Евгения Трошихина - Сосуд и зеркало. Развитие эмоционального ресурса личности в психотерапии
Как пишет Н. Шварц-Салант (2007), в том случае, если собственная идентичность матери недостаточна, она становится чувствительной к тому, любит ли ее ребенок и насколько любит. Степень любви ребенка будет повышать или снижать ее уважение самой себя. Вместо того чтобы быть зеркалом, она сама будет стремиться получать отражение от ребенка, который очень скоро остро почувствует это как принуждение жить ради своей матери. Он становится внимательным к ее эмоциональному состоянию и потребностям, старается вести себя соответствующим образом, смутно ощущая, что он важен не потому, что он просто есть, а потому, что он выполняет некую функцию.
Те люди, у которых не было в раннем возрасте достаточного опыта отзеркаливания значимым взрослым, сохраняют эту потребность в ее примитивной форме, они чувствуют свою неполноценность, прерывающуюся волнами нереальной грандиозности. По словам М. Якоби, искажение отражения в раннем детстве приводит к тому, что ощущение своего полноправного существования в этом мире ускользает (Якоби М., 2001).
М. Вудман проводит сравнение дающего и поглощающего взгляда матери. Она нашла их символическое выражение в движении по часовой стрелке и против нее. Вудман обращается к правилам совершения сакрального ритуала, описанного М. Элиаде. Совершая сакральный ритуал, все его участники обходят священный теменос[4] по часовой стрелке. Двигаясь в этом направлении, они взывают к добрым богам. Во время «черной мессы», когда ее участники вызывают дьявола, они движутся против часовой стрелки. Движение энергии из глаз Великой матери и глаз Медузы Горгоны различно и соответствует этим двум направлениям. М. Вудман составила диаграмму, которую мы приводим здесь (рис. 1.7; Вудман М., 2006, с. 42). Отметим также, что тема глаз, связанная с образом Богини-Матери, была распространена в древности, изображения глаз встречаются на глиняных фигурках и резьбе по кости разных культур, датируемых примерно 2500 годом до н. э. (Кэмбел Д., 1997).
Рис. 1.7. Глаз Медузы Горгоны и глаз Великой материРис. 1.8. Медуза Горгона (ограда Летнего сада в Санкт-Петербурге) и скульптура Гуань-ИньВзгляд Великой матери – отражающий, его энергия дающая, питающая. А взгляд Медузы Горгоны требует отражения, он поглощающий. Светлая сторона, связанная с зарождением новой жизни, и темная, связанная с ее уничтожением, – это две противоположности архетипа Матери. Рассматривая архетипические образы матери в волшебных сказках, С. Биркхойзер-Оэри пишет об этих полярностях:
«Ее (Злой королевы) материнство – потребительское, она буквально хочет съесть тех, о ком должна заботиться: ее материнство не идет ни в какое сравнение с „дающей“ матерью, любовь которой придает ребенку силы. Злая королева воплощает характерную тенденцию тратить свои эмоции только на себя, нанося тем самым ущерб объекту своей любви» (Биркхойзер-Оэри С, 2006, с. 54).
В реальном материнстве эти энергии сочетаются, мать не может быть идеальной, как божественная фигура, она земная женщина. Д. Винникотт и Х. Кохут писали о «достаточно хорошем материнстве». По отношению к новорожденному для матери очень важно достаточно отражать его, быть дающей, чтобы младенец напитался ощущением своей ценности. Но постоянно быть безупречным зеркалом мать не может, и через какое-то время она не обеспечит ребенка желанным отражением. Однако если у ребенка был достаточный опыт удачного отражения, то в такие моменты он сам сможет стать для себя зеркалом, иными словами, он присвоит себе функцию зеркализации. И в дальнейшем, во взрослой жизни, из-за подспудного самообесценивания он не будет слишком озабочен тем, чтобы быть самым замечательным и ценным для всех. У него уже будет сформировано самопринятие.
Все вышеизложенное подчеркивает важность отражения клиента терапевтом. В условиях терапии клиент проживает отзывчивость, когда он отражен и «услышан», и через перенос получает опыт переживания своей ценности.
Пока клиент, стоя перед полками, выбирает фигурки, терапевт сидит рядом. Его бездейственная и молчаливая активность свидетельствует, что он весь в происходящем, но спокоен и расслаблен. Когда клиент в нерешительности оборачивается и искоса бросает взгляд на терапевта, тот, встретившись с ним глазами, приглашает его продолжать. Если клиент активен и «сметает» все фигурки в корзину, то терапевт не проявляет беспокойства, но более внимательно наблюдает за всем, чтобы вовремя предотвратить какую-либо неприятность. Например, повреждение предметов и как следствие возникновения чувства вины у клиента. Если же клиент спокойно и сосредоточенно занят выбором фигурок, терапевт не мешает ему, не смотрит на него слишком пристально. Все это дает возможность клиенту чувствовать себя в безопасности и отражаемым терапевтом.
Позиция терапевта аналогична позиции матери, когда ее ребенок учится ползать или ходить. Мать находится в комнате, неподалеку от ребенка, она знает, что ее ребенок может сделать самостоятельно, а где его нужно подстраховать. И, в свою очередь, ребенок тоже в любой момент может подбежать к матери и убедиться, что мама на месте и все в порядке.
Во время построения композиции терапевт сидит близко, но не слишком, не вмешиваясь и не торопя, он смотрит, но не разглядывает, склоняясь над песочницей. Бережно и уважительно относясь к самому процессу создания песчаной картины, он становится свидетелем рождения образов. Начинающие воплощаться в холмах, равнинах, реках, они отражаются терапевтом тихо и почтительно и, принятые, продолжают свое зримое повествование.
Через некоторое время после завершения построения клиент рассказывает о композиции, а терапевт слушает и записывает его слова. Это может быть история, действующими лицами которой являются все участники сцены, или сказка, миф. Это могут быть несколько слов об отдельных персонажах, о чувствах, связанных с ними. Рассказ помогает клиенту устанавливать связи между внутренними содержаниями, а терапевт, записывая, как бы подтверждает их реальность. Это позволяет клиенту чувствовать, что в его путешествии его сопровождает терапевт. Иногда, после того как все рассказано, терапевт читает записанное клиенту, и это тоже – отражение, вызывающее у клиента ощущение, что он услышан.
В построенной картине терапевт может многое заметить и довольно точно что-то понять о клиенте, но он оставляет найденное при себе и не дает никаких комментариев, оставаясь свидетелем, отражающим и удерживающим.
Как пишет Л. Дин, тренированный глаз подмечает маршрут целительного процесса в образах композиции, и терапевт должен быть готов «уступить», чтобы позволить психике клиента самой начать исцелять (Dean, L. E., 2011).
Для передачи своего понимания ситуации терапевту нет необходимости сообщать о своих инсайтах. Когда два человека смотрят на созданное на подносе так, что каждый внутренне переживает символы как соприкосновение с проявлением особенного мира, то это создает ощущение понимания; зримый рассказ услышан и разделен. Эта ситуация похожа на изначальное единство мать-ребенок, она создает атмосферу доверия и оказывает целительное действие.
Сам клиент не разбирает созданный им мир, оставленная нетронутой картина сохраняется в памяти более ясной и четкой. В течение недели до следующей встречи символы продолжают свою работу, они наводят клиента на какие-то размышления, воспоминания, вызывают определенные чувства, но никогда не оставляют равнодушным. Э. Вейнриб считает, что разобрать композицию в присутствии клиента – значит обесценить законченное творение, разрушить связь между пациентом и его внутренним миром, невидимую связь с терапевтом (Weinrib E. L., 2004).
В процессе разговора отражение заключается в том, что терапевт повторяет и проясняет сказанное клиентом. Отражение клиента таким, какой он есть, дает ему свободу быть таким, какой он есть.
Терапевту важно видеть и сохранять в себе образ зеркала, которое просто отражает.
На практике во время построения клиентом композиции терапевт зарисовывает ее, сидя на своем месте. После ухода клиента терапевт садится на его место, дорисовывает сцену и делает фотографию. Поднос выглядит по-разному с разных ракурсов, и важно посмотреть на созданный мир глазами его создателя. Сидя в одиночестве и глядя на песчаную картину, терапевт старается уловить послания, воплощенные в символах. Возникают чувства, приходят размышления, появляются интуитивные догадки. Песок «говорит» недосказанно, оставляя в поиске, с «оробелою верностью тайне» при встрече с отражением души.
Интерпретируя композицию для себя, терапевт может приблизиться к пониманию клиента, и к моменту, когда клиент снова придет на сессию, терапевт будет готов к новой встрече, поскольку он уже подготовит себя на основе полученной информации так, чтобы быть более надежным «сосудом» и ясным «зеркалом» для индивидуальности клиента.
