Евгения Трошихина - Сосуд и зеркало. Развитие эмоционального ресурса личности в психотерапии
Она родилась на Севере, где и провела детские годы. Она помнила себя с шести лет. Зоя помнила, что в школьном возрасте не доставляла никаких хлопот родителям, она хорошо училась, помогала по хозяйству, тем не менее родители не относились к ней так же хорошо, как к старшему брату. Зоя знала от матери, что родители больше не хотели иметь детей, так что она была нежеланным ребенком. В детстве Зоя чувствовала себя лишней и в то же время ей казалось, что она выполняла роль некоего буфера в семейной системе, роль «козла отпущения». Родители хорошо ладили между собой, но за счет того, что все негативное видели в ней.
Отец, по словам Зои, был мужественным, деятельным человеком. Он служил на Северном флоте на рыболовецком траулере, много работал и часто надолго уходил в море. Он мог выдерживать тяжелые физические условия, терпеть боль. Зоя помнит, что когда отец приезжал домой, то занимался ее воспитанием. Каждое утро заставлял бегать вместе с ним невзирая на мороз или дождь, и если она не поспевала за ним, называл «тюфяком». О какой-либо эмоциональной теплоте, отзывчивости, похвале не было и речи. Когда она получала хорошие оценки в школе, отец считал, что это не ее заслуга, а следствие низких требований в школе. Он говорил так: «Если ты получила пять по математике, это не значит, что ты ее знаешь, ты не можешь знать математику в принципе».
Родители не принимали в расчет ее желания и интересы, считая, что они лучше знают, что ей надо. Зоя помнит, как будучи ребенком она просила отца в магазине игрушек купить ей красивую куклу, но он отказался, буркнув: «Что за ерунда!», – а на Новый год подарил ей железную дорогу и не понимал ее расстроенного вида: «Как может не понравиться железная дорога?»
Отец часто повторял: «Пока я тебя кормлю, ты должна делать то, что я говорю». Возражать не имело смысла, мать была солидарна с отцом: «Как ты смеешь обсуждать!»
Мать Зои работала завучем в школе и к своей работе относилась со всей серьезностью. Уже в годы юности, когда Зоя встречала девушек, бывших учениц этой школы, они тепло и с любовью отзывались о матери. С посторонними людьми и сослуживцами мать всегда проявляла себя как приятная в общении женщина. И это оставалось загадкой для Зои, потому что в ее представлении мать всегда была очень молчаливым и замкнутым человеком, до которого невозможно достучаться, понять, чем она живет. Зоя училась в той же школе и помнила, что, когда подходила к маме на работе, та обычно говорила: «Что тебе надо? Иди в класс». А еще для матери было характерным молчать, поджав губы. Когда Зоя пыталась выяснить, что случилось, она раздраженно отворачивалась, и Зоя оставалась в неведении и тревоге: что же произошло? серьезное что-то или пустяк? Однажды, в возрасте восьми лет, Зоя упала с велосипеда и сломала руку. Когда она пришла домой, мать долго и надсадно кричала на нее. Зоя не помнит, чтобы родители хоть когда-нибудь проявляли сочувствие к ней, только безразличие, только критиковали или обвиняли. В детстве Зоя боялась оставаться дома одна, за закрытыми дверями. Когда такое случалось, она отворяла дверь настежь, поскольку опасность для нее исходила не снаружи, а изнутри дома. На одной из сессий Зоя как-то сказала, что у нее не было ощущения, что мама живой человек.
Из приведенной истории жизни можно понять, что в раннем детстве у Зои не было такого заботящегося близкого человека, который был бы доступным, теплым и отзывчивым на ее физические и эмоциональные потребности. В отсутствие должного отзеркаливания и контейнирования, т. е. безопасного пространства, Самость не имеет возможности манифестироваться. Если на ранних этапах взаимодействия мать смотрит на младенца отсутствующим взглядом, то ребенок не видит себя в глазах матери, а точнее, видит, что он как бы отсутствует. Это приводит к ощущению внутренней пустоты в сердцевине Самости. В дальнейшем Зоя была вынуждена не только иметь дело с собственными тревогами, но и быть «контейнером» для тревог, фрустраций, раздражений самих родителей. Ей приходилось быть внимательной к эмоциональному состоянию и потребностям матери и отца, но это не помогло ей заслужить любовь родителей. Она чувствовала себя потерпевшей поражение в этой роли, поскольку ее родители были слишком противоречивыми и недоступными фигурами, чтобы она могла их отзеркаливать. Они остались для нее загадочными людьми, поведение и чувства которых невозможно понять и придать им смысл. У нее практически нет ранних воспоминаний, они начинаются с возраста, когда она уже была «разумным» ребенком, хорошо функционирующим маленьким взрослым. Несмотря на сложные отношения в детстве, ей удалось достичь успехов в школе и в дальнейшем получить два высших образования, стать хорошим специалистом в своей профессии. Зоя имеет обширные знания из разных областей науки, культуры и искусства, у нее есть друзья и семья. Так же как и ее родители, она ценит труд, социальные ценности и достойное положение в обществе. Однако развитие сильной Персоны без доступа к Самости приводит к хорошей адаптации при субъективном переживании внутренней пустоты.
Подобный паттерн психической жизни, проистекающий из неудачи в ранних отношениях с матерью, описан как пограничная личность.
Термин «пограничный» подразумевает широкую разнородную группу пациентов, и нет убедительных свидетельств того, что у таких разных пациентов есть общие специфические черты. Применительно к данному случаю можно предположить такой вариант пограничной личности, при котором хорошая внешняя адаптация сочетается с внутренней мертвенностью.
Хестер Соломон, опираясь на случаи из практики, описала данный паттерн, назвав его «как бы» личность. «Он встречается у людей, которые, несмотря на пренебрежение или жестокое обращение с ними в детстве, являются преуспевающими и творческими. Высокие достижения, значительный вклад в своей профессиональной области потребовал от них мобилизации значительных внутренних ресурсов, которые тем не менее были ограниченными по своей природе, поскольку внутренний мир этих людей не был населен эмоционально питающими объектами. Таким образом, в определенный момент жизни ими овладевало непреодолимое чувство, что внутренние ресурсы, которые они находили для поддержки своего пути развития, казались израсходованными. И в результате им все-таки пришлось столкнуться с длительно подавляемой, но смутно улавливаемой базовой внутренней реальностью, навязчивым подспудным чувством проживания в огромной пустоте, неучастием в собственной жизни. Они оказались лишенными тех ресурсов, которые, как выяснилось, лишь формально питали и поддерживали их. Чувство, что в жизни больше нет той основы, на которой они стояли до сих пор, часто сопровождается реальной физической болезнью и даже может поставить под вопрос фактическое выживание» (Solomon H. M., 2007, p. 192).
Зоя говорила, что она воспринимала свою жизнь как обычную, а родителей – хорошими, и только с рождением дочери и кончиной отца почувствовала внутреннюю опустошенность. В последний год жизни отец часто говорил, что у него закончился жизненный ресурс. После его смерти она тоже почувствовала свой ресурс жизнеспособности исчерпанным. Хотя на внешнем уровне в ее социальной адаптации ничего не ухудшилось, она отмечала: «Даже какие-то радостные события не вызывают у меня чувства жизни, сама живой не становлюсь. Я только внешне функционирую нормально – и все». Подобное чувство невключенности в жизнь она переживала и раньше, но не осознавала этого в полной мере. Она говорила так: «До смерти отца я старалась наладить свою жизнь, а после смерти отца все опустело.
Могу сидеть и не замечать, сколько времени прошло. У меня застой и оцепенение, как будто я тоже умерла, психически».
«Пограничная личность страдает оттого, что в своей внутренней душевной жизни ощущает себя омертвевшей и в то же время связанной с трансцендентным уровнем Самости» (Шварц-Салант Н., 2010, с. 11).
За время встреч Зоя сделала несколько песочных композиций, часть которых представлена здесь. При их описании я буду часто обращаться к книге Н. Шварц-Саланта «Пограничная личность», поскольку она служила мне путеводной нитью при осмыслении появлявшихся на песчаных картинах образов, так похожих на представленные в его книге.
Поднос № 3 (рис. 2.18). «Зима»Волк полярный, воющий. Яблоко замороженное. На озере лед, стрекоза примерзла к нему лапками. Вороненок думает, как бы ей помочь. Дельфины понравились, но они не вяжутся с общей картиной. Корова находится отдельно, она наблюдает со стороны. Ящерица из сказки Бажова «Хозяйка медной горы», она может превращаться.
Этот Мерлин – старичок из моего старого сна. Во сне он ждал, чтобы я спросила, но я не знала, что и как спросить. Пещера тоже из сна. Я спустилась в пещеру, а там мама смотрит на меня и молчит. Черная богоматерь. Горло сдавливает, когда смотрю на нее. Тоже из сна – красивая средневековая женщина, оказавшаяся ведьмой. Я прохожу мимо, а она в спину мне говорит: «Ты никогда не будешь счастлива». Меня возмутило: с какой стати? Она захохотала и устроила солнечное затмение. Такая женщина – святая, и что-то «черное».
