Джим Дэвис - Теория притягательности
Наша любовь к повторениям и паттернам удовлетворяется за счет ритуального аспекта правил игры, таких как вбрасывание шайбы в хоккее или штрафные броски в баскетболе. Кроме того, спорт всегда предполагает некоторую степень неконгруэнтности, принимающую форму неопределенности: даже когда одни и те же две команды играют между собой снова и снова, двух одинаковых игр не бывает. Бесконечное разнообразие вариаций в жестких рамках правил поддерживает в нас интерес к этим играм. Разным видам спорта свойствен разный уровень стратегического мышления. В американском футболе, к примеру, стратегия занимает значительно больше места, чем, скажем, в баскетболе или в гонках. Каждый игрок знает свое место на поле и свое амплуа, тщательно тренируется и доводит необходимые действия до автоматизма. Во многих других видах спорта важны только тактика и умение принимать мгновенные решения в хаотической обстановке. Впрочем, тактики американскому футболу тоже не занимать.
Причины, побуждающие нас заниматься спортом, являются зеркальным отражением мотивов, по которым мы с таким увлечением наблюдаем за спортивными состязаниями (например, страсть к соперничеству). Кроме того, заниматься игровыми видами спорта нас побуждают те же эволюционные мотивы, которые побуждают нас к играм вообще. Мы развиваемся, имитируя в игровой форме те самые навыки, которые затем используем в реальной жизни: умение бороться, прятаться, избегать опасности.
В прежние времена люди больше сами занимались спортом, чем наблюдали за спортивными соревнованиями, но с развитием средств массовой информации многие превратились в болельщиков. Предполагаю, что нечто подобное случится и с компьютерными играми. Может, такого и не будет, чтобы люди больше времени тратили, наблюдая за компьютерными играми, а не играя в них непосредственно, но зрелищность этих игр возрастает, и публичные соревнования между геймерами привлекают все больше болельщиков.
* * *Пожалуй, самым важным аспектом нашего понимания качеств притягательности является понимание их влияния на наши убеждения. Мы постоянно слышим от людей разные идеи, постоянно оцениваем их и затем решаем – осознанно или бессознательно, – в какой мере они заслуживают доверия. В большинстве случаев наша вера опирается на объективные наблюдения (например, вы уверены, что в данный момент читаете книгу), рациональные рассуждения (вы логически в чем-то разобрались), свидетельства экспертов (консенсус между учеными внушает вам доверие) и т. д. Изучение этих рациональных оснований веры – тема других книг. Однако, к сожалению, существует еще и множество иррациональных факторов, укрепляющих или подрывающих нашу веру. Все, чему вы научились на протяжении жизни, все, что вы находите в ней интересного, вносит свою лепту в эстетические качества исследуемого предмета и влияет на степень доверия к идеям.
Возьмем для примера теорию заговора. Мы пытаемся найти объяснения наблюдаемых явлений (потому что из любви к неконгруэнтности нас постоянно тянет разгадывать), и нам нравится, что теория заговора такое объяснение предлагает (удовлетворяя наше стремление к паттернам и разрешению неконгруэнтности). Некоторые из конспирологических теорий оказываются правдой, например Уотергейтский скандал с Никсоном. Я не хочу сказать, что теория заговора – это сплошная выдумка, а лишь хочу отметить, что у каждой из принадлежащих к ней гипотез есть качества притягательности, заставляющие относиться к ним с особой осторожностью.
У всех людей есть тенденция отдавать предпочтение той информации, которая подкрепляет уже существующие у них убеждения. Конспирологи считают, что им удалось узнать и понять то, что для остальных остается тайной, и это наделяет их чувством превосходства над людьми. Любая угроза нашим убеждениям – будь то вера в заговор или религиозная вера – побуждает нас стать евангелистами и проповедовать то, во что мы верим. Если другие люди соглашаются с нами, дискомфорт, вызванный ощущением угрозы, ослабевает. Евангелические старания конспирологов приводят к повышению внимания к ним со стороны средств массовой информации и возникновению каскада доступной информации: когда мы снова и снова слышим какую-то идею, она становится знакомой и близкой нам и мы с большей готовностью в нее верим.
Современные мифы о похищениях людей инопланетянами представляют собой, по существу, теорию заговора с научно-фантастическим уклоном. Более того, рука об руку с мифом о посещении Земли пришельцами часто идет вера в сокрытие государственными органами важнейшей информации.
Пришельцы, как правило, антропоморфны, поскольку мы хотим, чтобы они так или иначе были очеловечены. В частности, очеловеченным инопланетянам не чужды секс и насилие. Кроме того, миф о пришельцах, с точки зрения его приверженцев, обладает тем достоинством, что в нем нет ничего сверхъестественного. В результате многие из тех, кто охотно верит в инопланетян, высмеивают как нелепицу веру в демонов, духов и вообще всякие религиозные убеждения. Они считают, будто их система убеждений в большей мере согласуется с научным мировоззрением (и в определенном смысле так оно и есть).
Так называемые жертвы похищений (абдукции) формируют группы поддержки, способствующие рециркуляции их идей подобно движению застойного воздуха в герметически закрытом здании.
Вера в паранормальные явления идет вразрез с фундаментальными, научно обоснованными принципами природы. В этом она отличается от просто ошибочных убеждений: когда вы думаете, что собаку выгуливали, в то время как на самом деле нет, или когда вы думаете, что мужчины и женщины имеют неодинаковый средний уровень IQ.
Во многих случаях вера в сверхъестественное возникает вследствие упоминавшихся выше различий в образе мышления между древним и новым мозгом. Как правило, люди, в большей мере опирающиеся на интуицию древнего мозга, более суеверны, более религиозны и более склонны верить в паранормальные явления.
Астрология, суеверия, миф о похищении людей инопланетянами и большинство религий посвящены людям и персонифицированным силам и немало на этом выигрывают. Люди, которые сопереживают другим, в большей мере склоняются к этим верованиям.
Когда убеждениям недостает научной основы, они играют на наших надеждах и страхах. Они могут обещать нам более справедливое мироустройство, счастливую жизнь после смерти или чудодейственное исцеление наших болезней и одновременно запугивать нас скрытыми во Вселенной опасностями, от которых мы слишком боимся отмахнуться, что может иметь вполне конкретные последствия. Например, страх перед прививками в настоящее время представляет собой немалую угрозу для общественного здравоохранения.
Находясь в хаотической, непредсказуемой среде, мы тщимся понять мир, полагаясь на суеверия и ложные объяснения. Как только идея утверждается в голове, мы просто перестаем замечать информацию, которая идет с ней вразрез, зато повсюду наблюдаем подтверждения нашим суевериям.
Существует огромное количество данных, свидетельствующих о том, что религия обладает свойством притягательности – хорошо это или плохо. И дело здесь не просто в том, что любая необычная идея заразна. По-настоящему привлекательных религиозных идей не так уж много, и каталог, который можно из них составить, весьма невелик. На вопрос, почему это так, как раз и пытаются ответить собранные в данной книге гипотезы. Я покажу, как коррелируют с религиозностью некоторые психические расстройства (особенно характерна гиперрелигиозность для таких заболеваний, как маниакальный синдром, обсессивно-компульсивное расстройство, шизофрения и височная эпилепсия). Вполне возможно также, что душевные расстройства и заболевания мозга способствовали формированию религий. Однако тот факт, что без религии не обходится ни одна культура, указывает, что фактор психических расстройств не является необходимой предпосылкой развития религиозности. Знаменитое Миннесотское исследование близнецов показало, что на 47 процентов религиозность обусловлена… генетически! От воспитания уровень религиозности зависит лишь на 11 процентов. Да-да, перечитайте предыдущие две фразы еще раз – как пришлось мне, когда я впервые об этом узнал.
Я мог бы еще долго обсуждать здесь различные религиозные воззрения и переживания, но не хочу отпугнуть верующих читателей. К какой бы религии вы ни относились сами, существуют тысячи других религий с многочисленными адептами, в воззрения которых вы не верите. Я гарантирую, что в мире наверняка найдутся религии, которые покажутся вам странными и нелепыми, так что вы вполне искренне удивитесь: «Как люди могут верить в такую чушь?» Даже религиозные люди зачастую с недоумением относятся к убеждениям других религиозных людей.
* * *Некоторые считают, что изучать такие вещи, как искусство (или религия), нет никакого смысла. Одни – из числа «серьезных» ученых – считают, что обсуждать эти легкомысленные предметы ниже их достоинства. Другие возражают против серьезного изучения искусства из опасения, что это отнимет хлеб у художников. Третьи утверждают, что, если разложить искусство по полочкам, это лишит его всякой красоты. Четвертые считают, что мы попросту не способны понять, в чем именно состоит притягательность искусства. Здесь я постараюсь ответить на все эти возражения.
