Гельмут Фигдор - Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.
Но для этого следует учесть три обстоятельства.
1. Следует начать с широкой пропаганды (путем работы с группами) существующих возможностей для того, чтобы и в непрофессиональных кругах знали о таких возможностях и чтобы имеющиеся шансы вообще могли осуществиться.
2. Должны существовать возможности консультации, супервизий и повышения квалификации.
3. Необходимы коммуникативные системы, которые позволили бы установить соответствующие личные контакты для тех, кто ищет помощи. Многообещающей моделью являются интердисциплинарные центры, а также локальные рабочие круги, которые могут сделать возможным не только выполнение данного задания, но и совместную деятельность представителей различных профессий или разных форм консультаций в работе над одним случаем.
Насколько мне известно, в Германии существуют – и это с недавнего времени – единичные организации, которые пытаются работать в данном направлении[152] и которые могут составить ядро такой «сети». Но этого недостаточно. Прежде всего следует обратить особое внимание на привлечение к данной работе так называемых «околопрофессиональных» кругов. Работа такой сети может в большой степени облегчить действенность профессиональной помощи в широком масштабе.
Вместо заключения: история Саши и Симона
Автобиографический роман одного «разведенного» ребенка
Мать Саши обратилась ко мне по следующему поводу. Ее восьмилетний сын страдал энурезисом. Результаты его обследования в психотерапевтической амбулатории показали, что ребенку необходим курс аналитической психотерапии. Ночное недержание мочи началось у мальчика примерно год назад, когда Саша с мамой и старшей (на 3 года) сестрой Сузи переселились из Зальцбурга в Вену, к маминому новому другу Петеру. Годом раньше их родители развелись. Мать рассказала, что дети поддерживают регулярные отношения с отцом, но, конечно, в Зальцбурге они встречались чаще. Теперь они ездят поездом в Зальцбург и проводят там каждые вторые выходные.
Как анамнез, так и тестовое обследование показали, что Сашино ночное недержание – это не реакция на переживание, а посттравматический невротический симптом. Я согласился с индикацией терапии и после трехмесячной подготовительной работы с матерью осенью начал работать с ребенком. Встречались мы дважды в неделю.
Саша оказался милым, умным мальчиком с незаурядным талантом к языку. Он был рад терапии, потому что ему и самому уже порядком надоело его ночное «рыболовство». Кроме того, знакомство с человеком, с которым он мог откровенно говорить обо всех своих проблемах, он рассматривал как большую привилегию.
Но вот о проблемах-то он как раз говорить и не желал, утверждая, что у него все в порядке, что мама любит его, Петер – ее новый спутник жизни, и он хороший, с сестрой у них тоже нормальные отношения. В свое время развод причинил Саше большую боль, но он давно понял, что это так или иначе было к лучшему, потому что родители уже «просто не могли больше вместе». Он любил играть со мной в шахматы или микадо и никогда не раздражался, если проигрывал – «Ну и что, это всего лишь игра!». На каждую мою терапевтическую попытку завязать определенный разговор, отвечал рациональными ответами или интеллектуализированной саморефлексией. Его совершенно невозможно было привлечь к симбиотическим формам терапии (ролевые игры, рисование).
Сашино бессознательное сопротивление никак не портило атмосферы сеттингов: он приходил ко мне всегда с большим желанием. Продолжалось это во всяком случае лишь до определенного момента, а именно до апреля, примерно через четверть года после начала терапии. Мне вдруг позвонила мать и сообщила, что Саша не хочет больше ходить ко мне. Мы встретились втроем, и он объяснил свое решение тем, что, очевидно, терапия все равно ничего не дает – он все еще мочится в постель, а, кроме того, она отнимает у него драгоценное свободное время. Я спросил, что думает по этому поводу мать. Она, благодаря нашим предыдущим беседам, в общем, была подготовлена к подобному повороту и, будучи осведомленной о том, что речь здесь идет о Сашином бессознательном Я, которому «необходимо» удержать все то, что в него вытеснено, в какой-то степени рассчитывала на вероятность подобного сопротивления. Поэтому мать и настаивала на продолжении терапии. Тут Саша впервые потерял самообладание, он не просто кричал – он выл, и покинул мой кабинет, в ярости хлопнув дверью.
В последующие встречи он явно испытывал нехорошее чувство из-за своего приступа и мое объяснение, касающееся того, что ярость его уже давно была, собственно, здесь, но только он хорошо ее «прятал», принял с большим облегчением. Так я начал объяснять ему функции бессознательного. Я сказал, что все мы далеко не так благоразумны и умны, как кажется, что в каждом из нас сидит тот ребенок, каким каждый из нас был когда-то давно. И в нем тоже прячется маленький, может быть, четырехлетний Саша, который далеко не так благоразумен, как знакомый нам восьмилетний, он многого еще не знает, многого боится и обижается на то, на что восьмилетний никогда бы не обиделся. Поэтому он – как совсем маленький ребенок – по ночам мочится в постель.
Этим объяснением я помог ему облечь в слова не только его иррациональные мысли и чувства, но также и его симптом, что сняло у него чувство стыда перед собой и передо мной. Ведь сейчас речь шла не о нем, большом и разумном Саше, а о маленьком и глупом Саше, Саше, который действовал исподтишка. Я сказал ему, что мы сможем лишь тогда образумить этого малыша, когда дадим ему возможность сказать, что им движет. Учитывая Сашину любовь к играм и его необыкновенный талант к языку, я предложил написать роман о маленьком Саше. Он зажегся! Тогда мы подумали, как назвать это его новое – старое – эго. «Симон, – сказал Саша. – Симон – это мое второе имя. А как твое второе имя?» – «Вальтер», – ответил я. «Хорошо! – заключил Саша, – тогда мы напишем историю о Симоне, а тебя мы назовем Вальтером».
Замечания по поводу методики терапииТак начали мы наш роман. Каждый час был посвящен одной главке, но для некоторых глав нам понадобилось больше времени.
Тексты рождались различными путями. Иногда Саша диктовал мне совсем спонтанно, и я добавлял к его мыслям свои. В другой раз мы беседовали на определенную тему или обсуждали проблему, и я при этом только придавал форму нашим размышлениям. В текстах развивался терапевтический диалог. Но когда Сашино сопротивление набирало силу и он не желал ни говорить, ни писать, я в его присутствии записывал свои мысли о нем, что вызывало в мальчугане любопытство. Я зачитывал ему написанное и ждал его реакций.
Заглавия глав, то есть темы, исходят, конечно, от меня и они могут прочитываться как своего рода толкование текста соответствующего сеттинга. Итак, заголовок главки ставит на первый план ту тему, с который мы столкнулись в настоящий момент, или материал, которой был уже «готов» в Саше.
Работа над романом стала основным техническим инструментом развернутой терапии. Его продвижение совпадало с развитием терапии. В конце романа Саша теряет свой симптом благодаря тому, что ему удалось наконец вскрыть свои вытесненные мысли, воспоминания и чувства, и у него отпала необходимость в невротической защите – путем ночного недержания мочи.
Я решил не прерывать текста своими объяснениями, развернутыми интерпретациями или техническими замечаниями, а оставить его как одно литературное целое.
К сожалению, я не имею права – из понятных соображений – назвать Сашу как автора его настоящим именем, но мне очень хочется отметить его изобретательность и его литературный талант, а также поблагодарить за те познания, которые я приобрел в ходе нашей общей работы. К данной книге никакое теоретическое обобщение не могло бы подойти лучше, чем Сашина история: история совершенно особенной и все же такой типичной судьбы «разведенного ребенка».
Саша М. и Гельмут Ф. ИСТОРИЯ САШИ И СИМОНА.
Роман
май 1991 – январь 1992
Пролог
Жили-были два мальчика. Одного звали Саша и ему было восемь лет, другого звали Симон, он был значительно моложе Саши и совсем не такой разумный, как Саша. Ему было примерно четыре. У обоих была одна и та же проблема: они по ночам «ловили рыбку». Поэтому им пришлось обратиться к психотерапевту. Сашиного терапевта звали Гельмут, а того, к которому ходил Симон, – Вальтер. В то время как Саша с удовольствием ходил к Гельмуту, потому что ему самому очень хотелось прекратить наконец «делать» в постель, Симон ненавидел терапию и совсем не хотел встречаться с Вальтером. Но он вынужден был это делать по маминому настоянию, и вот сейчас Симон сидит перед Вальтером и ужасно злится.
