Владимир Кочетков - Психология межкультурных различий
Multicultural Education: A Cross-Cultural Training Approach // Ed. by M.D. Puesch. Chicago: Intercultural Press, Inc. 1974.
Oberg К. Culture Shock: Adjustment to New Cultural Environments // Practical Anthropology. 1960. Vol. 17.
Pepin C. A Short Guide to Designing and Doing an Experimental Exercise // D.S.Hoopes & P.Ventura (Eds.) Intercultural Source-book: Cross-Cultural Training Methodologies, Washington. DC: The Society for Intercultural Education, Training and Research (SIETAR), 1979. P. 152–154.
Rood D.P. Toward a Definition of Terms // D.S.Hoopes & P.Ventura (Eds.) Intercultural Sourcebook: Cross-Cultural Training Methodologies, Washington. DC: The Society for Intercultural Education, Training and Research (SIETAR) 1979. P.108–110.
Samovar L.A., Porter R.E. Communication Between Cultures. New York: Willey, 1991.
Sitaram K.S. & Happanen L.W. The role of Vaues in Intercultural Communication. In M.K.Asante, E.Newmark, & C.E.Blake (Eds.), Handbook of Intercultural Communication (pp. 147–160). Beverly Hills, CA; Sage, 1979.
Schnapper M. Culture Simulation as a Training Tool // D.S.Hoopes & P.Ventura (Eds.) Intercultural Sourcebook: Cross-Cultural Training Methodologies, Washington. DC: The Society for Intercultural Education, Training and Research (SIETAR) 1979. P. 27–32.
Shirts G. BAFA BAFA. A Simulation Game. Chicago, Illinois: Intercultural Press, 1979.
Stewart E.C. Simulating Intercultural Communication Through Role Playing // D.S.Hoopes & P.Ventura (Eds.) Intercultural Source-book: Cross-Cultural Training Methodologies, Washington. DC: The Society for Intercultural Education, Training and Research (SIETAR). 1979. P. 44–61.
Triandis H.C. Cultural Training, Cognitive Complexity and Interpersonal Attitudes // Cross-cultural Perspectives on Learning. N.Y., 1975. P. 241–256.
Triandis H.C. Approaches to Cross-Cultural Training and the Role of Culture Assimilator Training // M.R.Page (Ed.) Cross-Cultural Orientation: New Conceptualizations and Applications, Lanham, MD: University Press. 1986. P.193–222.
Triandis H.C. Culture and Social Behavior. London: McGraw-Hill Inc., 1994.
Лекция 8
Вербальное межкультурное общение
Является общепринятой аксиомой, что этнопсихологические характеристики зафиксированы в языке и фольклоре. Еще в первой половине прошлого века В.Гумбольдт выдвинул концепцию неразрывной связи внутренних языковых форм и «духа народа». В ней он обосновывает мысль об общественной природе языка. Его последователи Э.Сепир и Б.Уорф пошли дальше, сформулировав теорию «лингвистического детерминизма», согласно которой языковые формы оказывают существенное обратное воздействие на перцептивные, мыслительные и вообще когнитивные процессы, формируя этноспецифическую картину мира. Бенджамин Ли Уорф в статье «Наука и языкознание» пояснял, что теория лингвистического детерминизма состоит в том, что язык является причиной различий познавательных процессов. Язык – не средство выражения, а форма, определяющая образ наших мыслей. Грамматика сама формирует мысль, является программой и руководством мыслительной деятельности индивида. В книге «Язык, мысль и реальность» он писал: «Мы рассекаем природу по линиям в соответствии с нашими языками. Категории и виды, которые мы извлекаем из мира природы, не находятся в ней. Напротив, мир – калейдоскопическое собрание впечатлений, которые мы пытаемся организовать нашим сознанием, а затем передать лингвистическими системами нашего языка. Мы разрезаем природу, раскладываем ее по концепциям и приписываем им значения, исходя из согласия всех членов общества. Мы не можем говорить иначе, кроме как в строгом соответствии с условиями этого соглашения».
Фольклор. Устное народное творчествоИзвестный исследователь русской сказки Б.П.Вышеславцев отмечал: «Область подсознательного в душе русского человека занимает исключительное место. Это иллюстрируется примерами, подобными следующему. Герой русской сказки Иванушка-дурачок, долго лежавший на печи, ни с того ни с сего вдруг вскакивает и кричит: «Эх вы, тетери, отпирайте двери, хочу идти туда, сам не знаю куда!»
Сказка показывает, чего русский боится: бедности, труда, горя, падения (русский Икар). Непременно нужно дойти до конца, чтобы подумать о спасении. Даже веселье, кутеж как-то незаметно переходит предел и становится источником расточения материальных и духовных сил, источником горя.
Заветны мечты русского о «новом царстве», где распределение будет построено на принципе «каждому по потребностям», где можно наесться и напиться, где стоит «бык печеный», где «молочные реки и кисельные берега». А главное – там можно ничего не делать и лениться. Сказка о дураке Емеле рассказывает, что он проводит время на печи и на всякое предложение пальцем пошевелить для какого-нибудь дела неизменно отвечает: «Я ленюсь!» Но ему, дураку, принадлежит волшебная щука, которая исполняет все его желания. Все работы выполняются сами собой, «по щучьему велению».
Типична в этом отношении сказка о «хитрой науке». Бедная старуха «захотела отдать сына в такую науку, чтобы можно было ничего не работать, сладко есть и пить и чисто ходить». Учителем этой науки оказался черт, а сама наука – не чем иным, как воровством. При этом счастье обычно сопутствует лентяю и вору.
Сказки беспощадны: они разоблачают все, что живет в подсознательной душе народа, раскрывают все, что тщательно скрыто в жизни. Вот, например, работник нанимается к купцу задаром, за право дать хозяину по окончании года «щелчок по лбу». От щелчка купец помирает, а мужик берет себе его имение и живет-поживает, добра наживает.
Показательна головокружительная карьера солдата, отданного в армию родителями за безделье. Он самовольно ушел с поста, затем дезертировал, потом экспроприировал чужой дом, кошелек и особенные карты. Всех обыграл, включая царя, и стал управлять вместо него. Он приказал шить на солдат шинели из самого царского сукна, прибавил жалованья, велел кормить вдоволь, давать вина.
Сон исполнился. «Хитрая наука» о «легком хлебе» оказалась «научным социализмом» Маркса. Он оказался тем чертом, который научил, что воровство есть не воровство, а «экспроприация экспроприаторов». «Хитрая наука» сообщила русским, наконец, как попасть в то царство, где можно наесться и напиться, где можно лежать на печи и все будет исполняться «по щучьему велению». На научном языке «совершить прыжок из царства необходимости в царство свободы». Многое исполнилось в этом сне: богач получил «по лбу» и помер. Правда, эта явь оказалась сном и рассеялась, но и это предвидит русская сказка. В ней не только народная глупость, но и народная мудрость. С юмором она показывает, что конец утопии сытого рая есть «разбитое корыто».
Мрачное пророчество есть в былине об Илье Муромце. Однажды устроил князь Владимир «почестен пир», «а забыл позвать старого казака Илью Муромца». Илья, конечно, страшно обиделся. Натянул он тугой лук, вложил стрелочку каленую и начал стрелять… «по Божьим церквам, да по чудесным крестам, по тыим маковкам золоченым». Вот и картина русской революции, которую Илья (олицетворение крестьянства) устроил с самой отвратительной чернью, с пьяницами и бездельниками.
Опричнина, НКВД, рэкет — все это есть в русских сказках.
Полет народных фантазий всегда направлен в «иное царство, иное государство», за «тридевять земель». Большие жертвы приносятся, чтобы полет состоялся: «Могол-птицу» приходится кормить собственным телом. Цель путешествия – Иван царевич ищет невесту, ненаглядную красу, Василису Премудрую. Трудно ее найти, и вместе с тем это вопрос жизни: добудешь ее, и счастье устроено, нет – погиб навеки. Вместе с ней нет трудностей, она выручает из всякой беды. Вся тварь ей подчиняется.
Сущность русской души раскрывается в сказке «о серебряном блюдечке и наливном яблочке». Она не может ни гневаться, ни мстить, а может только прощать.
Однако главный герой русских народных сказок уникален и не похож на героев-суперменов, в нем-то, видимо, и есть разгадка загадочной русской души и ключ к национальному характеру.
Этот «герой» – да-да, в кавычках – Иван-дурак, или ласково – Иванушка-дурачок. Он полный антипод Герою. Он и не могуч, и не красавец, да еще и дурак. Неказистый, смешной, нелепый, униженный-приниженный, глупый, покорный жестоким и злым людям, но всегда преодолевающий все препятствия и беды. Иванушка-дурачок весь создан из противоречий. Он выглядит дураком, но оказывается самым умным в критические минуты; он ленивый и пассивный на вид, но в решающий момент действует быстро, смело и очень активно; он неотесанный и тонкий, беспечный и заботливый, хитрый и доверчивый. Он всех побеждает в конце сказки терпением, добротой, смекалкой и отсутствием претензий. Его сила в том, что своей добротой и непрактичностью он производит на алчных окружающих впечатление слабого и глупого, и они, считая его дураком, не могут себе представить умным, смелым, находчивым, каким он является на самом деле. И дети, слушающие народные сказки, в каждом новом поколении учатся не судить о людях по их внешнему виду и поведению.
Народ, придумавший себе «маленького» героя, – это великий народ.
Женскому русскому характеру свойственны те же черты, что и мужскому: обычно внутренняя красота и таланты спрятаны глубоко и хитроумно, нужно видеть сердцем, а не глазами, чтобы из лягушки получить жену-красавицу, а из чудовища – мужа-царевича. Русская красавица непременно стыдлива. Нет в ней гордости и упоения своей красотой, как у греческой Афродиты. В русской красавце то же начало, что и в русском богатыре, который тридцать лет проспал на печи и встал только для решительной битвы. Скрытая красота, скрытая сила, которая нуждается в великой причине, чтобы раскрыться, и не для праздного созерцателя, не для привязчивого взгляда, а для единственного суженого – как и богатырь встанет – распрямится, когда на родину накатывает самый сильный враг. Красота – для милого, сила – для супостата, и все– для единственного. Повседневная, будничная трата означала бы умаление чудного дара.
