения и лени, они ожесточаются в противлении. Ведь Бог мечет с неба только словесные молнии. Но когда они чувствуют на себе его руку, они вынуждены бояться, хотят они того или нет. Такой страх обычно называется рабским, что отличает его от свободного и добровольного подчинения, каким должно быть подчинение детей отцуа. Некоторые писатели проводят более тонкое различение и выделяют третий вид страха, поскольку рабский, вынужденный страх приуготовляет нас к тому, чтобы бояться Бога должным образом, и порождает в нас некое среднее чувство, помогающее идти далыиеь.
Далее, под благоволением Бога, на которое, как мы говорили, взирает вера, следует понимать то, что мы вступаем в обладание спасением и вечной жизнью. Ибо ничего не может быть у нас в недостатке, если Бог благоволит к нам, — для уверенности в спасении нам должно быть достаточно того, что Он убеждает нас в своей любви к нам. «Да воссияет лицо Твоё, и спасемся!» (Пс 79/80:4) Писание полагает в этом сущность нашего спасения: Господь, устранив всякую вражду, принял нас в свою милость (Эф 2:14)а. Это означает, что Бог, примирившись с нами, исключил всякое сомнение в том, что всё будет обращено нам во благо. Вера, постигая любовь Божью, включает в себя обетования о настоящей и будущей жизни и твёрдую уверенность во всех благах — в евангельском смысле. Ибо вера не обещает, разумеется, ни долголетия, ни великих почестей, ни изобилия богатства в нынешней жизни, поскольку Господь не пожелал, чтобы что-то из этого нам было непременно дано. Но вера довольствуется тем, что, хотя нам недостаёт в этой жизни многих вещей, Бог нас никогда не оставит.
