Дэйв Пельцер - Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство
Вернувшись домой, я заперся в своей комнате и попытался починить треснувшие очки. Из-за этого я не заметил, что Джоанна даже не вышла меня встречать. Мне очень хотелось спросить у нее или у Майкла, что означает слово «шлюха». Но по тому, как они общались друг с другом, я видел, что лучше мне самому разбираться со своими проблемами.
Пару недель спустя, придя из школы, я обнаружил миссис Налс рыдающей на диване. Бросив рюкзак на пол, я кинулся к ней и спросил, что случилось. Сквозь слезы Джоанна объяснила, что они с Майклом разводятся. Оглушенный, я опустился на диван. Миссис Налс рассказала, что у ее мужа интрижка с другой женщиной. Я не знал, что такое «интрижка», но решил не уточнять, поэтому просто кивнул, а Джоанна зарыдала еще сильнее.
Я сидел рядом с миссис Налс и держал ее за руку, пока она не уснула. Меня переполняло чувство гордости: первый раз в жизни я кому-то помог. Выключив свет в гостиной и накрыв Джоанну одеялом, я в очередной раз проверил, все ли вещи сложены в коричневую сумку. Потом я лежал на кровати и думал, что тоже каким-то образом виноват в разводе Налсов. Два дня спустя Джоанна стояла на крыльце и, плача, смотрела, как скрывается за углом машина мистера Хатченсона. А у меня даже не было сил помахать ей на прощание.
Я залез в карман штанов и вытащил оттуда мятый листок бумаги, на котором были записаны адреса и телефоны моих бывших опекунов. Попросил у Гордона ручку и решительно зачеркнул Джоанну и Майкла Налсов. Я не испытывал никакого сожаления по поводу отъезда. Если бы я хоть на секунду позволил себе заскучать по Джоанне, Элис и Лилиан, то не выдержал бы и разревелся. А я уже устал плакать. Поэтому аккуратно сложил листок с адресами и сунул обратно в карман. Запретив себе думать о Налсах (и о ком-либо еще), я повернулся к окну. Недоуменно моргнул. На секунду мне показалось, что Гордон едет в сторону Дэли-Сити.
— А мы не ошиблись дорогой? — хрипло спросил я.
— Дэвид, — вздохнул мистер Хатченсон. — Дело в том, что свободных опекунов не осталось. Единственная семья, которая может тебя взять, живет неподалеку от твоей мамы.
— И насколько неподалеку? — жалобно спросил я, борясь с желанием выпрыгнуть из машины.
— Меньше чем в паре километров от твоего старого дома, — сухо ответил Гордон.
Вскоре мы подъехали к начальной школе имени Томаса Эдисона. Я знал, что от нее до маминого дома как раз не больше двух километров. Грудь сдавило, стало трудно дышать. Мысль о том, что придется жить рядом с мамой, заставляла сердце пропускать удары. Но при этом мне не давала покоя моя старая школа. Я прижал лицо к стеклу. Явно что-то изменилось.
— А что случилось со школой? — спросил я, напряженно вглядываясь в знакомое здание.
— Теперь здесь средняя школа. И ты будешь туда ходить.
Я вздохнул. «Ну почему обязательно все должно меняться?» — тоскливо подумал я. Еще секунду назад я радовался тому, что встречусь с учителями, которые спасли мне жизнь, но теперь меня лишили и этого удовольствия. И только когда Гордон отъехал от школы и повернул в сторону, противоположную маминому дому, я вздохнул с облегчением. У меня возникло ощущение, что я перенесся назад во времени; мы ехали по знакомым мне улицам, мимо домов, построенных в том же стиле, что и мой родной дом на Крестлайн-авеню. Теперь они почему-то казались мне очень маленькими. И, несмотря на происходящее, я не боялся. И даже позволил себе улыбнуться, когда ветер взъерошил макушки пальм, растущих перед небольшими коттеджами, и те будто помахали мне большими зелеными ладонями. Не верится, что с момента моего спасения прошло почти два года. Я опустил стекло и полной грудью вдохнул прохладный сырой воздух.
Гордон припарковал машину на вершине крутого холма. По красным ступенькам мы прошли к дому, который был как две капли воды похож на мамин. Гордон постучал, нам тут же открыли, и я увидел свою новую опекуншу… Сказать, что я удивился, значит ничего не сказать.
— Все в порядке? — наклонился ко мне Гордон. — Надеюсь, у тебя нет никаких предрассудков на этот счет?
Я покачал головой, хотя, если честно, еще не успел прийти в себя.
— Какие предрассудки? — с наигранной веселостью переспросил я, желая успокоить мистера Хатченсона. На самом деле у меня еще никогда не было темнокожих опекунов.
Высокая женщина пожала мне руку и сказала, что ее зовут Вера. Я по привычке занял место на диване в гостиной, в то время как Гордон и Вера ушли на кухню. Поскольку мне больше нечем было заняться, я принялся внимательно изучать свой новый дом. Судя по тому, что я видел, расположение комнат было точно такое же, как и у мамы. Только в ее доме стены насквозь пропитались удушливым сигаретным дымом и постоянно пахло собачьей мочой, а у Веры было светло и чисто. Чем больше я смотрел вокруг, тем шире становилась моя улыбка.
Вскоре Гордон вышел из кухни и сел рядом со мной на диван. Положив руку мне на колено, он предупредил, что я должен обходить мамин дом как минимум за километр. Я кивнул, все своим видом показывая, что не забуду его слова. Но при этом меня не покидала мысль о том, что мама сама найдет меня.
— Вы расскажете ей, что я здесь живу?
— Ну, — нерешительно начал мистер Хатченсон, с трудом подбирая слова, — по закону я должен сообщить твоей матери, что ты находишься в пределах города. И не собираюсь говорить ей ничего, кроме этого. Ты же знаешь, мы с ней не слишком в хороших отношениях, — улыбнулся он, но через секунду резко посерьезнел: — И ради бога, Дэвид, держись от нее подальше! Я ясно выразился?
— Так точно! — ответил я, отдавая ему честь.
Гордон хлопнул меня по колену и встал с дивана. Пришла пора прощаться. Я проводил его до двери — уже в который раз. Эпизод с расставанием на пороге незнакомого дома стал не слишком приятной, но, к сожалению, неотъемлемой частью наших отношений. В такие моменты мне всегда было немного страшно. И Гордон всегда чувствовал это.
— Все будет хорошо, — постарался успокоить меня он. — Джонсы — замечательные люди. Я загляну проведать тебя через пару недель.
Он пожал мне руку, и Вера закрыла за ним дверь.
— Прости, но сегодня мы тебя не ждали, — извиняющимся тоном сообщила она, пока мы шли по узкому коридору, в конце которого находилась дверь в спальню.
Мне предстояло жить в комнате с белыми стенами, где, кроме двух матрасов, не было никакой мебели. Вера смущенно объяснила, что я буду делить комнату с ее младшим сыном. Я постарался выдавить из себя благодарную улыбку, после чего меня оставили одного. Я медленно вытащил свои вещи из сумки и сложил их ровными стопками возле матраса. Потом свалил все в кучу и сложил еще раз, представляя, будто раскладываю их по ящикам. Внезапно на меня накатила такая тоска, что захотелось упасть на матрас и разреветься. В тот момент я отчаянно скучал по Лилиан и Руди, к которым мне нельзя было вернуться.
После обеда меня познакомили с другими ребятами, находившимися на попечении Джонсов. Семь подростков ютились в гараже, оборудованном под жилое помещение. Все свободное пространство было занято матрасами. Единственными источниками света были две старые лампы, а вещи мальчиков хранились в висящих на стенах самодельных полках. От этого мне стало еще хуже, но грусть куда-то испарилась после того, как я познакомился с Джоди, мужем Веры. Зайдя в дом, он захохотал, подобно Санта-Клаусу, и подбросил меня так высоко, что я чуть не ударился головой о потолок. Вскоре я узнал одно из главных правил семьи Джонс: когда бы Джоди ни приходил домой, все бросали свои дела и начинали соперничать за его внимание. Да, на первый взгляд они жили бедновато, но это не мешало Вере, ее мужу, их родным и приемным детям быть крепкой и дружной семьей. А мне оставалось лишь надеяться, что я пробуду у них достаточно долго, чтобы запомнить номер их телефона.
Первый день в средней школе Фернандо Ривьеры оказался большим прогрессом по сравнению с моим «дебютом» в Парксайде. И все потому, что я держал рот закрытым и старался смотреть по большей части себе под ноги. Во время перемены я расспросил всех, кого мог, чтобы узнать, куда делись мои старые учителя, и выяснил, что их перевели в другие школы. Так что здесь у меня не было ни одной родной души. И я чувствовал себя несчастным и одиноким, пока не подружился с Карлосом, тихим испанским мальчиком. У нас совпадали почти все уроки, а на перемене мы с ним слонялись по школе. Оказалось, мы с ним очень похожи; а еще меня очень радовал тот факт, что, в отличие от моего бывшего «друга» Джона из школы Монте Кристо, Карлос не был подлым или заносчивым. Поскольку он не слишком хорошо разговаривал по-английски, мы с ним по большей части молчали. И при этом без труда понимали мысли друг друга по взглядам, жестам и выражениям лиц. Вскоре мы стали не разлей вода. После уроков мы всегда встречались у дверей школы, чтобы идти домой вместе.
