Иван Стригин - Альтернатива выживанию. Введение в психосинтез
Несмотря на то, что в большинстве случаев эти пути остаются независимыми, можно сочетать в своей жизни оба: Франциск Ассизский и Тереза Авильская активно проявляли себя в жизни, а такие ученые как Ньютон и Эйнштейн уделяли большое внимание духовности в своей жизни. Самореализация включает в себя оба аспекта: это движение одновременно к миру и к себе.
Даже если мы чувствуем зов в сторону только одного из измерений, важно осознавать второе и не терять его из виду. Потому что часто случается так, что чем больше мы развиваем один полюс, тем больше потребность в развитии второго, и эту потребность важно суметь увидеть, чтобы адекватно на нее ответить, иначе нас ждет очередной кризис.
Рис. 8. Измерения развития личности
Персональное развитие
Наша главная мотивация, связанная со смыслом, – выживание, физическое самосохранение. Удовлетворяя эту потребность, мы не останавливаемся, перед нами появляются другие потребности, нами продолжают двигать другие мотивы. И в этом процессе мы развиваем множество навыков, качеств, сторон нашей личности. Преодолевая фрустрацию и неудачи, мы добиваемся успеха в чем-то больше, в чем-то меньше.
В раннем детстве это чисто физические умения и тренировка тела, затем к списку присоединяется навык общения, эмпатии, отношений. В подростковом возрасте становится значимым развитие сознания, мышления. Во взрослой жизни мы сталкиваемся с тем, что все больше жизненных ситуаций требуют от нас и телесных навыков, и эмоциональной компетентности, и интеллекта – и тогда мы учимся интегрировать наши внутренние ресурсы.
На практике развитие не проходит так гладко – могут с самого начала быть какие-то проблемы с телом, наследственные заболевания или физические травмы. Или чувства могут быть подавлены под влиянием семьи, а мышление при этом иметь склонность к абстракциям в ущерб анализу конкретных фактов. Либо один из аспектов может просто «выпасть» – например, тяжелые эмоциональные травмы могут закрыть для нас впоследствии сферу чувств, и тогда мы компенсируем это повышенной активностью интеллекта. Наиболее обоснованным в таком случае видится подход к персональному развитию, который бы интегрировал все три аспекта, усиливая те, что развиты слабо, и объединяя их вокруг одного центра – Я.
Но даже если мы не занимаемся самоактуализацией осознанно, она происходит так или иначе в силу того, что мы стремимся достичь поставленных целей или добиться успеха в чем-то. Успешность стала важной частью нашей культуры, можно даже назвать ее условной величиной, которая измеряет то, насколько хорошо проживает свою жизнь человек с точки зрения других. При этом происходит одна значительная вещь: многие люди, достигшие поставленной цели в карьере, отношениях, какой-то деятельности, сталкиваются с тем, что в итоге удовлетворение, которое они испытывают, существенно меньше, чем они ожидали. Часто они, обнаружив это, бросают делать то, что делали, даже если на взгляд стороннего наблюдателя они находятся на вершине своего успеха.
После такого поражения может быть поднята другая планка, взята другая цель, но достижение каждой последующей приносит временное и незначительное удовлетворение, каждый раз сталкивая с пустотой и разочарованием. Это может привести к тому, что даже сам по себе образ новой цели будет обессиливать: установка, что разочарование неминуемо, уже есть на каком-то бессознательном уровне. Виктор Франкл описывал такое состояние как экзистенциальный вакуум. Это состояние действительно противостоит самому нашему существованию, потому его называют экзистенциальным кризисом (the existential crisis).
Люди, попавшие в такой кризис, испытывают все возрастающее ощущение бессмысленности собственной жизни и всего вокруг. Эта растущая пустота постепенно овладевает всей их жизнью, и «шарики больше не радуют». Семья, работа, прежние хобби перестают интересовать, а основными чувствами становятся апатия, тревога, возможно, отчаяние. У таких людей часто сильная личность, они видятся деятельными и успешными, по логике, они должны быть счастливы.
Лев Толстой в своей «Исповеди» описывает такой кризис очень подробно и точно: «Жизнь моя остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать, и не мог не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным. Если я желал чего, то я вперёд знал, что, удовлетворю или не удовлетворю моё желание, из этого ничего не выйдет. Если бы пришла волшебница и предложила мне исполнить мои желания, я бы не знал, что сказать». И далее: «Жизнь мне опостылела – какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от неё… Вопрос мой – тот, который в пятьдесят лет привёл меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, – тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я и испытал это на деле. Вопрос состоит в том: Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, – что выйдет из всей моей жизни?».
С этим состоянием очень сложно смириться, воля к смыслу приобретает силу голода, пустота требует заполнения, вакуум имеет свойство затягивать в себя. Толстой пишет: «Если б я просто понял, что жизнь не имеет смысла, я спокойно бы мог знать это, мог бы знать, что это – мой удел. Но я не мог успокоиться на этом. Если б я был как человек, живущий в лесу, из которого он знает, что нет выхода, я бы мог жить; но я был как человек, заблудившийся в лесу, на которого нашёл ужас оттого, что он заблудился, и он мечется, желая выбраться на дорогу, знает, что всякий шаг ещё больше путает его, и не может не метаться. Вот это было ужасно».
Выход из кризиса, который предлагает двухмерная модель измерений развития, – осознание и включение в свою жизнь трансперсонального измерения. Если раньше зов со стороны Самости был слабым, то теперь он, как минимум, сравнялся с зовом со стороны окружающего мира и нейтрализовал его. Период экзистенциального кризиса в таком случае представляется подходящим для того, чтобы впустить трансперсональное измерение в свой мир, потому что чего нам действительно не хватает в жизни в период такого кризиса – это отношений с каким-то бóльшим контекстом, которые необходимо увидеть и развить.
Это может быть сделано различными способами. Например, некоторые люди начинают испытывать большой интерес ко всему непонятному и мистическому, больше времени уделяют философии и религии, парапсихологии, оккультизму – всему, что, по их ощущениям, может дать ответы на вечные вопросы. Часто начинает вспоминаться прошлый опыт столкновения с трансперсональным измерением, который был забыт или вытеснен. И тогда рефлексия на тему этого опыта может позволить вернуть себе, вновь «присвоить» его.
Выход из кризиса начинается, когда мы получаем доступ к большему контексту нашей жизни и нам удается переформулировать вопрос о смысле и задать его самим себе: «к чему призывает нас жизнь?». Таким образом, мы разотождествляемся со своей личностью, трансцендируем ее и включаем ее в больший контекст.
Часто это должно произойти еще до того как мы осознаем трансперсональное измерение и включаем его в свою жизнь – и тогда выход из кризиса становится особенно сложным. Мы должны попрощаться со многими вещами, которые считали важными для себя раньше, к которым мы были привязаны и которые приносили нам удовольствие – во имя того, о чем мы еще не имеем ни малейшего представления. Здесь может возникнуть чувство, что жизнь была прожита зря, и после стольких лет жизни мы как будто остаемся с пустыми руками.
Но и в таком случае возможно разотождествление со своей личностью, если мы придем к пониманию того, что наша личность – это не тот, кто мы есть, но то, что у нас есть. Не источник чувства идентичности, но средство, которое мы используем, чтобы внести себя в мир. Разотождествление не уничтожает нашу личность (хоть и может переживаться как маленькая смерть), но позволяет нам превзойти ее, выйти за ее пределы. В этом нам может помочь если еще не уверенность, то хотя бы гипотеза о том, что существует духовное измерение, которое мы пока не переживаем, но к переживанию которого можем стремиться.
И тогда все, что потеряло своей значение в период кризиса, вновь становится значимым – возможно, уже иначе. Потому что теперь это все – часть большего целого.
Для Толстого, прошедшего этот путь, большим контекстом стала сама жизнь и все то, что переживается больше, чем жизнь: «Живи, отыскивая Бога, и тогда не будет жизни без Бога. И сильнее чем когда-нибудь всё осветилось во мне и вокруг меня, и свет этот уже не покидал меня. И я спасся от самоубийства. Когда и как совершился во мне этот переворот, я не мог бы сказать. Как незаметно, постепенно уничтожалась во мне сила жизни, и я пришел к невозможности жить, к остановке жизни, к потребности самоубийства, так же постепенно, незаметно возвратилась ко мне эта сила жизни. И странно, что та сила жизни, которая возвратилась ко мне, была не новая, а самая старая, – та самая, которая влекла меня на первых порах моей жизни».
