Николай Козлов - Истинная правда, или Учебник для психолога по жизни
к Человеку
Как я стал психологом (таким)? Как (и почему такой) я сделал Клуб? Что такое Синтон-программа и откуда она взялась? Эти вопросы звучат настолько часто, что ответы уже выкристаллизовались. Как всё у меня, это некоторые истории (когда веселые, когда колючие), за которыми почти всегда стоит какая-то подсказка.
Мораль, если хотите.
Я никоим образом не утверждаю, что мой путь как психолога верен и хорош. Но я, так или иначе, состоялся — значит, путь мой был не тупиковым. И он был другим: не совсем традиционным и поэтому — интересным. А самое главное, мне хочется рассказать его в тех очень конкретных и житейских деталях, которые и составляют жизнь.
Правду жизни.
Ну что, поехали?
Знакомство начинается с обмана
Козлов Николай Иванович — профессиональный психолог, получил базовое психологическое образование, окончив в 1979 году факультет психологии МГУ им. М.В.Ломоносова.
Из анкеты
На самом деле, это — прямой обман. Сейчас я уже могу признаться, что на самом деле никакой базовой психологической подготовки на факультете психологии МГУ я не получал. Я представляюсь так только для престижа: для того, чтобы не знающие меня люди увидели меня большим и толстым.
Уважаемым.
Да, в МГУ на названном факультете я учился, но для реальной психологической работы я не получил там ничего.
Кроме корочки и наглости: вот, окончил, и в дипломе написано: "психолог, преподаватель психологии".
Я изучал на факультете анатомию головного мозга приматов и даже человека, знакомился с тем, что не нравилось советским психологам в несоветских, слушал историю естественно КПСС и так далее, разрешите вас более не утомлять. Поэтому, как психолог, я, скорее, самоучка — как и большинство известных мне настоящих Психологов.
Я - самоучка
И если меня сейчас читают талантливые и душевные люди, которые собираются работать с людьми, но не имеют базового психологического образования, я тем самым говорю им: "Ничего страшного". Пятнадцать лет назад я был точно в той же ситуации, что и вы, только меня некому было поддерживать. Я прошел этот путь и, хочется верить, могу помочь вам пройти путь ваш.
Конечно, он будет другим, но, когда есть уже протоптанные тропинки, идти легче.
Вперед!
Университет
Как я стал отличником
Что же я делал на факультете психологии?
В то время, как часть моих друзей играла в преф и пили пиво, а другая — зубрила толстые правильные учебники, готовясь к экзаменам, я учился. Учил себя. Учил — многому.
Книги были моими Учителями, но — не учебники по психологии.
Я продолжаю оставаться при убеждении, что вузовские учебники — как минимум, это бездарное времяпрепровождение, а как максимум — вредное компостирование мозгов. Относительно недавно мне пришлось пролистывать наших классиков от психологии (Ананьев, Божович, Выготский, Гальперин, Дубровина... продолжайте по алфавиту). Начал вчитываться — абзац, еще абзац — и вдруг ощутил, как начинает стопориться душа и глушится живое движение мысли. Еще страница, и на увядшую душу упала тяжелая импотенция... Возможно, я не смогу описать точно, что происходит с мозгами, но характерной особенностью, проявляющейся при длительном воздействии указанного информационного потока на воспринимающего индивида, оказывается глобальное смысловое отчуждение и носящее преимущественно защитную функцию тотальное разрушение структуры деятельности.
Простите, кажется, уже подействовало...
Как минимум, после этих умных книг общение с людьми определенно затрудняется.
Но мне повезло, и я в целом — спасся. Помогла подсказка от жизни. В первом семестре первого курса у нас было четыре предмета с экзаменом. По двум из них я добросовестно ходил на лекции и забивал информацией голову, в результате по ним я получил "четыре". На лекции по двум другим я не ходил, но сделал качественные шпаргалки и получил — "пять".
Я сделал правильные выводы, в результате чего факультет окончил практически круглым отличником, а голову и душу от ненужного мне сохранил.
Вы меня осуждаете? Я — тому своему решению рад. Я не был лентяем ни тогда, ни позже, и такой способ учебы (а не безделья) был осознанным выбором. Поэтому я повторю свою позицию:
Не занимайтесь ерундой - не читайте, чего не следует
Танцы
В числе того, что в МГУ все-таки составило мою базовую подготовку как психолога, я обязан упомянуть занятия в Школе бальных танцев. Я пришел туда на втором курсе не потому, что любил танцевать, я пришел потому, что танцевать совершенно не умел. Это было настолько очевидно, что после полугода занятий мне было мягко предложено покинуть студию ввиду полной несовместимости меня и танцев. Я тем не менее не покинул школу и продолжал учиться двигать ногами и головой, несмотря на исполненные мукой глаза партнерши. Прошел год, и на очередном конкурсе мы с Ирой Щуренковой заняли уже призовое место.
Вот так. Даже зайца можно научить играть на барабане.
Мы занимались еще год, и это было важно в первую очередь для моего личностного, душевного развития. Я научился красиво и осмысленно двигаться. Я стал чувствовать тело девушки и мог гармонично быть с ней рядом. Я теперь умел подавать руки с разными интонациями и брать талию партнерши — и ее саму — и нежно, и властно.
А до этой школы я ничего этого не умел — а собирался жить счастливо.
Вести партнершу, тем не менее, я научился только десять лет спустя.
Настоящий же смысл танца мне открылся не так давно, и сейчас в танце с партнершей я занят уже не танцем. Я погружаюсь в то, откуда танцы родились, — в секс, движения становятся живыми и очень конкретными действиями, поступками — и партнерша начинает отвечать мне на том же языке.
Телу хочется быть живым и богатым. Танцуйте!
...Интересно, а если бы я тогда, на факультете, учился двигать только извилинами — под аккомпанемент учебников, но не всем телом — под музыку красоты, как бы я сейчас работал: сутулый, угловатый, заторможенный?
Психолог-теоретик такое себе позволить еще может — книги простят, но психолог-практик — в ситуации другой. Чтобы вести психологическую группу, ее надо вначале набрать. Объявления-рекламки работают слабо, куда как результативнее оказывается явление Психолога народу. Правда, народ любит не хануриков, а успешных, бодрых и красивых, и, если вы хотите работать успешно, вы таким быть должны.
В данном случае это не свободный личностный, не вкусовой выбор — это профессиональное требование. То есть то, чему научиться необходимо.
Писательство
Все, что сказано хорошо, — мое, кем бы оно ни было сказано.
Мое. Хотя раньше это говорил и Сенека
Качество моих занятий во многом определяется тем, что я хорошо пишу. Тот, кто внимательно пишет, начинает внимательно говорить, плюс настоящая как методическая, так и научная работа начинается только со свободной работы на клавиатуре.
Хотя бы пишущей машинки. А потом — компьютер обязательно.
Все это пришло не сразу, а было наработано. Как?
Не буду скрывать, что воровство в области литературы я всегда считал добродетелью. Хорош автор тот, у которого я мог что-то стащить: мысль или хотя бы фразу.
Мои записные книжки были забиты фразами — и именно поэтому эти фразы оказались не забыты.
И я воровал — воровал много, усидчиво и внимательно. Сочту за честь, если кто-то сможет много воровать у меня.
Выражаясь пристойно, кто мой текст о-своит — сделает своим.
Стихи продолжал писать все годы подряд, но год литературной студии дал мне навыки литературного ремесленника. Я стал чувствовать стиль, как дыхание речи, привык отслеживать звукоряд и научился выстраивать композицию.
Моей литературной работе особенно способствовало конспектирование работ Маркса и Энгельса. Конспект надо было делать все равно, так я взял в библиотеке их произведения, купил хорошую печатную машинку и к ней — самоучитель.
Я потратил месяц, следя, чтобы пальцы ставились именно на нужные клавиши, но с тех пор печатаю вслепую. И пишу — легко.
Я не могу сказать, что когда-либо искал свой стиль: я набирал и множил его, питаясь в первую очередь классиками — и декадансом. Но ощутил себя собой я лишь тогда, когда Великим Давним нашел аналоги в Классике Современности.
И тогда на место Пушкина встал Пришвин с той же прозрачной простотой, ванильную надменность Игоря Северянина заместило интеллектуальное эстетство Леонида Жуховицкого, пронзительность Гумилева у меня как-то смешалась со снобизмом Ахмадуллиной, щемящую боль Достоевского я переболел и более ни у кого не искал, а на место кирпичной поэтики Маяковского легко взгромоздилась восхитительная ржущая наглость "Московского комсомольца". Гоголь моей души сконденсировался — и расцвел — в Жванецком.