Джин Ландрам - Дж. Н. Ландрам. Четырнадцать гениев, которые ломали правила.
Отвергая все правила
На Дункан повлияли в поэзии концепция «личной свободы» Уолта Уитмена, в философии — теория Ницше о превосходстве и «сверхчеловеке», идея Руссо о социальной справедливости, а в музыке — антиобщественные творения Бетховена и Вагнера. Нонконформизм Айседоры проявлялся во всем: в танце, искусстве, религии, любви и просто в жизни. Свобода танца была страстью Дункан, и эту свободу она проповедовала и в жизни. Отпущенный ей срок она посвятила интеллектуальному, психологическому и философскому изучению сущности танца. Мятежный дух снискал Дункан репутацию ренегатки. И в то же время сделал ее лучшей в своей профессии. При первой встрече Роден был очарован этой женщиной. В то время он был уже стариком, а Дункан — потрясающей красавицей в расцвете лет, но ее «свободный танец» покорил скульптора. Он назвал ее «величайшей женщиной из всех, каких только видел мир», хотя его романтические авансы были отвергнуты «язычницей-пуританкой», как Айседора называла себя в то время.
Влияние
В своей эпопее «Творцы» (1992) Дэниел Бурстин назвал Дункан «босоногой виконтессой». Он описал ее как «начало новой эпохи... Она была первой, кто танцевалмузыку, а не подмузыку». Он писал: «Любой человек любого возраста может повторить то, «что» она сделала, но не «так», как это делала она. Когда она поднимала руки, это было просто необычайно. Она могла просто стоять спокойно — что частенько и делала — но и в этом стоянии была жизнь, это был танец». Хореограф Агнес де Милль назвала влияние Дункан решающим для коренного преобразования танца. Она сказала: «Айседора убрала весь мусор. Она была гигантской метлой. До нее театр не переживал подобной уборки». Подруга Дункан и ее биограф Мэри Дести (1929) описывала ее страстные выступления: «Ни одно религиозное переживание не могло так тронуть сердец верующих, как это делал танец Айседоры» (стр. 17). Журнал «Тайм» описал Дункан как «талантливую, экстравагантную, интеллигентную, скандальную, экстраординарную женщину». Илья Ильич Шнейдер после смерти Айседоры Дункан стал руководителем Московской школы танца ее имени. Шнейдер — русский критик-искусствовед, хореограф, продюсер и постановщик балетов. Его мнение о влиянии Айседоры на природу танца подтверждает ту важную роль, которую личность танцовщицы сыграла в ее успехе: «Ее появле-
ние в мире искусства произвело эффект разорвавшейся, бомбы не только потому, что она отказалась от балетного костюма и танцевала босая в легкой тунике, но и потому, что она дерзнула исполнять свои танцы под музыку великих композиторов» (Шнейдер. 1968).
Дункан была гениальным новатором. Ее главное влияние состояло в том, что она показала всему миру: «личность отдельно взятого человека» и «страсть» тоже важны и «традиции» не следует вмешиваться в творческий процесс. Айседора была убеждена, что сущность танца кроется в бессознательном — «центральном внутреннем голосе» — в душе. Так она поступала и на сцене, и в жизни. Ее жизнь напоминала древнегреческую трагедию, что имеет оттенок иронии, так как Айседора тратила огромное количество времени, денег и энергии, отчаянно пытаясь соединить древнегреческую трагедию с танцем. Эта революционерка бросала обществу вызов, дабы реформировать мир танца. Ее труд не остался незамеченным, ей присвоили титул «богини танца» — репутация, заработанная многими годами тяжкого труда и боли. Когда она трагически погибла в Ницце, шофер отчаянно завопил: «Я убил Мадонну! Я убил Мадонну!» По мнению тех, кто знал ее лучше других, в своем наблюдении шофер был не так уж далек от истины.
Ранние детские переживания и их влияние
Айседора Дункан родилась 27 мая 1878 года в Сан-Франциско, в семье профессиональных музыкантов Джозефа Чарльза Дункана и Доры Грей, у которых была четвертым ребенком. Она видела своего отца лишь однажды, и его хулиганский образ жизни поэта, учителя, предпринимателя и авантюриста вызвал в ней благоговение. Джозеф Дункан был очаровательным, но безответственным волокитой, с которым жена развелась сразу после зачатия Айседоры. По иронии судьбы и к вящей досаде матери, ее четвертая дочь пошла в отца. Дора Грей стала саркастическим агностиком, противницей брака, внушившей свои взгляды всем детям, но наибольший отклик они нашли в сердце юной Айседоры. Дункан любила повторять: «Я научилась танцевать в утробе своей матери. Возможно, это из-за устриц и шампанского — пищи Афродиты». Дора Грей говорила: «Этот ребенок никогда не будет нормальным», а когда Айседора появилась на свет, сказала: «Вот видите, я была права, ребенок ненормален!», таким образом подготовив девочку к нетрадиционному образу жизни. Юная Айседора выросла с мыслью, что брак — это отвратительный институт, и еще маленькой девочкой пообещала никогда не выходить замуж. Дора Грей была неплохой пианисткой и стала для дочери примером, наставником и аккомпаниатором. Дункан выросла свободным человеком благодаря снисходительности своей бунтарки-матери. Девочке была предоставлена полнейшая свобода в изучении улиц Сан-Франциско, что, по мнению уже взрослой Айседоры, коренным образом повлияло на ее последующие творческие достижения. Дункан выросла в семье, где сама обстановка стимулировала мышление, где благоговели перед искусством, а снисходительность к детям переходила всякие границы. Айседоре была предоставлена полная свобода идти, куда она хотела, как только у нее возникало такое желание, и девочка никогда не чувствовала никаких ограничений: «Своим вдохновением создать собственный танец я обязана» вольным детским годам.
Переезды и решимость
Дункан писала о пугающихся всего родителях, которые приговаривают своих детей к обыкновенной заурядности, держа взаперти эмоционально и физически. Свои ранние годы, проведенные что называется «с ключом на шее», она описывала как романтическую и познавательную жизнь, которая подготовила ее к грядущему успеху. С ее точки зрения «свобода жить и познавать жизнь — пробовать и ошибаться — и жить собственным умом» суть главное в достижении успеха в воспитании самостоятельности. Семья Айседоры бедствовала, и девочка рано познала искусство выживания. Когда они не могли позволить купить себе еду, она обыкновенно вызывалась пойти к булочнику или мяснику просить о кредите, потому что
была самой маленькой, худенькой и смелой. В своей биографии Дункан признавалась: «Я была самая храбрая, и когда в доме совсем уже нечего было есть, именно я вызывалась пойти к мяснику и с помощью различных уловок выклянчивала у него бараньи отбивные бесплатно» (Дункан. 1927, стр. 20). Ее самостоятельность подтверждается и тем фактом, что в шесть лет она за деньги давала уроки танцев соседским детям.
Семья Дункан была настолько бедна, что не задерживалась на одной квартире дольше нескольких месяцев, и это позволило маленькой Айседоре пережить то, что сама она впоследствии назовет «скитальческим детством». Семья съезжала каждый раз, как подходил срок платить за квартиру; многие родители наверняка найдут такую практику губительной, но для Айседоры она оказалась познавательным и положительным опытом. Переезды, испытанные ею в детстве, подготовили ее к жизни пионера-исследователя, в которой она будет осваивать иностранные языки, культуру, совершенно новые формы искусства. Все новое и незнакомое никогда не создавало проблем для Дункан, поскольку она познала подобные ощущения еще ребенком. Дети, выросшие в такой обстановке, изначально обладают преимуществом перед ровесниками из благополучных семей.
Формула успеха —право на ошибку
К десяти годам Айседора бросила школу и открыла неформальную школу танцев для соседских ребятишек. Она учила и детей из богатых семей Сан-Франциско девятнадцатого века. В своей автобиографии Дункан писала: «Мне было жаль детей, у которых было все, что только душе угодно, но которые никогда не научатся жить самостоятельно, когда вырастут». И добавляла как предупреждение: «Лучшее наследство, которое вы только можете оставить своим детям — это позволить им идти своим собственным путем, только на своих двоих». Дункан заключала: «В сравнении с этими детьми миллионеров я была в сотни раз богаче всем тем, что делает жизнь стоящей» (Дункан 1927, стр. 21). Описывая этих сверх меры оберегаемых детей с гувернантками и нянями, она говорила: «Мои братья и я были вольны следовать порывам наших бродячих душ». Свой успех и склонность к творчеству Дункан полностью относила на счет этой ранней школы жизни. Ее логику трудно опровергнуть, поскольку схожий опыт, хотя и более драматического характера, имелся у Эрхарт, Диснея, Гитлера, де Сада, Теслы и Райта. Дункан была убеждена, что чрезмерная опека родителей душит творческие наклонности и грядущий успех на корню: «Несомненно, вдохновением создать собственный танец, который и есть не что иное как выражение свободы, я обязана моему дикому вольному детству. Меня никогда не тяготили постоянные «нельзя», на мой взгляд, превращающие жизнь ребенка в кошмар» (стр. 11).
