Игорь Кон - Дружба - Этико-психологический очерк
Эти колебания не просто результат идейного развития и выявления мировоззренческих расхождений обоих мыслителей, а свойство самой романтической дружбы, в которой эмоциональное влечение не сочетается с подлинным взаимопониманием. Лишь горький опыт заставляет "неистового Виссариона" понять, что "дружеские отношения не только не отрицают деликатности, как лишней для себя вещи, но более, нежели какие-нибудь другие, требуют ее… Деликатность и свобода — вот основания истинных дружеских отношений". Чтобы преодолеть истерический надрыв, нужно расширить круг значимой эмоциональной коммуникации. Для Белинского важным рубежом в этом отношении была женитьба (в конце 1843 г.), после которой из его писем полностью исчезают самоанализ и психологические признания. В статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года" критик окончательно сводит счеты с "романтическим зверьком" и его понятиями о дружбе, подчеркивая, что "истинные друзья не дают имени соединяющей их симпатии, не болтают о ней беспрестанно, ничего не требуют один от другого во имя дружбы, но делают друг для друга, что могут".
Другой хрестоматийный пример в истории русской литературы — отношения Александра Блока с Андреем Белым. Эта своеобразная "дружба-вражда" зародилась, когда поэтам было по 23 года, причем ощущение какой-то мистической близости сочеталось у обоих с пониманием глубокой личной несовместимости. В отличие от Белинского, который мучился потребностью "выговаривания", Блок с детства чувствует неспособность к прямому самораскрытию. Между ним и его близкими всегда висит какая-то пелена, разорвать которую он не может и не хочет. "Ты… пишешь принципиально, что "немоты не должно быть между людьми"… — обращается он к А. Белому. — Я могу исходить только из себя, а не из принципа… Мне бесконечно легче уйти от любого человека, чем прийти к нему. Уйти я могу в одно мгновение, подходить мне надо очень долго и мучительно…"
Пока молодые люди изъясняются в переписке в отвлеченных выражениях и каждый может вкладывать в туманные формулы другого собственный смысл, им кажется, что они близки. Но как только они пытаются что-то прояснить или заземлить на реальные личные переживания, обнаруживается, что они и мыслят и чувствуют по-разному. Больше того — они не хотят быть понятыми. У Блока это постоянный принцип: "Я… не стараюсь никогда узнавать никого, это — не мой прием. Я — принимаю или не принимаю, верю или не верю, но не узнаю, не умею… Вы хотели и хотите знать мою моральную, философскую, религиозную физиономию. Я не умею, фактически не могу открыть Вам ее без связи с событиями моей жизни, с моими переживаниями; некоторых из этих событий и переживаний не знает никто на свете, и я не хотел и не хочу сообщать их и Вам". Свои тайные переживания Блок выражает лишь обобщенно, переплавив в поэтические образы.
Психологическая биография, как и экспериментальная психология, учит прежде всего терпимости, пониманию того, что люди разные, их нельзя ни подравнять под одну гребенку, ни исчерпать их индивидуальность с помощью нескольких "научных" ярлыков. Моральный кодекс дружбы универсален в своем максимализме, но его реализация всегда сопряжена с какими-то коррективами. Ибо "доминанта на другое лицо", в которой А. А. Ухтомский справедливо видел высший принцип (одновременно психологический и нравственный) человеческого общения, в первую очередь предполагает сострадание, сочувствие, соучастие.
Заключение
Далеко ли ускачет заяц в лесу! Только до середины леса. Ибо дальше он, по сути, скачет уже из леса. О, не хвастайся, что ты углубился и углубляешься дальше. Нс будь столь самоуверенным. Ты углубляешься в глубь этого мира, и вдруг ты выходишь на той его стороне. А ты и не знал, что был в центре. Знал бы — может, и не стремился бы дальше… Ведь самое главное — остаться на половине, на половине пути, на полуслове…
И. ЗиедонисМы рассмотрели важнейшие социально-исторические и психологические закономерности дружбы, стараясь всюду, где только возможно, опираться не на общие рассуждения, а на строгие факты науки. Объективный научный анализ позволяет расчленить явление, выделить его составные части, отделить реальное от воображаемого, идеал — от действительности, сущее — от должного. Сопоставление данных разных наук проясняет сущность многих старых споров и антиномий, а некоторые из них вовсе снимает. Так, исторические данные о жалобах на "оскудение" дружбы в древности заставляют усомниться не только в обоснованности социологических концепций, связывающих этот процесс с урбанизацией и научно-технической революцией, но и в самом существовании такой тенденции. Раздельное изучение ценностно-нормативных канонов дружбы и психологии реальных дружеских отношений проясняет соотношение ее социальных и психологических детерминант. Относительной, зависящей от социально-исторического и личностного контекста оказывается и противоположность инструментальных и экспрессивных функций общения и соотношение дружбы и любви. Вряд ли нужно объяснять, какое важное практическое значение имеют исследования половозрастных, социальных и индивидуально-личностных особенностей дружбы, закономерностей и механизмов атракции, взаимопонимания и т. д.
Но хотя эмпирические, опытные, науки неплохо описывают и объясняют предпосылки, условия, процессы, механизмы и компоненты дружеских чувств и отношений, интерпретация их жизненного смысла всегда остается проблематичной и многозначной. Рационально объяснить дружбу — значит свести ее к каким-то утилитарным, нормативным или ситуативным соображениям, подвести ее под общее социальное или психологическое правило, закон. Наука обязана делать это, и ее прогресс здесь неоспорим. Но при этом за скобками остается как раз та нерассуждающая самоценность, в которой нравственное сознание усматривает самую сущность дружбы.
Противоречие существует уже на уровне обыденного сознания. С одной стороны, мы говорим, что необходимо знать своих друзей, не бояться указывать им на недостатки и т. д.
С другой стороны, моральный кодекс дружбы осуждает взгляд на друга со стороны, обсуждение его характера, внутреннего мира и своих взаимоотношений с ним с посторонними и тем более манипулирование его личностью. Отношение к другу как к вещи этика считает безнравственным, приписывая дружбе абсолютную, самодовлеющую ценность.
Почему? Ведь в реальной действительности цели и средства, на разграничении которых покоится разделение ценностей на конечные, терминальные, и служебные, инструментальные, в принципе обратимы и могут меняться местами. Недаром спор о соотношении экспрессивных и инструментальных ценностей дружбы идет на протяжении всей истории этой категории, а в системе индивидуальной мотивации эти функции постоянно переплетаются. Однако, как бы ни определялись конкретные функции дружбы, в чем бы ни усматривалась ее ценность, она неизменно занимает высшие места в иерархии нравственных ценностей. Нравственное сознание человечества видит в ней не просто частный случай морального отношения, а живое воплощение нравственности, ее персонифицированную сущность, нравственность как таковую.
Как сложилось такое представление? Для уяснения этого обратимся к некоторым общим характеристикам нравственности, перечисленным О. Г. Дробницким: идеальный характер нравственной санкции и обусловленная этим "незаинтересованность" морального мотива (отсутствие расчета на компенсацию); единство действенно-регулятивной и мировоззренческой, идеалополагающей функции; ведущая роль сознания вообще и субъективного мотива в частности; относительная автономия личности от воздействия и психологического давления извне; способность личности к самостоятельному осознанию, постановке и решению нравственной задачи; особая форма личной ответственности, то есть способность человека не только поддаваться влиянию и санкции, но и отдавать себе отчет в своих действиях.
В дружбе эти свойства выражены особенно наглядно. Как моральное отношение дружба возникает лишь после того, как межличностная связь перестает считаться простым проявлением эмоционального влечения, социальной обязанностью или результатом рационального расчета. Ни влечение, ни ритуал, ни расчет не перестают от этого существовать и не утрачивают своего автономного значения. Однако они подчиняются теперь более высоким нравственным соображениям, совмещаются с понятиями долга и добродетели. Отныне "настоящая дружба" становится эталоном, по которому оцениваются все реальные личные отношения. Как бы ни варьировался этот эталон в разных обществах и у разных классов, в нем всегда представлены такие личностные константы, как избирательность, индивидуальность, верность, независимость от ситуативных соображений. Ведь, по выражению К. Маркса, "мораль зиждется на автономии человеческого духа…".
