Игорь Кон - Мальчик – отец мужчины
Но – оборотная сторона медали! – многозначность эмоциональной коммуникации делает ее во многом иллюзорной. Юношеская потребность в самораскрытии часто перевешивает интерес к пониманию Другого, побуждая не столько выбирать друга, сколько придумывать его. Подросток мечется между желанием полностью слиться с другом и страхом потерять себя в этом слиянии. Нуждаясь в сильных эмоциональных привязанностях, юноши подчас не замечают реальных свойств своих друзей.
Как тонко заметил Роберт Музиль, в юности стремление светить самому гораздо сильнее, чем желание видеть при свете. Чем эгоцентричнее дружба, тем вероятнее, что с возрастом в ней появятся нотки враждебности. «Несметное число лет назад мы восхищались друг другом, а теперь мы не доверяем друг другу, зная друг друга насквозь. Каждому хочется избавиться от неприятного впечатления, что когда-то он путал другого с самим собой, и потому мы служим друг другу неподкупным кривым зеркалом» (Музиль, 1984. Т. 1. С. 74).
Подведем итоги.
1. Важнейшим средством формирования культуры мальчишества на базе нормативного канона маскулинности является гендерная сегрегация, установка на отделение от девочек.
2. Гомосоциальность формирует у мальчиков сильное чувство товарищества, принадлежности к группе, индивидуальное «Я» как бы растворяется в коллективном «Мы», приобретая таким путем дополнительную силу.
3. Это единство является не только эмоциональным. Все мальчишеские группы, формальные и неформальные, строятся иерархически, имеют свою социально-ролевую структуру, дисциплину и вертикаль власти, которые хорошо описываются в терминах социальной психологии. Однако эти структуры не бывают монолитными, межгрупповые и внутригрупповые конфликты всегда оставляют зазор для формирования индивидуальности.
4. Исключительное «мужское товарищество» («Мы») дополняется такой же исключительной «мужской дружбой» («Я» + «Я»). Хотя коммуникативные свойства мальчиков и девочек развиваются по одной и той же траектории, девочки существенно опережают своих ровесников по формированию потребности и способности к самораскрытию. Отсюда – разные гендерно-возрастные акценты в определении ценностных критериев дружбы (взаимопомощь или понимание), ослабевающие лишь к концу юношеского возраста, когда мальчики осваивают более тонкие формы межличностной коммуникации.
5. Различия в структуре общения и коммуникативных черт мальчиков и девочек тесно связаны с особенностями их эмоциональной культуры и отличаются исторической и межпоколенной устойчивостью. Тем не менее, расширение сферы совместной деятельности и общения мальчиков и девочек ослабляют гендерную поляризацию и в этом вопросе, выдвигая на первый план индивидуально-типологические, личностные различия.
Глава 7. Мальчики в школе
Школа как социальный институт
Школьный учитель и профессор выращивают исключительно виды, а не индивиды.
Георг Кристоф ЛихтенбергИз всех насилий,
Творимых человеком над людьми,
Убийство – наименьшее,
Тягчайшее же – воспитанье.
Правители не могут
Убить своих наследников, но каждый
Стремится исковеркать их судьбу:
В ребенке с детства зреет узурпатор,
Который должен быть
Заране укрощен.
Смысл воспитанья -
Самозащита взрослых от детей.
Максимилиан ВолошинВ условиях всеобщего и обязательного школьного обучения большую часть своей жизни (11 или 12 лет из восемнадцати) и своего времени мальчики проводят в школе. В исторической части книги я бегло рассказал, как возник этот социальный институт и как в нем чувствовали себя мальчики в прошлые периоды истории. Теперь попробуем подойти к теме социологически.
Кому и зачем нужна школа? Проявляя, как положено, почтение к начальству, наука видит школу преимущественно глазами государства, родителей или учителей, рассматривая учеников в основном как объект обучения, воспитания и социализации в широком смысле слова. Однако определение функций и задач школы государством, церковью, семьей, местной общиной, школьной администрацией, учителями и самими учащимися никогда и нигде не совпадало, а конечный результат всегда оказывается продуктом борьбы этих и многих других общественных сил, каждая из которых преследует свои собственные, далеко не бескорыстные, групповые интересы.
Если посмотреть на школу глазами учащихся, придется признать, что хотя официально школа создавалась для блага мальчиков, школьная вертикаль власти ограничивала и ущемляла их свободу. История школы – это история не только методов обучения и т. п., но и противостояния двух враждебных сил – учителей и учащихся. Первые перенесли на территорию школы суровый опыт отцовской дисциплины подавления и усмирения, а вторые – не менее богатый опыт мальчишеского сопротивления и самоорганизации. В любой школе присутствуют два властных начала: вертикальное (власть школьной администрации и учителей) и горизонтальное (власть ученического сообщества), которые, с одной стороны, подкрепляют, а с другой – подрывают друг друга, причем оба эти начала могут быть как авторитарными, так и демократическими. Отдельно взятый индивидуальный мальчик зажат между этими двумя силами, каждая из которых в отдельности значительно сильнее его самого, как между молотом и наковальней. Но поскольку эти силы соперничают друг с другом и имеют свои внутренние противоречия (соперничество разных учителей и разных групп внутри мальчишеского сообщества), школьник может, играя на их рассогласованности, отстоять свою индивидуальность и получить некоторую степень автономии.
Подобно истории детства, история школы тесно связана с эволюцией гражданского общества и правопорядка. Идея «прав ребенка», включающая ограничение, а затем и полный запрет телесных наказаний, – естественный вывод из принципа прав человека. Но это весьма противоречивый процесс. Ограничение учительского произвола, требование учить и наказывать не «по понятиям», а по правилам, то есть по закону – огромное историческое завоевание.
Формальная регламентация отношений ученика и учителя и того, как они должны обращаться друг с другом, – необходимая предпосылка защиты прав ребенка и его группового самоуправления. Но одновременно регламентация деиндивидуализирует эти отношения, лишает их эмоционального тепла, порождает формализм и сухость. Массовая школа, как и всякий массовый продукт, плохо совместима с индивидуальностью. «Образовательный стандарт» – абсолютно необходимая вещь, но все-таки это стандарт. Еще проблематичнее выглядит горизонталь власти мальчишеского сообщества, которое нередко мало чем отличается от первобытной стаи.
Как мы уже видели на историческом материале, отношение мальчиков к школе всегда и везде неоднозначно. Это верно и относительно современной школы. «Любовь к школе», которую взрослые стараются прививать детям, обозначает и интерес к учебе, и привязанность к сверстникам, и любовь к учителям, и уважение к самому институту школы. Эти ценности далеко не всегда совпадают и даже осознаются.
В 1960-х годах, как хорошо показала Л. И. Божович, младшие подростки часто описывали школу как свою естественную жизненную среду, «дом», в котором сосредоточены их основные интересы: «Школа – это дом, где мы учимся, где учителя, которых мы любим или не любим, где интересно, иногда и скучно, но школа – это школа!» Старшекласснику, круг интересов и общения которого все больше выходит за пределы школы, такая простота и ясность уже заказаны. Школа для него – «учебное заведение, где дают знания и воспитывают из нас культурных людей». Хотя старшеклассник еще принадлежит школе, референтные группы, с которыми он мысленно соотносит свое поведение, все чаще находятся вне ее. В его сознании все сильнее звучит мотив разграничения и противопоставления школы и «настоящей», «взрослой» жизни. «Каким бы умным и зрелым ты ни был сам по себе, пока ты еще учишься в школе, к тебе относятся как к ребенку не только родители (для них это, наверно, естественно), но и все окружающие тебя люди» (Божович, 1968). Отсюда – стремление поскорее вырасти и уйти из школы.
Для многих мальчиков понятия «учиться» и «учиться в школе» не просто различны, но противоположны. Вот как выглядели собранные учителем В. Г. Богиным в 1989 г. ответы некоторых учеников 10-го класса очень неплохой подмосковной школы на вопрос: «Какую пользу приносит тебе посещение школы?»:
«Никакой. // Никакой. Может, потом свои знания я смогу применить где-нибудь, но сейчас вся учеба мне кажется бесполезной. // Никакой. В институт я готовлюсь самостоятельно… // Никакой пользы, только вред. Те отметки знаний при отсутствии системы я не считаю за пользу, а морально в школе меня превратили в развалину. // Посещение сегодняшней школы мне не только пользы не приносит, а вредит. Столько времени теряем совершенно зря! // Мне, в данном столетии, посещение школы никакой пользы не приносит, пустая трата времени. // Школу я посещаю только потому, что так надо! Учиться стараюсь только тому, что мне пригодится… // Она дает мне во много раз меньше, чем я смог бы от нее получить. // Посещение школы мне не приносит пользу, на уроках я мало чего усваиваю полезного. Польза – общение с классом, с народом. // Наверное, какую-то пользу и приносит, но я ее не замечаю. // Великую радость человеческого общения и отдых от родителей… // Школа не дает мне замкнуться в узком круге моих занятий, но я с такой же охотой и не посещал бы ее. Еще школа помогла мне стать похожим на человека. // Никакую. Только встречи с учителем литературы меня радуют. // Какую может приносить пользу сон на уроках? // Кроме того, что убил время, мало пользы. // Радость общения с одноклассниками, чувство собственного бессилия в борьбе (слишком сильно сказано) с тупостью. // Вижу друзей и подруг. // Приносит самые минимальные знания, общение с людьми приносит большую пользу».
