Жинетт Парис - Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук
Три мои подружки в интернате были правы: надо рассчитывать на свою внешность, а не на мозги. Увидевшись через несколько дней с Клодом, я показала ему отрывок из Канта и заявила, что никогда и ни за что не смогу стать интеллектуалом и что в свои двадцать лет я, наконец, образумилась и расстаюсь с амбициями в этой области. После этого у нас состоялся решающий разговор:
Клод: Что тебя обескуражило?
Жинетт: Кант слишком запутанный.
Клод: Нет, не согласен! Кант трудный, но не запутанный.
Вот Гегель запутанный, а Кант – нет.
Жинетт: Трудный или запутанный, какая разница?
Клод: Доказательством ясности мысли Канта служит тот факт, что его комментаторы могут прийти к согласию по поводу того, что он имел в виду. Это невозможно, когда мысль запутанна. Единственное препятствие здесь – это твоя лень.
Жинетт: Нет, не согласна! То, что меня обескураживает, – это не трудность. Я люблю сложные игры. Что действительно меня достает, так это факт, что Кант так пишет в письме! Ты представляешь? Такой тяжелый стиль мышления – в письме! В письме, а не в лекции! Кант излагал свои мысли ученику3. Когда я пишу письма, я рассказываю о погоде, своих бойфрендах, новой прическе, школьных историях, пересказываю всякие сплетни, может быть, неприличные шутки. В конце я всех крепко обнимаю и целую и люблю, люблю, люблю. Мой эпистолярный стиль показывает, что я точно не интеллектуал.
Клод слушал внимательно. В тот момент в нем разворачивалась Персона, которую я называла Царем Соломоном, потому что Клод находился под впечатлением легендарной мудрости и невероятной щедрости Соломона и видел в нем прекрасный пример мудрого философа. Персона Клода пребывала в незавершенном состоянии, на стадии разработки, как сегодня пишут о вебсайтах, но его пробуждающаяся мудрость оказала определяющее влияние на мою дальнейшую жизнь:
Клод: У тебя письма, как у всех девчонок! В них всякая всячина. Девчонки такие! Оборочки, поцелуйчики, хи-хи – ха-ха. Это так. Ну и что. Мудрость начинается с принятия того, кто ты, что ты и как ты. Ты девушка, и вот тебе домашнее задание для девушки. С сегодняшнего дня ты начнешь читать все у Симоны де Бовуар и поймешь раз и навсегда, что можно быть девушкой и думать о нарядах, кошках, фильмах о любви, отправлять письма с объятиями и поцелуями, но при этом иметь ум и уметь МЫСЛИТЬ! То, что ты девушка, никогда не должно быть препятствием для тебя. Не пытайся этим оправдаться передо мной.
Меня восхищало то, как Клод с помощью философии анализировал психологические проблемы (особенно мои), и благодаря этому я не отказалась от своих интеллектуальных целей. Чтобы быть уверенным, что я не отступлю, Клод продолжал использовать весь богатый репертуар моих страхов, но это хорошо срабатывало. Зная, как я люблю наши интеллектуальные игры и как страстно мечтаю добраться до его книг, он обычно воздерживался от бесед, пока я не выполню домашнее задание. Мы действовали по неосознанной договоренности, возникшей еще в раннем детстве.
Ребенком Клод страдал от аллергии на кошек, собак, хомяков и разные растения. На меня, его младшую сестру, у него не было аллергии. Я стала его домашним любимцем, которого он обучал интеллектуальным трюкам. Мне приходилось играть по его правилам. Мне надо было выглядеть умной, задавать правильные вопросы, позволять ему развивать свои мысли. Все эти установки позднее очень пригодились мне, женщине, в борьбе за выживание в академической среде. Он упражнялся в своей будущей роли преподавателя философии, а я, говорящий хомячок, училась сдавать экзамены. Мы оба стали профессорами. Его влияние на формирование моей личности, бесспорно, было не меньше родительского.
Я испытываю к нему такую же благодарность, как и ко всем своим книжным гуру, за то, что он повернул меня к ключевым идеям, придавшим моей жизни то мажорное звучание, о котором я мечтала. Когда мы с Клодом выросли и были готовы к тому, что наши пути разойдутся, мы провели вместе последнее лето. Он изучал философию в Сорбонне, и я тоже проводила время в Париже, покуривая «Житан» и выпивая литры эспрессо, перемещаясь из «Кафе де Флор» в «Дуа Маже», «Ла Куполь» или «Брасье Лип». Подобно многим другим восторженным студентам, мы ожидали появления своих интеллектуальных богов: Жан-Поля Сартра, Симоны де Бовуар и их свиты. Увы, они давно покинули храм нашей щенячьей страсти. Невозможно было встретить и Генри Миллера, Беккета, Ионеско, Кестлера, Мерло-Понти, Камю и Сиднея Беше.
В то лето мы с Клодом страница за страницей обсуждали экзистенциальную философию Сартра, поглощая вместе с черным кофе и разливным вином (в то время очень дешевым и очень хорошим) идеи, которые стали основой нашей дальнейшей жизни. В тот период сформировался один незыблемый принцип: чтобы быть свободным, надо быть ответственным за себя. Эта жемчужина мудрости заключала все, что я действительно поняла о Сартре, де Бовуар, экзистенциализме и феминизме. Очень мало, но достаточно. В двадцать лет мы не такие тупые, какими пытаются заставить нас чувствовать себя некоторые не слишком хорошие преподаватели, скрывающие свою ординарность в эзотерическом тумане. Юность – время неведения. Бушующие гормоны и повышенная сексуальность порой затуманивают разум, но одновременно и обостряют его, благодаря жизненно важной потребности в новых идеях. Именно потому, что юность является критическим периодом, в это время можно с огромной скоростью поглощать по-настоящему серьезные и содержательные идеи. Лично мне они были нужны не меньше, чем еда, питье и секс.
В том же году, чуть позже, я развила свой первый принцип (каждый сам в ответе за себя), добавив к своему личному манифесту еще три важных идеи из Сартра: (1) будучи конструкцией, Эго может быть подвергнуто деконструкции; (2) существование бессознательного не противоречит нашей базовой свободе, так как человек может смотреть сквозь его вероломные образы4; (3) любовь – это не желание обладать другим, а желание видеть, как другой обретает максимум свободы, и глубокое стремление добавлять, участвовать, поддерживать, принимать, делиться этой свободой.
Феминизм де Бовуар вскоре был подхвачен американскими феминистками, которые начали распространять эти освободительные идеи среди женщин по всему миру и превратили их в политическую активность. Стиль их письма был доступен и выразителен и помогал миллионам женщин переоценить свои ценности. Меня так соблазнил этот типично американский стиль, что я тут же поклялась служить этому идеалу в своей преподавательской и писательской деятельности. Позже другие идеи пришли в противоречие и разрушили или заменили раннее влияние экзистенциализма. Феминизм де Бовуар был раскритикован как американскими, так и европейскими феминистками, которые, как Люси Иригарэ, полагали, что он отказывал женщинам в их инаковости.
Некоторые лучшие кинематографисты-женщины (Аньес Варда, например) в своих фильмах заняли антипозицию по отношению к де Бовуар и старались показать, как бытие в женском теле определяет, навязывает женщине чувственный, телесный опыт ее бытия. Феминизм после де Бовуар был периодом утверждения отличительных особенностей женственности. Девушки-студентки в знак протеста стали вязать во время лекций, выставляя свою феминность напоказ как символ идентичности. Это настойчивое утверждение инаковости добавило еще один слой к феминистскому мышлению и убедило меня в необходимости плюралистического подхода к феминизму. Феминизм де Бовуар акцентирует общечеловеческое (отсюда необходимость равной платы за равный труд), в то время как феминизм Иригарэ исследует идентичность, для которой требуются контрасты непохожести.
Теперь я считаю, что плюралистичекий подход к феминизму обнаруживает не только два противоположных направления, но столько направлений, сколько могут вместить умы мужчин и женщин, так как все они являются формами свободы. Кто-то может придумать, например, феминизм для каждой богини греческого Пантеона или по одному феминизму для каждого философского направления (де Бовуар создала экзистенциальный феминизм, Иригарэ – психоаналитический) и для каждой культуры.
Полемика и противоречия будут сопровождать эти интеллектуальные построения, но полемика и противоречие являются частью того, что делает умственную жизнь подобной бесконечной перестройке великолепного дворца. Снесите эту стену. Добавьте окно. Здесь вставьте дверь. Поднимите ту крышу, откройте вид отсюда, закройте оттуда, а потом начните все сначала, потому что дом идей, воздвигнутый много лет назад, сейчас стал тесным и требует очередной переделки. Структуры для формирования идей постоянно нуждаются в обновлении, потому что идеи, а еще больше слова, в которые они облекаются, стареют быстрее, чем на деревянном полу появляются царапины и трескаются гипсовые стыки.
