Сергей Познышев - Криминальная психология
Я подсчитал для 250 обследованных мною бандитов данные, касающиеся их алкоголизма и алкоголизма их предков, считая сильно пьющими напивающихся пьяными часто, в неделю раз и чаще и пьющих запоем. Вот цифры, которые я получил, причем надо помнить, что многие из этих данных относятся ко времени запрещения спиртных напитков, когда достать последние было трудно. Второй фактор, деятельно вырабатывающий импульсивные криминальные типы, это – отсутствие сколько-нибудь заботливого воспитания по разным причинам: вследствие сиротства, бедности семьи, нежелания родителей-алкоголиков заниматься своими детьми, их непонимания воспитательных задач и решения всех их одним средством – побоями. Эта заброшенность детей, беспризорность их в ее многообразных формах, – вот один из сильнейших факторов преступности и преступности импульсивной, прежде всего. Посмотрите биографии этих преступников, и факты этой беспризорности будут постоянно мелькать перед вами.
Третий фактор – война. Преступный тип всегда носит живой отпечаток той социальной среды, в которой он вырабатывается. Как скоро в социальной среде происходят какие-либо крупные изменения или даже катастрофы, это неизбежно отражается на чертах криминальных типов данной эпохи и на личном составе их носителей. В частности, тип современного бандита сложился, несомненно, под впечатлениями войны, в атмосфере которой мы так долго жили. Война оказала, несомненно, нравственно огрубляющее и притупляющее влияние на многих не только участвовавших в ней, но и долго живших под впечатлением различных известий о военных событиях. Она приучила многих, особенно молодых и неустановившихся людей, быстро и без особых усилий решаться на открытое нападение на другого человека, менее ценить человеческую жизнь и личность, не смущаться применять физическую силу для того, чтобы добиться удовлетворения топ или иной своей потребности. Так, например, из 250 бандитов 135 были на фронте и участвовали в боях; 48 – были на военной службе, но в боях не участвовали, а находились в тыловых частях, на нестроевых должностях и т. п.; 67 – не служили на военной службе, многие из них – по молодости лет. Любопытно сопоставить эти числа с числом бандитов с самостоятельной активностью, т.-е. вступивших на бандитское поприще самостоятельно, не в силу чьих-либо уговоров, и выполнявших какую-либо активную роль; таких оказалось 152. Эти люди выполняли по своей инициативе активные роли во время нападения: угрожали, связывали, сторожили связанных, наносили побои, раны, убивали и т.п.
Из них 100 человек относились с полным равнодушием к вопросу о применении насилия, к виду крови, ран и трупов. Из них 33 заявили, что сами заметили, что вполне привыкли ко всем этим зрелищам, – прежде для них неприятным, – на войне. У 82 бандитов были заметны нерасположение к насилию и тяжелые впечатления, производимые на них видом крови и ран. 24 бандита никогда не видели ран и крови, кроме небольших кровотечений при порезе собственных пальцев. Относительно 38 точных сведений по данному вопросу не получено. У шести была резко выражена любовь к насилию при равнодушии к ею последствиям.
В качестве дальнейших факторов, действующих в том же направлении, могу указать на несовершенство пенитенциарных учреждений, побывав в которых, экзогенные преступники выходят с сильным предрасположением к импульсивной преступной деятельности, и на расшатанность нравственных воззрений современного общества.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Под эмоцией я разумею душевное движение, характеризующееся тем, что известное чувство выделяется в сознании и направляет ход психических процессов, затрудняя появление враждебных ему представлений и чувств и облегчая, наоборот, проникновение в фиксационную точку сознания тех, которые способны его поддержать. Это душевное движение может сопровождаться более или менее сильным волнением, и тогда оно представляет собою аффект, который, в зависимости от силы своего напряжения и влияния на ход психических процессов, может быть физиологическим или патологическим. Патологический аффект, совершенно лишая человека возможности выбора, способности произвольных движений для достижения известных целей, делает его невменяемым. Состояние патологического аффекта представляет собою душевное волнение крайней и болезненной напряженности с сильным влиянием на сосудодвигательную нервную систему, благодаря которому возникают параличи, спазмы, неправильные расширения сосудов, и внезапно изменяется распределение крови и кровяное давление в мозгу. По форме своего проявления патологические аффекты могут быть различны: они могут носить характер неистовства, отупения, ужаса и т. д. Физиологический аффект, затрудняя понимание окружающего, наблюдение за собой и руководство своими действиями, не лишает, однако, человека, при известном усилии над собой, возможности обдумывания, взвешивания, выбора. Далее, эмоция может и не сопровождаться заметным волнением, а протекать сравнительно спокойно, проявляясь как некоторое напряжение известного чувства и сосредоточение около него психических процессов, не сопровождаемое таким влиянием на ход органических процессов, при котором о человеке говорят, что он волнуется. К эмоциональным преступникам я отношу тех, которые совершили преступление главным образом ради удовлетворения определенного чувства, у которых известные чувства достигают такой напряженности, что из комплексов, в состав которых они входят, родятся сильные импульсы к определенному преступлению, не находящие у этих лиц достаточной задержки. Возникшее у подобного субъекта чувство требует удовлетворения с такой силой или настойчивостью, что он чрезвычайно живо антиципирует приятность удовлетворения этого чувства и подчиняется сильному импульсу к поступку, обещающему доставить это удовлетворение.
Среди эмоциональных преступников можно различать следующие главные разновидности:
1) альтруистов, т.е. действующих ради удовлетворения известного альтруистического чувства, побуждающего служить другим людям и находящего свое удовлетворение в доставлении им чего-либо приятного, например, ради любви, дружбы;
2) антиальтруистов, т.е. действующих ради удовлетворения известного антиальтруистического чувства, например, злобы, мести, ревности, вообще чувства, побуждающего вредить другим и в причинении этого вреда находящего свое удовлетворение.
В пределах каждого из двух указанных типов преступники могут быть разбиты на видовые типы, смотря по роду чувств, являющихся у них главными руководителями их преступной деятельности: злобно-раздражительные, ревнивцы, завистники и т. д., и, кроме того, в пределах каждого видового типа, на две разновидности:
а) действовавших в состоянии более или менее сильного душевного волнения, по взрыву, так сказать, известного чувства; их можно назвать аффективными, и
б) действовавших рассчитано, с большею или меньшею обдуманностью ради удовлетворения известного чувства; их можно назвать обдуманно-эмоциональными.
Первые действуют в «порыве» известного чувства, необдуманно и иногда искренно и горько раскаиваются после в том, что они сгоряча сделали. Вторые действуют если и в аффекте, то не сильном, с расчетом, ставя иногда предварительные условия для того или иного образа действий, выжидают подходящих условий, а при отсутствии таковых откладывают свой поступок и т. д. У них антиальтруистическое чувство не вспыхивает сразу бурным аффектом, а обыкновенно нарастает постепенно, но, достигнув известного напряжения, долго держится на этом уровне, не вызывая видимого волнения. Часто они действуют с большим спокойствием, отчетливо помнят каждый свой шаг, не теряются, встречая какое-либо препятствие, и с большим хладнокровием потом скрывают следы преступления. При сильном напряжении чувства они сохраняют ясность и отчетливость мышления. Не чувство захватывает их, а как будто они отдаются во власть известного чувства, потому что им приятны его проявления. Ни особой торопливости, ни излишних, ненужных для их цели действий у них не бывает или бывает, во всяком случае, гораздо меньше, чем у других носителей эмоционального типа. Вся их деятельность, во время самого совершения преступления и сокрытия его следов, носит характер обдуманности, расчетливости, необычной в подобных случаях осмотрительности. Есть и случаи, в которых хотя и имеет место аффект, но он бывает, не силен, так что субъект сохраняет способность взвешивать и обсуждать. Вот несколько примеров, иллюстрирующих различные оттенки состояния эмоциональных преступников.
Так, например, Иван Харитонович Г., 35 лет, русский, из крестьян Тамбовской губернии, 18 июля 1923 года, из мести, причинил тяжкое телесное повреждение девушке 16 лет Н., потерявшей зрение на оба глаза оттого, что он плеснул ей из стакана купоросным маслом в лицо, при чем сделал это по следующему поводу и следующим образом. Человек недалекий и злобный, но очень много о себе думающий и самолюбивый, большой авантюрист, побывавший в Америке и кое-чему там научившийся, мелочный и упрямо-принципиальный, – «до женщин не падкий», он последнее время торговал с лотка бритвами и гребнями у Иверских ворот и там познакомился с Н., торговавшей здесь, же бутербродами. Он стал за ней ухаживать, провожал ее после торговли домой, покупал ей цветы, фрукты, духи и т. д. Он объяснил ей, что он до женщин не падок, что он рад, что кажется ей «не поверхностным», что он предлагает ей вступить с ним в брак и «имеет с ней дело как с человеком, которому много доверяется, но с которого многое и требуется», что она прежде, чем дать ему слово, должна серьезно подумать и т. д. Говорил, по-видимому, долго и довольно витиевато. Некоторое время на его ухаживания принимала и согласилась стать его невестой. Вдруг как-то она заявила ему, что он ей надоел, и что надо бросить «волынку тянуть». «Я, – говорит он, – не выражаюсь такими словами». Дома ему пришло в голову, что он оскорблен, что так порвать с ним она не имела права, что должна была «мотивировать» свой отказ, и если она ошиблась в нем, то – извиниться перед ним и вернуть ему истраченные им на нее деньги. В этом духе он составил письмо, в котором заявил ей, что она должна отдать ему истраченные на нее деньги, точный счет которых он представил, или, по крайней мере, извиниться перед ним. Придя утром на место торговли, он подошел к ней и молча подал письмо. Она спросила, что в письме написано? Он ответил: «возьмите и прочтите». Она отказалась принять. Тогда он на словах изложил ей содержание письма; она отказалась и деньги вернуть, и извиниться: «вот еще извиняться, что за хулиганство, подите вон, у нас говорят одно, а делают другое». Он ей говорил, что она «из принципа» должна или вернуть деньги или извиниться, но она в ответ обозвала его «хамом». На его слова: «потом узнаешь, хамство или нет» она ответила: «убирайся к черту». Ушел и стал читать газету. «У меня, – говорит он, – сложилась перспектива жизни, а она меня обманула». «Хотя она и училась в гимназии, но нравственного достоинства не имеет; если бы я знал, то не давал бы и не брал бы слова». Раньше он никогда не влюблялся и от женщин по возможности «воздерживался». В этой девушке он «полюбил человека». Разговоры с ней у него всегда были «на экономические темы». Он ей доверял более, чем кому-либо, а «она парализовала так его жизнь». У него явилась мысль о мести уже утром. «У меня ум,- говорит он, -быстро работает и не каюсь». «Раз решил, значит исполняю». «Оскорбление оскорблению рознь». «Я человек предупредительный, зря не пользуюсь слабой стороной человека». «Я имел с ней дело как с человеком, которому доверял свое я». «Я отдал ей лучшее место (для торговли), которое она изгадила как отхожее место». «Теперь ничего против нее не имею, так как она получила свое». «Я себя не признаю преступником». «Если нравственно паду, то сделаю преступление, а пока преступления не сделал». «Она сделала из меня тряпку, а я показал, что я человек, а ее сделал тряпкой». И он рекомендует себя при этом как человека «с твердым характером». Проходя утром по Трубному рынку, он увидел, что продают купоросное масло, и чувство мести нашло у него себе подходящую форму выражения; он подумал: «в той же мере отомщу, как и она мне». «Всякая измена есть величайшее преступление». «На фронте за измену к смерти приговаривают». «У нее с самого начала зародыши коварства были», она была «центростремительна», а он – «центробежен». «Нравственно» себя не считает виновным. «По мере сил, – говорит он, – накажу, кого следует». Он считал преступлением предложить ей, как девушке, куда-нибудь пойти, а она оказалась «кусок гадости». «Я душу свою так тонко знаю, – говорит он, – как никто», она является «на 100% виновницей», а он терпит «наказание за наказание». 18 июля, купив масло, он явился на обычное место торговли, подошел вплотную к Н. и плеснул в нее купоросом, за, что и был приговорен к лишению свободы на 8 лет. Главными движущими силами его преступления были его мстительность и злобность, подкрепленные резонерством. Интересно отметить, для характеристики Г., что в 1914 г., когда началась война, он решил, что нравственно обязан вернуться на родину, вернулся, поступил добровольцем в армию, попал на германский фронт, участвовал в боях, был ранен и попал в плен; из Германии пробрался в Англию, откуда на пароходе второй раз поехал в Америку за снарядами. Другая черта его: желание учиться, он почти безграмотным попал в первый раз в Америку и многому там выучился; затем он был 1/2 года студентом иркутского рабочего факультета. Он много читает и любит чтение.
