Коллектив авторов - Польша в ХХ веке. Очерки политической истории
Следует признать, что «дело Чеховича», при всем его резонансе и усилиях оппозиции, надеявшейся с его помощью даже устранить режим, каких-либо более серьезных последствий для устойчивости «санации» не имело. Но оно лично затрагивало Пилсудского, в 1927–1928 гг. возглавлявшего правительство. Его недовольство было вызвано не боязнью ответственности (он знал, что к суду его никто привлечь не решится), а нежеланием выступать в качестве свидетеля перед органом, который он считал рудиментом эпохи «сеймовластия». В начале апреля 1929 г. диктатор заявил, что вступает с действующим парламентом в такую же борьбу, как и с предыдущим.
Осуществлять свою угрозу Пилсудский начал традиционным для себя образом – с грубой словесной атаки. В начале апреля 1929 г. в ведущей газете санации «Глос правды» появилась статья, поражавшая даже привыкших к непарламентским выражениям диктатора площадной бранью и оскорблениями в адрес депутатского корпуса в целом, а также отдельных парламентариев, наиболее активных участников расследования «дела Чеховича». Все ждали незамедлительного роспуска парламента.
Но Пилсудский, не скрывавший от окружения своего желания досрочно прекратить полномочия депутатов[357], пока что такой шаг считал преждевременным. Повод был недостаточно значимым для столь радикальной меры. Разгон парламента на начальной стадии расследования могли расценить как стремление замять скандал. Да и выборы 1928 г. показали, что режим не может надеяться на убедительную победу на досрочных выборах. Ко всему прочему, кончилась благоприятная экономическая конъюнктура, польская экономика испытывала все большие трудности{56}.
Диктатор сделал шаг, который многие в оппозиции посчитали последней попыткой режима удержаться на плаву. Он решил сменить кабинет, заодно выведя на авансцену своих наиболее доверенных людей, главным образом из бывших легионеров. 14 апреля 1929 г. был сформирован кабинет во главе с К. Свитальским. Новый премьер имел достаточный опыт государственной деятельности. Он последовательно занимал посты заместителя начальника гражданской канцелярии президента, директора политического департамента Министерства внутренних дел, одного из руководителей избирательной кампании Беспартийного блока, министра по делам религиозных культов и народного образования. Весьма показательной была манера назначения Пилсудским не только министров, но и глав кабинетов. Свитальский вспоминал: «В начале апреля Мосьцицкий организовал как бы абсолютно приватную встречу, в ходе которой известил меня, что собирается после прошения Бартеля об отставке предложить мне миссию создания кабинета. При этом он не ссылался на соответствующую договоренность с Пилсудским. Но я был уверен, что Мосьцицкий не делает этого без предварительного согласия Пилсудского. Поэтому я, хотя и был серьезно застигнут врасплох этим предложением, заявил, что попытаюсь выполнить это задание…»[358].
Новый кабинет получил у противников название «правительства полковников», так как 6 из 14 его министров были старшими офицерами{57}, и трактовался как приход к власти сторонников жесткого курса.
Реакция на кабинет была двоякой. Среди левых, особенно в ППС, и после раскола оставались влиятельные политики, верившие в возможность взаимодействия с правительственным лагерем во имя интересов Польши. Теряясь в догадках относительно будущих шагов «санации», руководители ППС попытались установить доверительные контакты с премьером и даже с Пилсудским. В первой половине мая с просьбой о неофициальной встрече к Свитальскому обратились видные деятели ППС Т. Арцишевский и М. Недзялковский. 24 июня состоялась встреча Пилсудского с И. Дашиньским, который в данном случае позиционировал себя как одного из лидеров ППС, а не маршала сейма. Их беседа еще раз убедила Пилсудского, что новый сейм «не утратил амбиций правления»[359]. Дашиньский предложил сформировать устойчивое парламентское большинство в составе Беспартийного блока, ППС и одной из крестьянских партий, явно не понимая, что в стране только поддерживается видимость парламентаризма и диктатор не собирается идти ни на какие коалиционные соглашения, связанные с торгом, уступками, компромиссами и т. д. В ответ Пилсудский издевательски порекомендовал собеседнику обратиться с этим предложением к Свитальскому и Славеку[360].
Отказ «санации» договариваться с ППС способствовал переходу социалистов к более решительной оппозиции. К тому же А. Прыстор, заняв кресло министра труда и социального обеспечения в правительстве Свитальского, стал последовательно устранять сторонников ППС из местных правлений больничных касс и органов социальной поддержки, где они доминировали. В конце августа ППС присоединилась к другим оппозиционным партиям, требовавшим созыва 2 сентября внеочередной сессии сейма.
Депутаты ожидали скорого роспуска сейма, особенно после начала слушания «дела Чеховича» в Государственном трибунале 26 июня 1929 г.{58} Действительно, вопрос о досрочном роспуске парламента в это время обсуждался в окружении Пилсудского. Но сам он считал, что время для такого шага еще не наступило, нужна серьезная подготовительная работа[361]. Для разгона законодательного органа следовало иметь основательный повод. И его мог дать только скандал по конституционному вопросу, который спровоцируют Беспартийный блок и правительство на бюджетной сессии парламента. С этой целью был разработан хитроумный план, чтобы вину за разгон парламента возложить на оппозицию[362]. 4 сентября 1929 г. Свитальский с подачи Пилсудского предложил Дашиньскому созвать совещание по бюджету. Это был своеобразный тест на выявление, кто помимо ББ готов поддержать правительство. Но инициатива привела к последствиям, которых Пилсудский никак не ожидал.
14 сентября руководители шести центристских и левых фракций сейма решили не участвовать в предлагаемом совещании и обязали Дашиньского известить правительство о необходимости ускорить созыв парламента, чтобы обсудить с ним все детали совершенствования работы законодательной и исполнительной власти над бюджетом. Было также подчеркнуто, что после ухода депутатов на каникулы единственным органом, имеющим право представлять палату, является ее президиум во главе с маршалом. Это заявление было первым совместным документом ППС, «Вызволения», Крестьянской партии, «Пяста», Национальной рабочей партии и христианских демократов. Так на политическую авансцену вышло левоцентристское соглашение, обладавшее 40 процентами мест в сейме (183 из 444). Оно вошло в историю под именем Центролев. В момент своего возникновения Центролев был свободным соглашением партий о совместных действиях в парламенте, координация которых осуществлялась согласительной комиссией, состоявшей из их лидеров[363]. В связи с этим у режима сохранялась надежда, что оппозицию можно будет разобщить и даже перессорить.
Испытание Центролева на прочность началось практически сразу же после его возникновения. 20 сентября Славек от имени ББ предложил провести совещание по вопросам ревизии конституции. Но оппозиционные партии его приглашение к дискуссии проигнорировали, в совещании согласились участвовать только парламентские клубы ППС-бывшей революционной фракции и немецкого нацменьшинства. 22 сентября Центролев попытался расколоть Пилсудский. Он огласил в печати содержание своих июньских переговоров с Дашиньским. Удар был ощутимым. Среди партнеров по Центролеву даже зародилось недоверие к ППС. Дашиньский публично оправдывался тем, что действовал от собственного имени, а не по поручению партии. И на это раз, вопреки расчетам маршала, оппозиционный блок устоял.
Следующую психическую атаку на сейм режим провел в день открытия сессии парламента 31 октября 1929 г. Пилсудский уже 12 октября обсудил со Свитальским тактику поведения. Для себя он избрал роль жесткого политика, премьер должен был демонстрировать готовность к поиску взаимопонимания[364]. Целью акции было, видимо, устрашение оппозиционных депутатов{59}.
Результаты инцидента при открытии сессии сейма оппозиция расценила как свой успех, свидетельство того, что согласованными действиями она может заставить режим считаться с ней как силой, опирающейся на поддержку более чем 70 % участников последних парламентских выборов. Логика развития событий принуждала партии Центролева к трансформации из свободного парламентского соглашения в политический блок, без чего трудно было продемонстрировать масштабы поддержки обществом. У оппозиции были немалые возможности для мобилизации сторонников: собственные организационные структуры, влияние в различных общественных организациях и профессиональных союзах, сеть доверенных лиц, многочисленная пресса, право проведения массовых мероприятий и т. д. Первым серьезным смотром сил Центролева должна была стать общепольская кампания митингов 1 декабря 1929 г. под лозунгами защиты конституции и борьбы с «фашистской диктатурой Пилсудского». Однако ее результаты вряд ли можно назвать удовлетворительными. Даже по данным организаторов, ни на одном из митингов количество участников не превысило 5 тыс. человек[365]. Общество в целом безразлично отнеслось к очередному конфликту между парламентом и правительством.
