Дмитрий Узнадзе - Психология установки
То, что такое состояние возможно (чтобы человек чувствовал неодолимую тенденцию к некоему действию, но притом совершенно не знал бы, зачем и почему он хочет его выполнить) — это мы знаем из факта постгипнотического внушения. Указанный фактор настолько наглядно напоминает наши патологические случаи, что их отождествление вполне возможно.
Ежели мы возьмем под наблюдение одного из таких больных, а затем какому-либо здоровому субъекту в гипнотическом сне внушим задание выполнить после пробуждения именно то действие, неодолимую тенденцию к которому обнаруживает наш больной, мы увидим, что между этими двумя субъектами — больным и здоровым — нет никакой разницы: и один и другой будут чувствовать одинаково сильную тенденцию к выполнению одного и того же действия. Различие будет только в том, что одному мы в гипнотическом сне внушили выполнение этого действия, а у другого мы не знаем, откуда оно появилось. Разве мы не имеем полного основания думать, что по сути дела основа этой тенденции у обоих должна быть одинакова: патологическая тенденция больного должна быть того же происхождения, что и внушенная тенденция здорового! Но мы знаем, что внушение при гипнотическом сне создает соответствующую установку, которая, продолжая существовать и после пробуждения, заставляет субъекта выполнять определенные действия.
Итак, основой постгипнотического внушения является установка» Это экспериментально доказанное, бесспорное положение. Следовательно, можно считать доказанным и то, что в основе патологической, неодолимой тенденции должна быть тоже установка.
Как уничтожить у субъекта вытекающую из постгипнотического внушения тенденцию? Совсем просто. Достаточно убедить его, что эта тенденция внушена ему в гипнотическом сне, чтобы он тотчас избавился от нее. Этот факт несомненно указывает и на то, как излечить упомянутое заболевание воли. Есть факты, убеждающие нас в том, что и здесь имеет силу тот же прием, посредством которого мы рассеяли постгипнотическое внушение. Вышеупомянутая больная сама собой излечилась, как только во время беседы, проведенной с ней при гипнотическом сне, удалось выяснить ту потребность и ситуацию, на почве которых возникла установка, лежащая в основе ее заболевания.
2. Патологическая слабость воли известна под названием абулии. Множество случаев абулии описано в психопатологической литературе. Один из них мы назвали выше (случай Жане). Здесь мы приведем один очень известный случай, описанный впервые Бийо. Один болевший абулией нотариус должен был заключить договор. Он написал текст с начала до конца, оставалось его только подписать. Но этого он не смог сделать! Десять, сто раз пытался он написать свою фамилию. Никак не получалось. Как только он приближал перо к бумаге, рука отказывалась служить, тогда как она совершенно беспрепятственно выполняла в воздухе все те движения, какие были нужны для написания его фамилии. Только после 45 минут мучительных стараний удалось ему подписаться, да и то очень неуклюже.
Абулическая слабость воли чаще всего характерна для врожденной невропатии, истерии и психастении. У нее много разновидностей. В сущности же мы везде имеем дело с одним и тем же явлением: у больного необычайно снижена способность даже самой простой преднамеренной активности.
Известные в психологической литературе попытки объяснения этого явления различны.
Рибо полагает, что это заболевание следует объяснить снижением чувства. Когда ничего не привлекает, все безразлично, ничто не радует и не огорчает, какой же, мол, может быть разговор о какой-либо способности к действию, о какой-либо активности, волевом усилии! Однако приведенный выше случай с нотариусом плохо согласуется с этой теорией: нотариус вовсе не был безразлично настроен к тому, что ему следовало сделать. Случаи абулии настолько мало связаны с безразличием или апатией, что, по мнению некоторых авторов (Вернике, Крафт-Эбинг и др.), напротив, основой абулии следует считать сильную эмоциональную возбудимость.
Интересна теория П. Жане. Согласно этой теории, в случае абулии нарушена функция реальности: больной живет как бы в чужой стране, он не в силах принять решение, сконцентрировать внимание на чем-либо, имеющем реальное значение. И вот поэтому он хорошо выполняет лишь дело, лишенное значения, или такое, ответственность за которое несет не он, а кто-либо другой.
Проще было бы следующее объяснение. В чем затрудняется абулик? Он не в состоянии действовать; его поведение не может протекать беспрепятственно, как это обычно бывает у нормального человека. Следовательно, надо полагать, что у него нет установки соответствующей деятельности, ибо, как мы знаем, процесс деятельности направляется установкой. Без установки, может быть, удастся сделать какое- либо отдельное движение, но деятельность как осмысленная система движений немыслима без нее. Поэтому при истерическом параличе больной хорошо выполняет отдельные движения. Следовательно, мышечная система у него не повреждена, но, несмотря на это, он не в состоянии объединить эти движения в осмысленное действие; истерик, например, не может ходить. Однако, если у него появится установка, паралич исчезнет бесследно. Может случиться, что у абулика только под влиянием мыслимой ситуации не возникает установка, а в непосредственной ситуации она действует нормально. Так бывает, например, в случае психастении, когда больной, будучи в одиночестве, хорошо выполняет то или иное действие, например пишет, но в присутствии другого человека это ему не удается.
Итак, изучение случаев абулии опять-таки говорит в пользу того соображения, что решающая роль в волевом процессе, видимо, принадлежит установке. То, что у абулика и в самом деле имеется специфический дефект именно в этой сфере, подтверждается экспериментальными данными. В результате специальных опытов выяснилось, что в случае психастении выработанная однажды установка очень недолговечна — она быстро исчезает; установка психастеника лабильна.
Более интересны с точки зрения теории установки случаи так называемой апраксии. О ней мы уже говорили мимоходом, а теперь рассмотрим ее несколько подробнее. После Г. Липмана, первым описавшего это заболевание, под названием апраксии обозначают случаи, когда больной, несмотря на полную сохранность двигательного аппарата, не в состоянии выполнить даже самое простое произвольное действие.
Назовем некоторые классические случаи: а) один больной Джексона никак не мог высунуть язык, когда этого требовал врач, но он совершенно свободно смачивал губы языком, когда у него возникал к этому соответствующий импульс; б) больной Гольдштейна не мог, по предложению врача, закрыть глаза, но, когда он ложился спать, это не представляло для него никакой трудности; в) известны случаи, когда больной апраксией прекрасно застегивал и расстегивал пуговицы на своей одежде утром и вечером, когда он одевался и раздевался. Но стоило ему предложить расстегнуть пуговицу, когда в этом не было прямой нужды, чтобы сразу эта простая операция становилась для него совершенно невыполнимой; г) интересны описанные Липманом случаи так называемой идеаторной апраксии. Больной абсолютно не в состоянии правильно выполнить какой-либо достаточно сложный акт; он хорошо выполняет все частичные акты, входящие в этот сложный акт, но путается, не может соблюсти их правильную последовательность, которая бы привела к выполнению всего сложного действия, у него, по словам Липмана, нарушена «формула действия».
Природа апраксии станет необычайно ясной, как только мы станем рассматривать ее в аспекте теории установки. И в самом деле, сразу бросается в глаза то, что больной в одном случае прекрасно выполняет одно действие, а в другом — обнаруживает полную неспособность к повторению того же действия. Что может быть причиной этого явления, как не то, что в одном случае у него есть установка, соответствующая надлежащему действию, а в другом нет. Но когда, в каких условиях есть у него эта установка, а в каких она отсутствует? Когда актуальная потребность требует выполнения определенного действия — для сна нужно закрыть глаза, а чтобы раздеться и лечь в постель, надо расстегнуть пуговицы, — больной не затрудняется в его выполнении. Следовательно, в подобных условиях у него полностью сохранена способность соответствующего поведения.