Карен Хорни - Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление
И, наконец, все упомянутые факторы, хотя и имеют отношение к общей картине, имеют слишком отрицательный характер, чтобы отвечать за страстный характер зависимости. А это – страсть, полыхает она или тлеет. Но нет страсти без ожидания, что исполнятся некие главные в жизни надежды. Не важно, что вырастают эти надежды из невротических предпосылок. Этот фактор, который тоже невозможно изолировать, но можно понять только в рамках целостной структуры смиренного типа личности, – влечение к полной самоотдаче и стремление обрести цельность через слияние с партнером.
Глава 11. РЕШЕНИЕ «УЙТИ В ОТСТАВКУ»: ЗОВ СВОБОДЫ
Третье главное решение внутрипсихических конфликтов состоит, по сути, в том, что невротик отступает с поля внутренней битвы, заявляя, что это его больше не трогает. Если ему удается принять и поддерживать «наплевательскую» установку, он чувствует, что внутренние конфликты не так уж беспокоят его, и может поддерживать подобие внутреннего мира. Поскольку он может сделать это, только уйдя от активной жизни, «уход в отставку» кажется подходящим названием для этого решения. Некоторым образом, это наиболее радикальное решение из всех, и, вероятно, по этой самой причине гораздо чаще создает условия, позволяющие достаточно гладко функционировать. А поскольку наше ощущение «здоровья» вообще притупилось, «ушедшие в отставку» часто сходят за здоровых.
Отставка может быть конструктивной. Можно вспомнить о множестве пожилых людей, осознавших внутреннюю тщету честолюбия и успеха, смягчившихся потому, что они стали и ожидать, и требовать меньшего, ставших мудрее через отказ от лишнего. Многие религиозные и философские течения отстаивают отказ от ненужного как одно из условий духовного роста и подвига: оставь личную волю, сексуальные желания, погоню за мирскими благами, и будешь ближе к Богу. Не гонись за вещами преходящими ради жизни вечной. Откажись от стремлений и удовольствий ради той власти духа, которая существует потенциально в любом человеке.
Однако для невротического решения, которое мы сейчас обсуждаем, «отставка» означает установление мира, в котором всего лишь отсутствуют конфликты. В религиозных практиках поиск мира включает не отказ от борьбы и стремлений, а, скорее, направление их к иной, высшей цели. Для невротика он означает, что надо бросить борьбу и стремления и довольствоваться малым. Его «отставка» – это процесс усушки, ограничения, урезывания жизни и роста.
Как мы увидим позднее, различие между здоровым и невротическим уходом в отставку не такое уж четкое, как я сейчас его представила. Даже в невротическом решении есть положительные стороны. Но глаз наталкивается в основном на отрицательные результаты процесса. Это станет понятнее, если мы вспомним о двух других главных решениях. Там мы увидим более беспокойную картину: люди чего-то ищут, за чем-то гонятся, чем-то страстно увлекаются, неважно, идет речь о власти или о любви. В них мы увидим надежду, гнев, отчаяние. Даже высокомерно-мстительный тип, хотя и холоден, удушив свои чувства, все еще жарко желает успеха, власти, торжества – его влечет к ним. В ярком контрасте с этим картина «отставки», если ее последовательно поддерживают, это картина вечного отлива – жизни без боли или столкновений, но и без вкуса.
Не удивительно, что основные характеристики невротической отставки отличаются аурой ограничения, – чем-то, чего избегают, не хотят, не делают. В каждом невротике есть что-то от ушедшего в отставку. Здесь я очерчу профиль тех, для которых это стало главным решением.
Прямым выражением того, что невротик удалился с поля внутренней битвы, служит его позиция наблюдателя над собой и своей жизнью. Я уже описывала эту установку как одно из средств уменьшения внутреннего напряжения. Поскольку его установка на отъединенность – преимущественная и вездесущая, он наблюдает и за другими. Он живет, словно в театре сидит, а происходящее на сцене его не слишком волнует. Он не обязательно и не всегда хороший наблюдатель, но может быть весьма проницательным. Даже на самой первой консультации он может, с помощью вопросов, нарисовать свой портрет, богато насыщенный беспристрастными наблюдениями над собой. Но обычно он добавит, что все, что он о себе знает, ничего в нем не меняет. Конечно, не меняет – ни одно из его открытий не было для него переживанием. Наблюдать над собой означает для него – не принимать активного участия в жизни и бессознательно от него отказаться. В анализе он пытается сохранить эту же установку. Он может быть очень заинтересован, но этот интерес подержится немного, на уровне интереса к очаровательному развлечению, – и ничего не изменится.
Есть, однако, нечто, чего он избегает даже интеллектуально – он не рискует увидеть ни один из своих конфликтов. Если он захвачен врасплох и, так сказать, спотыкается о свой конфликт, он может почувствовать панику. Но, в основном, он слишком хорошо стоит на страже своего покоя, чтобы его что-то задело. Как только он приближается к конфликту, весь его интерес к предмету улетучивается. Или он разубеждает себя, доказывая, что конфликт – не конфликт. Когда аналитик улавливает его тактику избегания и говорит ему: «Послушайте, ведь речь идет о вашей жизни», – пациент даже в толк не может взять, о чем это ему говорят. Для него это не его жизнь, а жизнь, которую он наблюдает, не играя в ней активной роли.
Вторая характеристика, тесно связанная с его неучастием в собственной жизни, это отсутствие серьезного стремления к чему-либо и отвращение к усилиям. Я рассматриваю эти две установки вместе, потому что их сочетание типично для «ушедшего в отставку». Многие невротики всем сердцем хотят чего-то достичь, их раздражают внутренние запреты, препятствующие этому. Не таков данный тип. Он бессознательно отвергает и достижения, и усилия. Он преуменьшает или решительно отрицает свои таланты и успокаивается на малом. Он не сдвинется с места, если его ткнуть носом в доказательства противоположного. Он лишь будет немного раздражен. Что, аналитик хочет пробудить в нем амбиции? Что, надо чтобы он стал президентом США? Если же он не может не признать в себе некоторой одаренности, он может испугаться.
Вместе с тем, он может сочинять прекрасную музыку, рисовать картины, писать книги – в воображении. Таково альтернативное средство отделаться и от стремлений, и от усилий. У него действительно могут быть хорошие и оригинальные идеи на какую-то тему, но написать статью – потребовало бы инициативы, трудной работы: надо было бы продумать свои идеи, как-то их организовать... Статья остается ненаписанной. У него может быть смутное желание написать рассказ или пьесу, но он ждет вдохновения. Тогда сюжет прояснится, и строки потекут с его пера.
Наиболее изобретателен он в поиске причин не делать что-либо. Разве хорошая получилась бы книга, над которой нужно столько потеть в мучениях? А сколько и так всякой ерунды понаписано! А разве это не сузило бы его кругозор, если бы он занялся чем-то одним, забросив все другие интересы? Разве не портится характер от всякого участия в политике или от всяких интриг?
Это отвращение к усилиям может простираться на всякую деятельность. Позже мы обсудим, как человек уже и с места сдвинуться не может. Он откладывает со дня на день самые простые дела и не может написать письмо, прочесть книгу, пойти в магазин. Или он делает их, преодолевая внутреннее сопротивление, – медленно, безразлично, неэффективно. Он может устать от одной лишь перспективы неизбежного повышения активности (нужно куда-то идти, делать накопившуюся работу), устать еще до начала дела.
Сопутствует этому отсутствие целей и планов, как больших, так и малых. Что он на самом деле хочет делать в жизни? Этот вопрос никогда не приходит ему в голову самому, а когда его спрашивают, он легко отмахивается от него, словно это не его забота. В этом отношении он составляет резкий контраст с высокомерно-мстительным типом, с его до мелочей разработанными долгосрочными планами.
При анализе оказывается, что его цели ограничены и, опять же, негативны. Он считает, что анализ должен избавить его от того, что ему мешает: от неловкости с незнакомыми людьми, от страха покраснеть, от дурноты на улице. Или, может быть, анализ должен удалить ту или иную инертность, например, трудность чтения. У него может быть и более широкая цель, которую он, с характерной для него неопределенностью, называет, допустим, «мир». Для него это означает просто отсутствие всяких неприятностей, тревог, расстройств. И естественно, на что бы он ни надеялся, все Должно прийти легко, без боли и напряжения. Всю работу должен сделать аналитик. Он, в конце концов, специалист или нет? Пойти на анализ для него все равно, что пойти к врачу вытащить зуб или сделать укол: он охотно будет терпеливо ждать, пока аналитик найдет и даст ему ключ ко всем его проблемам. А неплохо бы еще было, если бы не нужно было столько говорить. Были бы у аналитика такие, вроде как рентгеновские лучи, они бы высвечивали все, что пациент думает. А с гипнозом, может быть, все бы пошло быстрее, то есть без всяких усилий со стороны пациента. Когда кристаллизуется новая проблема, его первая реакция – отчаяние, что еще столько работы придется делать. Как отмечалось ранее, он может не возражать против того, чтобы что-то в себе углядеть. Возражения всегда идут против того, чтобы приложить усилия к изменению.
