Джей Хейли - Что такое психотерапия
В последние несколько лет возник новый тип психотерапии. Теперь терапия часто бывает вынужденной. Судебную систему захлестнул поток дел, связанных с насилием и неправильным обращением — пренебрежение, сексуальное и физическое насилие в отношении детей, насилие в супружеских отношениях, различные зависимости. Число тех, кого направляет на терапию суд, все увеличивается. Суд не спешит выносить традиционный приговор таким людям, и для решения проблем, независимо от желания клиента, используется психотерапия. Часто в таких ситуациях клиент не хочет терапии, а терапевт не хочет работать с человеком, который совсем не горит желанием этим заниматься. Готовности работать нет ни у кого. В современной психотерапии такая ситуация постепенно становится привычной.
То, что судебная система открыла для себя психотерапию, привело к возникновению нескольких видов вынужденного лечения. В одном случае человек приговаривается к прохождению психотерапии — его направляют на терапию по решению суда. Человек должен посещать терапевтические сеансы и платить за них независимо от своего желания. То, что людей заставляют платить за терапию, которую они не хотят посещать, поднимает любопытные этические вопросы.
Следующий вид такой психотерапии менее жесткий: в данном случае кто-то из судебных представителей рекомендует людям пройти терапию, чтобы снискать благосклонность суда.
Еще один вид психотерапии получается, когда люди верят, что прохождение терапии еще до суда повышает вероятность вынесения более мягкого приговора. Эти люди не хотят помощи, они только хотят произвести впечатление на судей. Иногда они говорят психотерапевтам, что добровольно обратились к терапии и горят желанием измениться. Терапевт понимает, что все было иначе, лишь тогда, когда клиент мгновенно и без объяснений исчезает после судебных слушаний. Бывают, однако, и более честные клиенты, которые прямо говорят, что хотят избежать тюрьмы и никакого желания меняться не испытывают.
Вот пример честного клиента терапии по принуждению. Молодой человек был приговорен судом к прохождению психотерапии за хранение и употребление РСР (фенилциклидипа). Он пришел на терапию вместе с женой. Терапевт встретился с супругами и спросил у юноши, хочет ли он измениться и бросить принимать наркотики. Он ответил: «Нет, я принимаю их уже много лет, фактически всю свою жизнь, и мне это нравится. Пока, но приговору суда, я должен проходить тест на наркотики, я не буду его принимать, но как только это закончится, я тут же снова начну употреблять РСР». Желая хоть как-то мотивировать молодого человека на отказ от наркотиков, терапевт сказал: «Вы же знаете — РСР один из немногих наркотиков, которые вызывают нарушение работы мозга». Юноша ответил: «Я не замечал, чтобы мои мозги как-то пострадали». Терапевт повернулся к жене, чтобы она помогла ему уговорить его. Он спросил: «А вы хотели бы, чтобы ваш муж бросил наркотики?» Она ответила: «Да нет, в общем-то». Муж прокомментировал: «Она принимает еще больше, чем я. Мы вместе этим занимаемся».
Терапевт продолжал искать рычаги, способные подвигнуть их на изменение. В какой-то момент жена сказала, что подумывает о ребенке, но немного беспокоится, не повлияет ли на ребенка прием наркотиков. Терапевт был доволен. Он вышел из комнаты и вернулся с буклетом о том, какой вред наносят плоду наркотики. Молодой человек просмотрел его и сказал: «Ну, я не уверен, что хочу ребенка».
Рассерженный терапевт может отказать этому юноше в терапии, но это приведет, скорее всего, лишь к тому, что проблема будет передоверена пенитенциарной системе (и вряд ли будет решена успешно, и, по-видимому, не будет иметь отношения к психотерапии). Или же этот юноша может пойти к другому терапевту и солгать ему.
Отчасти принудительная психотерапияПсихотерапия по принуждению многим супервизорам незнакома, так как она сильно отличается от добровольной психотерапии, которой учат в университетах вот уже несколько поколений психотерапевтов. Но все же некоторый опыт с отчасти вынужденной психотерапией уже имеется. Примером ее является терапия по настоянию школы. Когда на терапию приходит семья с проблемным ребенком, на вопрос «Что вас сюда привело?» они часто отвечают: «Потому что так нам велели в школе». Они не говорят: «Потому что у нас есть проблема и мы хотели бы ее разрешить». Этот вид психотерапии для семьи вынужденный, в том смысле, что если они этого не сделают, в школе у ребенка могут возникнуть проблемы. Семья приходит не за улучшением, а за предупреждением чего-то более худшего, и это делает терапию вынужденной.
Каждому семейному терапевту приходилось работать с членами семьи, не желавшими посещать сеансы. Если подростка на терапию притащили родители — для него это вынужденная психотерапия. Терапевт должен найти способ убедить его, что терапия проводится в его интересах. Супруги также приходят на терапию, потому что один из них говорит: «Или мы идем, или разводимся». Пациенты, находящиеся в больницах, тоже посещают психотерапию вынужденно. К тем из нас, кто работал в больницах, пациентов на терапевтическое интервью приводили насильно, и мы говорили им: «Я верю, что завтра вы придете сами». На следующий день пациент снова не хотел идти, и его опять приводил санитар. Учитывая, какую огромную власть имеют над пациентами сотрудники психиатрических больниц, иногда трудно определить, добровольно пациент идет на терапию или нет. Мне вспоминается, какой совет Ирвинг Гоффман давал пациентам, желающим вырваться из психиатрической больницы, — надо создать видимость ясного, хорошо диагностируемого симптома, рассказать о нем своему лечащему психиатру и дать ему себя «вылечить».
На кого работает терапевт?Это самый важный вопрос в современной психотерапии — кого представляет терапевт. Терапевт всегда является чьим-то агентом. На заре психотерапии терапевт был агентом клиента индивидуальной психотерапии. Тогда терапевты даже не беседовали с родственниками клиента по телефону, потому что представляли сторону клиента в его отношениях с родственниками (несмотря даже на то, что часто именно они платили терапевту). Были времена, когда терапевт был агентом родителей и выступал против проблемного представителя подрастающего поколения. Позже, во времена социальных изменений 1960-х гг., психотерапевт стал агентом всей семьи, часто выступая на стороне семьи против общества.
Когда суд принуждает клиента к посещению психотерапии, терапевт становится агентом государства — это новая для психотерапевтов ситуация, новая, по крайней мере, для западного мира. Люди, работающие в сфере психотерапии, столкнулись в данный момент с тем, что помогают государству подгонять поведение людей под социально одобряемые стандарты. (Появились даже данные о том, что некоторые организации Анонимных Алкоголиков намерены предоставлять судам информацию о посещении человеком их собраний. До последнего времени собрания АА были самым безопасным местом для тех людей, которые, достигнув дна, хотели получить помощь и одновременно сохранить анонимность.) Терапия по принуждению объединяет психотерапию и социальный контроль, и государство при этом использует терапевтов для изменения опасных членов общества в наши все более опасные времена. Со своей стороны, такие клиенты воспринимают терапевтов как агентов государства. Хотя многие терапевты пытаются (некоторые даже искренне) убедить клиентов, принужденных к прохождению терапии, в том, что терапевт представляет интересы клиента, а не государства, клиенты, естественно, не торопятся рассказывать терапевту о своих противоправных действиях, поскольку боятся, что терапевт передаст эту информацию в суд. Принудительная терапия может потерять свой смысл, а безопасность конфиденциальных отношений может полностью разрушиться не только из-за того, что клиенты боятся раскрывать личную информацию терапевту, но и из-за того, что терапевты не знают точно, какую информацию и в каком количестве они обязаны передавать в правоохранительные органы.
Представляется, что наилучшая позиция, которую супервизор может занять в отношении принудительной психотерапии, — это разъяснить терапевтам их обязанность информировать суд о том, приходит ли клиент на терапию, и давать суду некоторые рекомендации. Нет необходимости докладывать, о чем клиент говорил на сеансах.
Неизвестно, насколько широко сейчас используется принудительная психотерапия, но, по мере того как суды все чаще и чаще рассматривают психотерапию как альтернативу тюремному заключению, она будет использоваться все шире.
Уже сейчас этим занимаются не только отдельные психотерапевты, но и целые агентства и центры. Можно было бы ожидать, что терапевты будут протестовать против такого их использования, но протестов почти нет. Большинству психотерапевтов такая работа не нравится, но, к несчастью, есть и такие, кто получает от нее удовольствие. Например, молодой терапевт, работающий в методе конфронтации, возможно, будет очень доволен тем, что людей к нему направляет суд, поскольку в этом случае он может делать с ними все, что захочет. Часто под предлогом оказания помощи наркоманам в терапевтических группах приходится проходить через всяческие ужасы. Подкрепляемая судебным решением, власть терапевта растет — иногда во благо, а иногда — во зло. В психотерапевтической сфере потихоньку образуется новая форма работы с клиентами. Если взять масштаб помельче, то можно вспомнить о корпорациях, которые вербуют себе психотерапевтов, чтобы заставить служащих вести себя так, как угодно компании. Соответственно, эти терапевты становятся агентами корпорации, и сотрудники компании, которые или должны проходить терапию, или рискуют быть уволенными, тоже, по сути, становятся клиентами одной из форм принудительной психотерапии.
