Джей Хейли - Что такое психотерапия
Уже сейчас этим занимаются не только отдельные психотерапевты, но и целые агентства и центры. Можно было бы ожидать, что терапевты будут протестовать против такого их использования, но протестов почти нет. Большинству психотерапевтов такая работа не нравится, но, к несчастью, есть и такие, кто получает от нее удовольствие. Например, молодой терапевт, работающий в методе конфронтации, возможно, будет очень доволен тем, что людей к нему направляет суд, поскольку в этом случае он может делать с ними все, что захочет. Часто под предлогом оказания помощи наркоманам в терапевтических группах приходится проходить через всяческие ужасы. Подкрепляемая судебным решением, власть терапевта растет — иногда во благо, а иногда — во зло. В психотерапевтической сфере потихоньку образуется новая форма работы с клиентами. Если взять масштаб помельче, то можно вспомнить о корпорациях, которые вербуют себе психотерапевтов, чтобы заставить служащих вести себя так, как угодно компании. Соответственно, эти терапевты становятся агентами корпорации, и сотрудники компании, которые или должны проходить терапию, или рискуют быть уволенными, тоже, по сути, становятся клиентами одной из форм принудительной психотерапии.
Одна из проблем терапии по принуждению состоит в том, что не существует организаций работников сферы психического здоровья, которые могли бы обсуждать ее проблемы, и нет никаких данных научных исследований, описывающих этот вид психотерапии. Люди просто проходят ее. Судьи, убедившие себя в ценности психотерапии, часто извлекают из этого выгоду, потому что не знают, что еще можно сделать с постоянными правонарушителями, которые им попадаются. Когда была сделана попытка организовать встречу между юристами и психотерапевтами, один судья заявил: «Ради Бога, не отнимайте у меня психотерапию. Я не знаю, что еще можно сделать с этими людьми».
Принудительная терапия: в чем отличия?Добровольная и принудительная терапия различаются по ряду признаков.
Привлечение представителей других специальностейВ традиционной терапии психотерапевт сам решает, как будет действовать. Он выбирает определенную технику и решает, кого из членов семьи нужно интервьюировать. В рамках идеологии определенного психотерапевтического подхода терапевт обладает свободой выбора.
В случае принудительной психотерапии к работе над клиентом привлекается ряд специалистов, и многие из них наделены властью большей, чем власть терапевта. В этой работе так или иначе участвуют полицейские, судьи, работники службы защиты детей, лица, осуществляющие надзор за условно осужденными и досрочно освобожденными, адвокаты и терапевты, назначенные проводить индивидуальную терапию с членами семьи. Количество привлеченных специалистов осложняет весь процесс, а иногда делает работу невозможной. Все эти специалисты наделены властью, с которой терапевту раньше никогда не приходилось сталкиваться. Например, они могут забрать одного из членов семьи из дома без разрешения терапевта. Случается, что ребенка, проходящего терапию, забирают из дома, даже не спрашивая мнения терапевта. Когда одного из членов семьи забирают, семья часто даже не понимает, зачем это делается — как, впрочем, и терапевт. Это такая уникальная форма семейной терапии, когда терапевт не в состоянии даже помочь семье решить, кто будет жить у них дома, не говоря уже о том, кто будет присутствовать на семейном интервью. Был случай, когда терапевт уже работал с семьей несколько месяцев, как вдруг отца, который обвинялся в сексуальных домогательствах, внезапно удалили из дома. Оказалось, что работник службы защиты детей добрался-таки до документов по этому случаю и именно в этот момент «принял меры». Терапевт, который считал, что все идет хорошо, ничего не смог сделать, чтобы помешать удалить отца из дома.
Семейная терапия возникла, когда в 1950-х гг. семьи начали распадаться. Нам следует признать, что терапевты и социальные службы, возможно, внесли в этот процесс дезинтеграции существенный вклад, так как результат их работы с отдельными людьми и парами, не состоящими в браке, еще больше увеличил количество разводов (которых и так 50 % от всех заключенных браков). Так как родители разводятся, детей часто воспитывает один родитель (еще хуже, если детей из распавшейся семьи отдают в приемную семью), семьи все чаще отказываются от престарелых членов семьи и отправляют их в дома престарелых, а подростков, доставляющих неприятности, отправляют в психиатрические лечебницы или в тюрьмы для малолетних преступников и дальше считается, что у них индивидуальные проблемы. Семья как общность разрушается, и мы не можем не признать, что люди, стремящиеся помочь, вносят свой вклад в это разрушение.
Необходимость быстрого измененияТерапевт, работающий с людьми, добровольно пришедшими на терапию, может сам решать, вести ли ему ее в быстром темпе или притормозить, поскольку люди меняются медленно. Иногда предпринятая интервенция изменяет клиента немедленно и сразу, но иногда проходит много времени, прежде чем клиент изменяется. Работая со случаями насилия в принудительной психотерапии, терапевт не имеет возможности варьировать продолжительность терапии. Если над кем-то совершено насилие, терапевт обязан произвести быстрое вмешательство. Невозможно допустить, чтобы каждый последующий месяц отец бил ребенка меньше, чем в предыдущий, пока терапевт медленно изменяет семью. В таких случаях терапевт должен действовать быстро, вследствие чего (а также при помощи страховых компаний, устанавливающих жесткие временные рамки) семинары по краткосрочной психотерапии становятся все более популярными.
Прямолинейный взгляд судаМногие терапевты стремятся изменить свое мышление — стараться мыслить нелинейно, приобретая взгляд на психопатологию, свойственный системному подходу к семейной психотерапии. Они отказываются от понимания человеческих проблем как проблем взаимодействия злодеев и агнцев и верят в то, что на действия человека влияют действия другого человека, что несчастливая семья постоянно воспроизводит одни и те же последовательности, которые увековечивают ее несчастье. Благодаря системному подходу, они, например, могут предположить, что сын или дочь с плохим поведением стабилизирует семью с помощью своего симптома, и дело здесь не просто в том, что он или она плохо себя ведет.
Для семейных терапевтов, взаимодействующих с представителями судебной системы, сложно придерживаться системного взгляда на проблему. Судебная система не в состоянии воспринять системную точку зрения. Суд должен быть прямолинеен и занять определенную позицию в отношении того, кто злодей, а кто — жертва. Находясь под судом, человек отвечает за свои действия и должен быть наказан за совершение преступления. Даже просто допустить, что человек украл, например, потому что его спровоцировала жена, или отец совершил сексуальное насилие над дочерью, потому что жена отвергала его или подталкивала на это, — значит подорвать основы всей судебной системы. Преступление, совершенное подростком, невозможно объяснить в суде как подростковый способ помочь родителю, впавшему в депрессию. Если суд позволит себе рассматривать проблемы с точки зрения семьи, то сажать в тюрьму придется всю семью.
Когда терапевты, обладающие системным взглядом на проблему, пытаются сотрудничать с представителями суда, обладающими линейным видением, то возникают сложности. Представители суда склонны считать семейных терапевтов слишком мягкими по отношению к членам семьи, которую постигло несчастье, а семейные психотерапевты, в свою очередь, склоняются к тому, что представители суда чересчур строги к ним. Такое расхождение во мнениях типично для родителей, которые ссорятся из-за проблемного ребенка.
Вера в изменениеНаверное, самое глубокое различие между психотерапевтами и работниками службы защиты проистекает из разного социального контекста. Позиция, которую должен занять терапевт, такова: изменение возможно, и какой бы сложной ни была проблема, на нее можно повлиять и добиться изменения. Если в семье есть случай насилия, терапевт верит, что с помощью изменения можно избежать повторения насилия. Если он в это не верит, ему не следует выбирать карьеру психотерапевта. Терапевт возлагает на себя ответственность помочь и жертве, и насильнику, — это часть свойственного ему более широкого видения проблемы, в то время как суд стремится помочь только жертве.
Самая безопасная позиция работников службы защиты детей противоположна позиции психотерапевта и заключается в том, что изменение маловероятно. Если думать только о защите жертвы, то, естественно, лучше считать вероятным, что насильник никогда не изменится и что жертву все время придется защищать. Если сотрудник службы защиты рискнет поверить в то, что люди могут меняться, и в результате жертве снова будет нанесен вред, он будет нести на себе бремя вины, поскольку допустил повторение насилия. Поэтому, чтобы максимально снизить риск, детей отделяют от насильника. Это делается, несмотря на то, что ребенок может подвергнуться насилию в приемной семье, или на то, что отец может войти в другую семью и там снова начать вести себя так же.
