Дмитрий Узнадзе - Психология установки
Вернемся опять к нашему примеру. Мне надо решить: пойти сегодня вечером на концерт или нет? После долгих размышлений я наконец решаю: хотя меня очень интересует сегодняшний концерт, но нужно работать, нужно остаться дома. Скажем, именно в это время мне звонят по телефону, что сегодня на концерте будет один мой знакомый, встреча с которым представляет для меня очень большую ценность. Думаю снова — пойти на концерт или нет? И теперь уже решаю — пойти. Спрашивается, почему? Что случилось? Ответ прост; возник новый мотив посещения концерта — мотив встречи со знакомым, и он добыл победу тому поведению, которое, согласно прежнему решению, было отвергнуто.
Чем же новый мотив достиг этого эффекта? Вникнув в сущность дела, мы убедимся, что здесь мотив заставил меня принять не отвергнутое поведение и тем самым изменить решение, нет! Мотив здесь заставил меня найти новое поведение, которое оказалось обладающим большой ценностью для меня — во всяком случае большей, чем остаться дома и продолжать работу. И в самом деле, актом предшествующего решения я отверг посещение концерта с целью эстетического удовольствия. Теперь же, когда появился мотив встречи со знакомым, я изменил не прежнее решение, а только решил выполнить физически то же самое поведение, от которого раньше отказался (посещение концерта), психологически же я предпочел совершенно новое поведение, а именно пойти на концерт, чтобы повидаться со знакомым. Ведь ясно, что это последнее поведение нечто совсем иное, чем пойти на концерт с целью получить эстетическое удовольствие.
Таким образом, в этом случае мотив выполняет ту роль, что он заменяет одно поведение другим, менее приемлемое более приемлемым, и этим путем создает возможность определенной деятельности.
Отсюда понятно, что по существу говорить о борьбе мотивов совершенно лишено основания, нет столкновения мотивов pro и contrs одного и того же поведения. Этой борьбы не существует потому, что нет одного и того же поведения, которое могло бы иметь различные мотивы. Было бы правильнее говорить, что есть столько же поведений, сколько и мотивов, дающих им смысл и значение.
Согласно этому, значение мотива неизмеримо. Поведение становится волевым только благодаря мотиву, который так видоизменяет поведение, что последнее становится приемлемым для субъекта.
7. Мотив и высшие потребности. Выше мы отметили, что акту решения предшествует процесс мышления, которому надлежит уяснить, какое поведение является более целесообразным для субъекта Для того чтобы за этим последовал подлинный акт решения, нужно еще нечто, ибо то, что в данных условиях является объективно целесообразным, пока еще не имеет притягательной силы, представляет собой холодное индифферентное суждение, из которого не исходит импульса активности. Чтобы это произошло и субъект принял бы решение осуществить именно эту активность, необходимо вмешательство нового фактора.
Мы уже отметили выше и сейчас видим, что этим новым фактором является мотив.
Спрашивается, на что опирается мотив, когда ему удается соответствующе модифицировать поведение?
Этот вопрос заставляет нас обратиться к рассмотрению потребностей «я». Дело в том, что в случае воли субъектом деятельности переживается «я». Но, как мы видели, «я» выходит за пределы момента и является носителем таких потребностей, ни одна из которых не определяется частной ситуацией или моментом «Я» в этом смысле как бы является обладателем «отвлеченных» потребностей, которые имеют силу в каждом возможном частном моменте. Что это за потребности?
Правда, всякая витальная потребность связана со вполне определенной, конкретной ситуацией: она является потребностью определенного момента. Например, голод может переживаться только в каждом отдельном случае, «голода вообще» не существует. Но, несмотря на это, он входит в круг отвлеченных потребностей «я». Дело в том, что когда у человека возникает определенная потребность, когда он в этой определенной ситуации, например, проголодается, то, начиная заботиться об удовлетворении этой потребности, он ведет себя не так, будто она ограничена рамками только этого момента, — он ест не все, что имеет, а учитывает, что эта потребность будет у него и в будущем, и, исходя из этого, удовлетворяет свой сегодняшний голод.
Таким образом, со своей витальной потребностью он сегодня обращается как с такой, которая является для его «я» потребностью вообще и поэтому может сказаться и в будущем. Или же еще: он ест не все, что может удовлетворить эту потребность (например, сырое мясо или вкусную, но вредную для его здоровья пищу), а такую, которая не может принести ему вреда. В этом случае особенно ясно видно, что человек и при удовлетворении своей витальной потребности руководствуется не импульсом момента, а общими потребностями своего «я».
Но то, что было сказано о голоде, можно говорить и относительно других витальных потребностей: для культурного человека и витальная потребность не может считаться потребностью настоящего времени и потребностью момента.
Совсем иное дело животное или дикарь, а также и ребенок. Они удовлетворяют потребности момента: других потребностей для них не существует.
Однако у человека имеются и другие потребности, которые не имеют непосредственно ничего общего с витальными потребностями. Это те, которые известны под названием высших потребностей, а именно наши интеллектуальные, моральные и эстетические потребности. У человека есть идея истины, идея добра и идея прекрасного, и все, что он видит и делает, он созерцает и через призму этих идей. В своем повседневном поведении он стремится удовлетворить не только ту потребность, которой непосредственно оно служит, но и высшие потребности. Таким образом, его низшие витальные потребности тесно связываются с высшими: наш голод — это не только просто голод, не голый голод; процесс его удовлетворения должен считаться и с нашими высшими потребностями. Еда кажется нам вкуснее, когда она согласуется с нашим эстетическим вкусом, когда ее подают на красиво сервированном столе и в красивой посуде, чем в эстетически непривлекательных условиях. То же самое можно сказать и об остальных витальных потребностях. Любовь, например, из простого полового влечения возвысилась до высокого нравственного и эстетического переживания, как это справедливо замечает Ф. Энгельс.
Таким образом, для человека стало характерным, что он каждую свою потребность, возникающую у него в определенный момент и в определенных условиях, связывает с постоянными, высшими, неизбежными потребностями своего «я» и, исходя из этого, заботится об их удовлетворении.
8. Мотивация и установка. Это обстоятельство характерно для всякого человека, но не для всех одинаково. Для некоторых людей высшие потребности имеют большее значение и большую силу, а для других витальные потребности определяют их жизнь и придают ей стиль. Для одних эстетическая потребность служит источником неиссякаемой энергии, для других же — моральная и интеллектуальная потребности. Словом, между людьми существуют довольно многосторонние различия, в зависимости от того, какая потребность более характерна для их «я».
Разумеется, здесь решающее значение имеет прошлое людей — та ситуация, в которой протекала их жизнь и в которой они воспитывались, те впечатления и переживания, которые имели для них исключительный вес. Без сомнения, в силу всего этого у каждого выработаны свои особые фиксированные установки, которые так или иначе, с большей или меньшей очевидностью проявляются и становятся основой готовности к деятельности в соответствующих условиях и в определенном направлении.
Между прочим, личность человека создают исключительно эти установки: они являются причиной того, что для некоторых основным источником энергии является одна система потребностей, а для других — другая.
