Пиаже Жан - Речь и мышление ребенка
Последний критерий, разумеется, также приводит к трудностям, однако, может быть и подтвержден не только логическими, но и психологическими основаниями. И впрямь, наблюдение делает очевидным, что появление логического оправдания или доказательства происходит значительно позднее, чем возникает причинное объяснение. Когда ребенка просят дополнить фразу «Этот человек упал с велосипеда, потому что...», ребенок не испытывает никакого затруднения. Когда же у него спрашивают: «Половина 9 не 4, потому что...», вопрос ему кажется нелепым и у него является искушение ответить причинным объяснением: «Потому что он плохо считает». Ясно, что различие, проводимое здесь нами, с чем-то связано. Оно основывается даже на одном общем правиле умственного развития, а именно, что потребность в контроле хронологически появляется значительно позднее, чем способность находить объяснения.
Кроме того, следует еще различать третий тип связи, который мы можем рассматривать как посредствующий между двумя предыдущими и который мы назовем связью между мотивом и действием или связью психологической. «Потому что», означающее эту связь, устанавливает отношение причины к следствию не между двумя какими-нибудь фактами, но между действием и намерением, между двумя психологическими действиями. Например: «Я дал пощечину Полю, потому что он смеялся надо мной». Здесь отношение, в известной степени, эмпирическое, ибо речь идет о двух фактах и о причинном объяснении. В другом смысле отношение это логическое, ибо оно вводит основание — интеллектуальный мотив — в качестве причины: стало быть, здесь столь же оправдание, сколь и объяснение.
Мы отличаем этот третий тип, потому что у детей имеется тенденция заменять логические связи связями психологическими. Мы только что видели этому пример: «Половина 9 не 4, потому что он плохо считает».
Было необходимо ввести такие различия, ибо в этой главе мы ставим себе задачей показать некоторые затруднения, испытываемые ребенком при установлении правильной связи. Само собою разумеется, что эти трудности значительно варьируются в зависимости от типа связи. К тому же полезность этих различий уже обнаружилась при исследовании детских «почему» (часть I, глава V). Действительно, каждой из наших трех категорий «потому что» соответствует категория «почему»: «почему» причинного объяснения («Почему лодки держатся на воде?»), «почему» мотивации («Почему вы уходите?») и «почему» логического оправдания («Почему это собака, а не волк?»). Как мы уже достаточно наблюдали, соответствующее появление этих трех видов вопросов и их функциональная важность чрезвычайно варьируются. Отсюда — полезность сохранения данной классификации.
Можно, наконец, задаться по поводу каждого из наших опытов вопросом о точном отношении, которое существует между языком и рассуждением. Почему ребенку не удается дополнить одну из наших фраз: потому ли, что ему неизвестен надлежащий союз, или потому, что он не умеет мысленно пользоваться связью, обозначаемой этим союзом? Невозможно решить этот вопрос a priori. Мы увидим на примере противительных союзов, что некоторые из них, в том числе «хотя» (quoique), могут остаться непонятными, несмотря на то, что отношение противоположности понимается, когда употребляются другие слова. Что же касается «потому что» (parce que), то дело обстоит иначе. В отношении возраста между 6 и 9 годами, когда связь, обозначаемая «потому что», неправильна, всегда можно допустить, что здесь имела место ошибка в рассуждении, ибо «потому что» спонтанно употребляется ребенком начиная уже с 3 или 4 лет.
§ 2. Гипотезы, построенные на анализе детского языка
Прежде чем перейти к рассмотрению некоторых проделанных нами опытов, следует начать с самого наблюдения и спросить себя, в каком случае и как часто дети употребляют союз «потому что». Полученные таким образом результаты предоставят нам полезные гипотезы, которые послужат для нас руководством к истолкованию дальнейших результатов.
Для этого мы располагаем восемью однородными наблюдениями. Три из них уже нам известны: это язык Льва и Пи в 6 лет и язык Льва в 7 лет (язык, о котором шла речь в главе I части I). Позднее Берге, Фио и Гоне любезно записали, пользуясь той же техникой, целый ряд высказываний.
В настоящее время мы располагаем более 10000 высказываниями собранными таким же путем и в тех же условиях, правда, всего лишь у восьми детей (если при этом Льва и Ада, изучавшихся каждый в два приема, считать за четырех), но эти записи распределяют в отношении детей от 3 до 7 лет так, что позволяют вывести, по крайней мере, некоторые рабочие гипотезы
Первый вопрос, который можно поставить, это вопрос об абсолютной частоте «потому что». К этому можно добавить несколько «ведь» (puisque), которых имеется уже 3 на 1500 фраз у Дана (3 г.) и 1 на 1500 у Ада (4 г.). Вот полученная таблица; количество «потому что» и «ведь» соединены вместе и выражены в процентах по отношению к количеству высказываний, собранных в наших документах (1,2% значит, что из 100 высказываний 1,2 содержат «потому что»):
Подобная таблица позволяет нам с уверенностью создать три гипотезы с тем, конечно, чтобы их проверить более обширными статистическими исследованиями или другими приемами, что мы сейчас и сделаем.
Первая из этих гипотез состоит в том, что количество «потому что» и «ведь» с возрастом увеличивается и, по-видимому, к 7 годам даже значительно, тогда как некоторое время перед тем оно оставалось неизменным. Иначе говоря, если определить явление соположения как отсутствие ясно выраженной связи между предложениями, которые предполагают эту связь, то имеются серьезные данные в пользу того, что значение соположения довольно велико в возрасте 7—8 лет (Лев — ребенок, опередивший свой возраст приблизительно на полгода или на год) и потом уменьшается. Так как этот результат нам уже известен (см. главу III части I), то мы можем отнестись к нему с известным доверием.
Вторая гипотеза гласит, что количество «потому что» и «ведь» увеличивается вместе с социализацией мысли или, если угодно, соположение уменьшается по мере того, как ребенок выходит из своего эгоцентризма. Эта точка зрения нам тоже известна[67]. Нужно признать, что развитие Льва (у которого коэффициент эгоцентризма в один год уменьшился с 0,47 до 0,27, в то время как количество «потому что» и «ведь» увеличилось с 2,4 до 6,1%) говорит в пользу подобной гипотезы, но, само собой разумеется, что единственным способом проверки было бы получение соотношений между этими двумя коэффициентами у значительного числа детей одного возраста.
Наша третья гипотеза относится к природе соположения. В самом деле, следует спросить себя: не влечет ли эгоцентризм за собой неизбежно известную неувязку или, как говорит Блейлер, известное «отсутствие управления» в последовательном ряде образов и суждений; если это так, то каким образом соположение нашло бы себе объяснение? Как известно, Блейлер показал в результате своих работ по психоанализу, что существует соотношение между степенью социализации и степенью «управления» или, скажем мы, сознательного управления мыслью. Сон, бред или даже мечты, короче, каждое проявление аутистической, или не поддающейся сообщению, мысли действительно представляются как «неуправляемые» в том смысле, что образы и представления, следующие одни за другими в сознании, лишены явной связи между собой, не выводятся одни из других и даже не имеют причинных связей (сновидение не обладает никаким средством объяснить причинность, кроме соположения). Откуда же то отсутствие сознательного управления? Результат ли это действительной и глубокой бессвязности? Ничуть. В самом деле, анализ показывает, что различные образы или представления, между которыми, казалось бы, нет связи в действительности, сгруппированы вокруг одной и той же бессознательной тенденции или просто желания. Значит, в мышлении всегда имеется направляющее начало, но в подобных случаях это управление бессознательно и зависит скорее от обычной двигательной или аффективной тенденции, чем от направления, даваемого волей и разумом. Если имеется видимое отсутствие управления, то потому, что аутистическая мысль не сознает мотивов, которые ею управляют. Как раз это отсутствие сознания и является результатом его эгоцентрического характера: именно потому, что мысль не выходит за пределы «Я», она не знает и самое себя. Только соприкосновение с другими, обмен мнениями и противоречия заставляют мысль осознать свои цели и тенденции и таким образом принуждают ее связать между собою то, что до тех пор могло оставаться соположением. Ведь каждый акт социализированного разумения включает в себя не только сознание определенного направления мысли (например, сознание задач), но также и сознание связи между последовательными утверждениями изложения (связи выведения) или между последовательными образами представлений (причинные связи).
