Фрейд и психоанализ - Юнг Карл Густав

[701] Ясно, что такая судьба может сложиться по-разному. Сглаживание семейной проблемы и развитие негатива родительского характера может происходить глубоко внутри, незаметно для всех, в виде запретов и конфликтов, которые сама девочка не понимает. Или, повзрослев, она вступит в конфликт с реальным миром, нигде не находя себе места, пока один удар судьбы за другим не откроет ей глаза на собственные инфантильные, неадаптивные качества. Источником инфантильного нарушения адаптации, естественно, является эмоциональное отношение к родителям. Это своего рода психическое заражение, вызванное, как мы знаем, не логическими истинами, а аффектами и их физическими проявлениями^[172]. В ключевой период между первым и пятым годами жизни все существенные характеристики, идеально вписывающиеся в родительский шаблон, уже развиты: опыт учит нас, что первые признаки борьбы между вытеснением и либидо (Фрейд) или более позднего конфликта между родительской констелляцией и стремлением индивида к независимости появляются, как правило, до пятого года жизни.

[702] Ниже я приведу несколько историй болезни и на их примере покажу, как родительская констелляция препятствует адаптации ребенка^[173].

Случай первый

[703] Пациентка – женщина 55 лет; одета бедно, но аккуратно и со вкусом во все черное; волосы тщательно уложены; манеры вежливые, несколько жеманные; речь утонченная, набожная. Судя по виду, она вполне могла быть женой мелкого чиновника или лавочника. Краснея и опуская глаза, пациентка сообщила мне, что была женой простого крестьянина, но некоторое время назад с ним развелась. Она обратилась в клинику из-за депрессии, ночных кошмаров, учащенного сердцебиения и нервных подергиваний в руках – типичных признаков легкого климактерического невроза. Для полноты картины пациентка добавила, что ее мучают тревожные сновидения; во сне за ней часто гонится какой-то человек, нападают дикие животные и т. д.

[704] Анамнез начался с семейной истории. (По возможности я привожу ее собственные слова.) Отец был красивым, статным, довольно тучным мужчиной представительной наружности и большого ума. Он был счастлив в браке – мать пациентки его боготворила, – слыл искусным мастером и занимал достойное положение в обществе. Детей было двое – пациентка и старшая сестра. Сестра была любимицей матери, а пациентка – отца. В возрасте сорока двух лет отец скончался от инсульта. В то время пациентке едва исполнилось пять лет. Она тяжело переживала утрату и чувствовала себя очень одинокой. С тех пор мать и сестра стали обращаться с ней как с Золушкой. Кроме того, пациентка видела, что мать явно любит сестру больше, чем ее. Второй раз замуж мать так и не вышла – уважение к покойному мужу было слишком велико. Она хранила память о нем «как религиозный культ» и учила своих детей тому же.

[705] Сестра вышла замуж сравнительно рано; пациентка вышла замуж только в двадцать четыре года. Молодые люди не интересовали ее, все они казались ей скучными; гораздо больше ее привлекали более зрелые мужчины. Около двадцати лет она познакомилась с «представительным» джентльменом лет сорока, но по разным причинам отношения не сложились. В двадцать четыре года пациентка познакомилась с вдовцом, у которого было двое детей. Это был красивый, представительный, довольно тучный мужчина, как и ее отец; ему было сорок четыре года. Она вышла за него замуж и очень его уважала. Брак был бездетным; его дети от первого брака умерли от инфекционной болезни. Спустя четыре года супружеской жизни супруг пациентки умер от инсульта. Восемнадцать лет она оставалась его верной вдовой. Однако в сорок шесть лет (как раз перед менопаузой) она ощутила непреодолимую потребность в любви. Поскольку знакомых мужчин у нее не было, она обратилась в брачное агентство и вышла замуж за первого встречного – крестьянина лет шестидесяти, который уже дважды разводился из-за собственной грубости и развращенности; пациентка знала это еще до замужества. Она прожила с ним пять невыносимых лет, а затем тоже подала на развод. Некоторое время спустя у нее развился невроз.

[706] Для читателя, имеющего некоторый психаналитический опыт, дальнейшее разъяснение не требуется; случай слишком очевиден. Я лишь подчеркну, что до сорока шести лет пациентка только и делала, что претворяла в жизнь точную копию среды своей юности. Обострение сексуальности в климактерическом периоде привело к еще худшему варианту отцовского суррогата, из-за которого она лишилась позднего расцвета своей сексуальности. Невроз обнаруживает явный, хоть и вытесненный, эротизм стареющей женщины, которая по-прежнему хочет нравиться (аффектация), но не осмеливается признать свою сексуальность.

Случай второй

[707] Пациент – мужчина 34 лет, небольшого роста; выражение лица умное, доброе. Часто смущается и краснеет. Пришел лечиться из-за «нервозности». Говорит, что легко раздражается, быстро утомляется, страдает нервным расстройством желудка и часто впадает в такую глубокую депрессию, что иногда подумывает о самоубийстве.

[708] Перед первым сеансом он прислал мне обстоятельную автобиографию, или, скорее, историю своей болезни. Его рассказ начинался так: «Мой отец был очень крупным и сильным человеком». Эта фраза пробудила во мне любопытство; я перевернул страницу и прочел следующее: «Когда мне было пятнадцать лет, крупный девятнадцатилетний парень заманил меня в лес и напал на меня с непристойными намерениями».

[709] Многочисленные пробелы в рассказе больного побудили меня собрать более точный анамнез, что привело к следующим любопытным результатам. Пациент был младшим из трех братьев. Его отец, крупный рыжеволосый мужчина, в прошлом служил в Швейцарской гвардии в Ватикане; позже стал полицейским. Это был суровый, грубоватый старый солдат, воспитывавший своих сыновей по-военному; дома он командовал, подзывал детей свистом, а не по имени. Свою юность он провел в Риме и в то время заразился сифилисом, от последствий которого страдал и в пожилом возрасте. Он любил рассказывать о своих похождениях в молодости. Его старший сын (значительно старше пациента) был копией отца – крупным, сильным, рыжеволосым. Мать была женщиной болезненной и рано состарилась. Измученная и уставшая от жизни, она умерла в сорок лет, когда пациенту было восемь. О своей матери он сохранил нежные и добрые воспоминания.

[710] В школе пациент всегда был мальчиком для битья и объектом насмешек одноклассников. Он думал, что виной тому было его необычное произношение. Позже его отдали в ученики строгому и злому мастеру, у которого он прожил более двух лет в таких тяжелых условиях, что другие ученики сбегали гораздо раньше. В пятнадцать лет произошло вышеупомянутое нападение, за которым последовало несколько других, более мягких гомосексуальных связей. Потом судьба забросила его во Францию. Там он познакомился с одним южанином, великим хвастуном и донжуаном, который потащил его в бордель; наш пациент пошел неохотно, скорее из страха, и обнаружил, что сексуально бессилен. Позже он уехал в Париж, где его старший брат, каменщик и точная копия отца, вел распутную жизнь. Больной прожил в Париже достаточно длительное время, получая мизерную плату и помогая невестке из жалости. Брат часто брал его с собой в бордель, но пациент всегда был бессилен.

[711] Однажды брат потребовал, чтобы наш пациент передал ему 6000 франков, унаследованные от отца. Больной обратился за советом к своему второму брату, который тоже был в Париже. Средний брат настойчиво пытался отговорить его от передачи денег, ибо тот их наверняка промотает. Тем не менее больной отдал свое наследство старшему брату, который, естественно, спустил его в кратчайшие сроки. Средний брат тоже потерял 500 франков. На мой удивленный вопрос, почему он так легкомысленно отдал деньги без всяких гарантий, пациент ответил: «Ну, он же попросил». Он нисколько не жалел о деньгах, он дал бы еще 6000 франков, если бы они у него были. После этого старший брат совсем опустился, и жена с ним развелась.