Дэниел Гилберт - Спотыкаясь о счастье
Несколько сложнее понять, почему так легко передаются неточные убеждения, – а они тоже передаются. Ложные убеждения, как плохие гены, могут стать (и становятся) суперрепликаторами. Чтобы понять, как это происходит, проведем мысленный эксперимент. Представьте себе игру, для которой требуются две команды, в каждой из которых по тысяче игроков. И каждый игрок связывается с товарищами по телефону. Цель игры – разделить с участниками своей команды как можно больше точных убеждений. Когда игроки принимают сообщение, в точность которого верят, они звонят товарищу и передают его. Когда же получают сообщение, в точности которого сомневаются, то не передают. В конце игры судья присуждает очко за каждое точное убеждение и вычитает очко за каждое неточное, которые разделила вся команда. Рассмотрим теперь игру между командами «Совершенные» (ее участники передают только точные убеждения) и «Несовершенные» (игроки иногда передают неточные убеждения). Кажется, «Совершенные» должны выиграть, не так ли?
Не обязательно. На самом деле при некоторых обстоятельствах «Несовершенные» могут победить. Вообразите, к примеру, что произойдет, если один из «Несовершенных» получит ложное сообщение: «Разговоры по телефону сутки напролет сделают вас счастливым», а остальные члены команды будут достаточно доверчивы, чтобы принять его и переслать дальше. Сообщение – неточное и поэтому будет стоить «Несовершенным» одного очка в конце игры. Но оно имеет компенсаторный эффект, удерживая на связи большее количество «Несовершенных» на большее время, что увеличивает общее число точных сообщений, которые они передадут. При соответствующих обстоятельствах убыток от этого неточного убеждения будет превзойден его пользой, а именно тем, что оно вынудит игроков поступать таким образом, который увеличит их шанс разделить другие, точные убеждения. Урок здесь заключается в том, что неточные убеждения могут одержать победу в игре по передаче убеждений, если они как-то содействуют собственному «средству наследования». В данном случае средство наследования – это не секс, а коммуникация, и поэтому всякое убеждение, даже ложное, которое увеличивает частоту коммуникаций, имеет шанс быть передаваемым снова и снова. Ложные убеждения, поддерживающие стабильность общества, имеют тенденцию распространяться, потому что люди, их разделяющие, имеют тенденцию жить в стабильных обществах, которые обеспечивают средства, помогающие ложным убеждениям распространяться.
Кое-какие из общепринятых представлений о счастье подозрительно похожи на суперрепликацию ложных убеждений. Рассмотрим, к примеру, деньги. Если вы когда-нибудь пытались что-то продать, наверняка вы пытались продать это как можно дороже. А покупатели, вероятно, пытались купить это как можно дешевле. Обе стороны сделки полагали, что станут богаче, если в результате останутся с бóльшим количеством денег на руках. И это предположение служит основой нашего экономического образа действий. Однако научных фактов, подтверждающих его, существует гораздо меньше, чем можно ожидать. Экономисты и психологи не один десяток лет изучали связь между богатством и счастьем и пришли к выводу, что богатство увеличивает счастье, когда из крайней бедности поднимает человека до уровня среднего класса, но после этого уровень благосостояния почти не влияет на счастье{305}. Американцы, зарабатывающие 50 000 долларов в год, намного счастливее тех, кто зарабатывает 10 000 долларов, но американцы, зарабатывающие в год 5 млн, ненамного счастливее тех, кто зарабатывает 100 000 долларов. Люди, живущие в бедных государствах, намного несчастнее тех, кто живет в умеренно богатых, но последние ненамного несчастнее тех, кто живет в очень богатых. Экономисты объясняют, что богатству свойствен «спад предельной полезности», что, по-человечески говоря, означает: плохо быть голодным, замерзшим, больным, усталым и запуганным, но если вы однажды смогли купить избавление от всего этого, остальные ваши деньги представляют собой груду бесполезной бумаги[75].
Поэтому, заработав столько денег, сколько нужно для действительного счастья, мы бросаем работу и наслаждаемся им, так? Не так. Люди, живущие в богатых государствах, обычно трудятся долго и упорно, чтобы заработать денег больше, чем когда-нибудь смогут извлечь из них удовольствия{306}. И это обстоятельство удивляет нас куда меньше, чем следовало бы. Крысу, конечно, можно заставить бежать по лабиринту, в конце которого припрятана награда в виде кусочка сыра. Но если завалить крысу сыром, она не шевельнет и лапкой – даже ради кусочка самого лучшего из сыров. Если мы уже наелись блинчиков до отвала, еще парочка удовольствия не доставит, следовательно, мы перестаем их добывать и потреблять. Но с деньгами, кажется, дело обстоит иначе. Как писал в 1776 г. Адам Смит, отец современной экономики: «Стремление к пище ограничивается у каждого человека небольшой вместимостью человеческого желудка, но стремление к удобству и украшению жилища, одежды, домашней обстановки и утвари не имеет, по-видимому, предела или определенных границ»[76].
Если и еда, и деньги перестают при своем избытке доставлять удовольствие, почему же мы, прекращая набивать желудки, продолжаем набивать карманы? Адам Смит нашел ответ. И начал с признания того, что большинство из нас так или иначе подозревает: богатство не всегда становится источником человеческого счастья.
В том, что составляет истинное счастье человеческой жизни, [бедные] ничуть не ниже тех, кто, казалось бы, настолько выше их. Покой тела и мир в мыслях равно желанны всем категориям общества, и нищий, который греется на солнце на обочине дороги, владеет тем спокойствием, за которое сражаются короли{307}.
Звучит прекрасно, но если это так, тогда мы все находимся в большом затруднении. Если богатые короли не счастливее нищих бродяг, зачем в таком случае нищие должны переставать греться на солнце и работать, чтобы стать богатыми королями? Если никто не хочет быть богатым, перед нами встает серьезная экономическая проблема, потому что для процветания экономики необходимо, чтобы люди постоянно получали и потребляли товары и услуги, предоставляемые другими людьми. Рыночная экономика требует от нас неутолимой жажды обладания вещами, и если каждый будет удовлетворен тем, что уже имеет, она рухнет. Но хотя это и важная экономическая проблема, важной человеческой проблемой она не будет. Председатель Федеральной резервной системы может просыпаться по утрам с желанием делать то, чего хочет экономика, но большинство из нас встает с желанием делать то, чего хотим мы, то есть основные потребности экономики и наши основные потребности – это вовсе не одно и то же. Но что в таком случае заставляет людей трудиться, чтобы удовлетворять потребности экономики, а не собственные? Подобно многим мыслителям, Смит полагал, что люди хотят только одного – счастья, и, следовательно, экономика будет развиваться и процветать, только если люди будут введены в заблуждение и поверят, что богатство сделает их счастливыми{308}. В этом случае – и только в этом случае, – когда они придерживаются этого ложного убеждения, они будут производить, добывать и потреблять – делать все необходимое для поддержки экономики.
Удовольствия от богатства и величия… поражают воображение, как нечто грандиозное, прекрасное и достойное, достижение коего стоит всего того тяжелого труда и забот, которые мы ему посвящаем… Этот обман пробуждает и держит в непрерывном движении индустрию человеческого рода. Он изначально побуждал людей возделывать землю, строить дома, основывать города и государства, создавать и совершенствовать науки и искусства, которые облагораживают и украшают жизнь, что совершенно изменило сам вид земного шара: превратило дикие леса в приятные глазу, цветущие поля и сделало нехоженый бесплодный океан новым фондом пропитания и великой столбовой дорогой, связавшей разные народы Земли{309}.
Короче говоря, накопление богатства не обязательно делает людей счастливыми, но оно удовлетворяет потребности экономики, стоящей на страже интересов стабильного общества, являющегося системой пропаганды обманных убеждений относительно счастья и богатства. Экономика процветает, когда люди трудятся, но поскольку люди трудятся только ради собственного счастья, очень важно, чтобы они ошибочно полагали, будто производство и потребление – путь к личному благополучию. Слово «обманные» может навести на мысль о существовании некоего жестокого тайного заговора, организованного маленькой кучкой людей в темных костюмах, но игра в передачу убеждений свидетельствует о том, что для распространения ложных убеждений вовсе не требуется, чтобы кто-то усиленно старался обмануть невинный народ. Нет никаких интриг, нет никаких заговорщиков, нет ловкого манипулятора, внушающего при помощи тщательно продуманной пропаганды всем нам убеждение, будто за деньги можно купить любовь. Скорее, это отдельно взятое ложное убеждение – суперрепликатор, поскольку, придерживаясь его, мы вовлекаемся в ту самую деятельность, которая его и увековечивает[77].
