Жинетт Парис - Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук
Прежде чем покинуть семейное гнездо, мы с Клодом разделили мир на две части. В одной части должны были быть философы, чья задача – стирать пыль иссохших идей, противоречащих друг другу. В другой части будут психологи, которые станут протирать мокрые следы человеческих слез, пролитых по поводу тех же самых противоречий. Очевидно было, что философия принадлежит анимусу, а психология – аниме, из чего следовало, что я стану психологом, а мой брат – философом. Это разделение мира было таким же бессмысленным, как и заявление, что у женщин нет мыслей, а у мужчин – эмоций, но тогда мы не видели в этом проблемы. Иногда в двадцать лет можно придумать дурацкие аргументы, чтобы оправдать не такой уж плохой выбор: вполне разумный, хотя и сделанный инстинктивно. По неверным причинам мы совершили верный выбор и провели следующие тридцать лет, чувствуя себя относительно спокойно каждый в своей области.
Однако после того, как я разбила себе голову и ощутила себя распавшейся на части, я вновь почувствовала потребность в философии. Соответственно, я возобновила контакт с Клодом. По Интернету мы продолжаем разговор, который был прерван серьезным занятием – нашим взрослением.
Дорогой брат, какие вопросы значатся в твоем философском списке?
Дорогой брат!
Ты всегда настаивал, что задача философии не в том, чтобы находить ответы, но в том, чтобы отшлифовывать сами вопросы, рассматривать их со всех возможных сторон, какие только может вместить наш разум, тем самым расширяя его. В открытке, которую ты прислал мне на шестнадцатилетие, я обнаружила эту цитату из Бертрана Рассела: «Философию следует изучать не ради определенных ответов на вопросы, но ради самих вопросов; потому что эти вопросы расширяют наше представление о возможном, обогащают наше воображение и ограничивают догматическую уверенность, которая преграждает уму путь к размышлениям; но более всего потому, что через величие вселенной, которое осмысляет философия, ум также обретает величие и способность того единения с вселенной, которое составляет высочайшее благо». Открытка, на которой это было написано, наполовину истлела, потому что хранилась в моем сыром подвале. Однако слова полны той же свежести, как и тогда, когда я впервые их прочитала, потому что мой ум сейчас снова обратился к тем же большим философским вопросам.
Я была бы очень признательна, если бы ты поделился со мной списком наиболее насущных философских вопросов, тех, на которые нет ответов, но их задают снова и снова. Я бы хотела сравнить перечень, составленный философом, со списком тех вопросов, которые, похоже, встают перед каждым, кто проходит психоанализ.
Твоя любимая (потому что единственная) сестра
Дорогая сестра: список глубоких вопросов
Дорогая сестра,
Вот тебе «гиганты» в моей формулировке. Эти фундаментальные вопросы составляют ядро любой философии. Список потенциально бесконечен, а каждый вопрос неисчерпаем по глубине, как и бессознательное. Давай начнем с традиционного перечня: что, когда, где, как, почему.
1. Что такое хорошая жизнь? Что для меня лучший баланс в поиске истины, любви, справедливости, красоты? Каковы те ценности, которые помогут мне оценить мою человеческую природу?
2. Когда я должен стремиться больше «иметь», а когда – больше «быть»?
3. Где начинается моя свобода и где она ущемляет свободу других?
4. Как ведет себя человек, когда возникает конфликт между его свободой и моей?
5. Почему существует нечто, а не ничто? (Этот вопрос стоит в списке каждого.)
Твой брат
Дорогой брат, для тебя сюрприз!
Дорогой брат!
Удивит ли тебя то, что пациенты приходят в терапию с очень похожим списком? Конечно, я никогда не слышала, чтобы кто-то сказал: «Доктор, у меня философская дилемма. Я не знаю, где моя свобода начинает ущемлять свободу другого». Нет! Скорее всего, я услышу что-то вроде: «Я в своем браке, как в ловушке. Моя жена подавляет меня настолько, что я испытываю психологическое удушье. Я хочу развестись, но знаю, что это причинит ей сильную боль. Я не знаю, смогу ли я справиться с чувством вины, нанеся кому-то такую глубокую рану».
Точно так же я никогда не слышала от пациента: «Я пришел к вам, чтобы вы помогли мне разрешить конфликт между свободой двух индивидов». Такой конфликт был сформулирован женщиной, которая спросила, имеет ли она право перестать терпеть то, что муж каждое утро проверяет километраж на спидометре ее машины, чтобы убедиться, что она не поедет никуда, кроме как на работу и обратно.
Похоже на то, что моя и твоя профессии имеют дело с одним и тем же перечнем проблем. Уверена, что для тебя это не будет открытием, потому что философы (конкурируя с духовенством) раньше были наставниками душ. Хотя я счастлива, что Фрейд и компания нарушили монополию священников, пасторов и раввинов, я сожалею, что философы и психотерапевты больше не дискутируют на профессиональные темы. Брат! Ты и я, твоя братия и моя, сталкиваемся с одними и теми же проблемами.
Твоя сестра
Дорогая сестра, хочешь устроить глобальные переговоры?
Дорогая сестра!
Необходимое общение не происходит не только между философами и психологами – различным «сектам» философов тоже не мешало бы побольше общаться. На всех факультетах философии, во всех университетских кампусах ведутся племенные войны. Как ты считаешь, где, с кем и как ты могла бы начать этот глобальный разговор?
Твой брат
Дорогой брат: глобализация душ
Дорогой брат!
Глобальный – подходящее прилагательное для разговора, к которому я стремлюсь. Возможно, я стремлюсь к словесной войне – не к войне с оружием и кровью. Меня злит, что постоянные дискуссии о глобализации затрагивают только тему денег и вещей. Что может быть более «глобальным», чем потребность в разговоре о серьезных вопросах, о внутренней жизни, о человеческих отношениях? Слезы – это слезы, радость – это радость, гнев – это гнев, любовь – это любовь, гнет – это гнет, свобода – это свобода, а психология этих эмоций всегда одна и та же, где бы ты ни жил: в США, Франции, Японии, Бразилии, Аргентине, Индии, Африке, Канаде или Австралии. Почему ситуация с серьезными философскими вопросами должна быть иной? Глобальный обмен психологическими и философскими прозрениями так же необходим, как и товарообмен. Каждый человек везде и всюду нуждается в поверке ценностей, философий и психологий.
Новым направлениям в психологии придется стать «глобальными» и охватить все культуры по той же причине, по которой «глобальным» компаниям, если они хотят, чтобы их бизнес работал, следует постоянно обновлять программное обеспечение. Необходимость оценить в глобальном масштабе те предпосылки, на которых стоит наша культура, ощущается не менее остро, чем потребность оценить глобальные возможности бизнеса. Подобно тому как мы все независимо от обстоятельств должны укладываться в рамки бюджета (даже самые богатые) и сроков (даже дети и пенсионеры), нам также важно находиться в пределах системы ценностей, другими словами, философии, которая помогает нам делать выбор на этой планете.
Если бы языки обеих дисциплин не были такими тяжеловесными, возможно, философы и психологи смогли бы провести свой саммит по глобализации. Философский жаргон, который предпочитают профессиональные философы, чрезмерно локализован, носит клановый характер, эзотеричен и заставляет меня чувствовать себя так, будто я вернулась в начало игры и снова узнаю, что должна писать «никтоморфная иконография» вместо «образы ночи».
Позволь мне рассказать тебе о недавнем случае, когда я попыталась освежить свои скудные философские познания и в результате оказалась в растерянности. В прошлом месяце твой старый друг, которого ты прозвал Ага из-за привычки говорить так вместо «да», читал лекции в университете Лос-Анджелеса, и я приехала туда из Санта Барбары, чтобы послушать его. Его встретили фанфарами как выдающегося философа нашего времени, и аудитория начала громко аплодировать еще до того, как он успел открыть рот, чтобы начать лекцию.
Он великолепно говорил о Шопенгауэре и Спинозе (это его специализация), но боюсь, что только несколько человек из присутствовавших понимали, о чем это. Я не смогла уловить ни одной мысли. Для меня это была пустая трата времени, пустая трата бензина и упущенная возможность получить новые знания. Я не спорю, что ему, профессору философии, необходимо показать свое владение сложным понятийным аппаратом. Я нисколько не возражаю против того, что Ага заставляет своих последователей тратить годы на изучение своего ультраспециализированного словаря, так как его предмет формирует ум. Я действительно понимаю, что любая специализация вырабатывает свой собственный профессиональный язык, и иногда это необходимо. Но меня огорчает, что Ага, как и множество других философов, предпочел выступать исключительно для тех, кто прошел лингвистическую инициацию.
