Валерий Зеленский - Здравствуй, Душа!
Душа была рождена муками осознания, шоком инсайта, вспышкой откровения, отделившего нас как от божественного, так и от материального и в то же время соединившего нас с обоими началами, продемонстрировав тем самым нашу двойственную природу. Человеческая душа в этой истории изображена как падшая, униженная, лишенная милости, обреченная на страдание, оставленная в острой тоске и смятении, в болезненном устремлении обрести свой путь обратно — или вперед? — в Эдем, к единству, ясности и свету.
Здесь важно отметить, что эта поучительная история о душе недвусмысленно заявляет о способности души к развитию, созиданию, становлению. И в то же время она снабжена импульсом к собственному развитию, содержащимся в ней же самой. Иначе, что бы означало изгнание Адама и Евы из рая, чтобы трудиться в поте лица своего, если они истинные граждане Земли, наделенные душой, этой неразрушимой жизненной искрой?
Юнг рассматривал душу как некий комплекс или последовательность комплексов (как системокомплекс, сказали бы сегодня), что вполне вписывается в его комплексную структуру психического, в которой он различал базовые психические компоненты.
Он рассматривал комплексы как относительно автономные, т. е. активирующиеся по своей собственной «прихоти» и обладающие собственными склонностями и пристрастиями. Однако он также утверждал, что они выглядят как принадлежашие Эго. Это указывает на то, что они могут легко стать осознанными, что их энергия направлена в сторону сознания, что они несут животворную энергию Эго и обладают рефлективным качеством, повышающим уровень сознания. Одним словом, душа — это качество или измерение переживаемой жизни и самого человека. Юнг говорил также о душевных комплексах, что их «утрата (для Эго) выглядит патологической». Многие исследователи первобытных людей (племен) — антропологи, социологи, психологи — отмечают, что человек в своем естественном состоянии обычно выделяет два ментальных расстройства: утрату души и одержимость духом.
В любом случае, Юнг специально подчеркивал, что по мере того, как Эго начинает осознавать присутствие души в своем «доме», оно также становится ответственным за формирование и выстраивание ее потенциала. Эго поручено направлять деятельность энергезированной и энергизирующей души из его собственного сознательного центра.
Подобно Юнгу можно сказать, что душа представляет психический уровень, осуществляющий связь между эго-сознанием и природным психическим, и в предельном отношении образующий связь между Эго и Самостью. И тогда мы видим, что различение и развитие душевных комплексов образуют решающий узел отношений в юнговской теории индивидуации.
Для Юнга, у которого теория о психической энергии, текущей через, между и из-за противоположностей, является базой «анатомии» души, дух и материя, взаимопроникающие друг в друга в человеческой воплощенности, получают благоприятную возможность для гармонизации и трансцендирования каждого психического компонента. Напряжение, вызываемое напряжением каждого, гарантирует стимуляцию сознания конфликта и поиска его разрешения. Эго является верховным руководителем в этом психическом процессе достижения успеха, так как душа, по определению, сама является трансцендирующей силой, которая должна контейнерироваться и направляться из сознания.
Какой огромный шаг был проделан в эволюции психического, когда Эго смогло сознательно отделить себя в достаточной степени, чтобы разглядеть и поступить в соответствии с тем, что было обнаружено в душевных комплексах! Желания, мудрость, интуиция, воля, мужество, доверие и знание — все это было получено из душевных комплексов. Душа получила их, сформировала, сделала среди них соответствующий выбор и предоставила им возможность управлять ею. Не оставаясь больше просто естественными, душевные комплексы стали также осознанными. Можно сказать, что душа вошла в правильное соотношение с психическим и тем самым начала свое созидание.
Строя свои души, мы обладаем ими, имеем их, а стало быть, и самих себя. Мы обретаем индивидуальный смысл и подлинную внутреннюю жизнь, а, в конечном итоге, возможно, и осознание трансцендентной идентичности. Юнг называл это индивидуацией.
Но если он выражался, так сказать, мифически, то он хотел сказать, что мы обрели возможность превратить наш фатум в судьбу на пути становления тех, кто мы есть. Битва длиной в жизнь с неотвратимыми жизненными силами происходит по мере того, как мы обнаруживаем их внутри. Они могут принимать любые формы, какие нам и не снились, и открывать на нас самую яростную охоту.
Созидание души и имагинальный мир
Рассмотрев определение души в психологическом смысле, место, которое душа занимает в общей психической структуре юнговской модели (рассматривавшейся Юнгом в его работах), приходишь к более ясному пониманию ценности созидания души в нашей индивидуальной жизни и тотчас же задаешься вопросом: «А как именно это все выстраивать?»
Юнг приобрел заслуженную славу своими разработками понятия «архетип». Не он ввел это слово в культурный оборот человечества, но именно он сделал его достоянием психологии и краеугольным камнем своего учения о психическом. Это важно и в отношении психологического представления о душе, поскольку мы понимаем, что «душа» соответствует категории архетипического уровня в общепсихологическом контексте.
Юнг представлял архетип в качестве психологического эквивалента биологическому инстинкту, иначе говоря, врожденному паттерну психического поведения, и в этом смысле архетип — совершенно абстрактная идея до того момента, пока он не опосредован конкретной человеческой ситуацией и индивидуальной ответной реакцией. Поэтому архетип невозможно вычленить непосредственным образом.
И если мы начинаем созидать эту бесформенную массу, именуемую душой, то с чего мы начинаем? У нас изначально нет никаких инструментов, никакого оборудования в виде органов чувств, чтобы вступить в контакт с тем, что не имеет формы, зримых очертаний, звуков, запахов или вкусов. Как же тогда достичь контакта с душой? Как вступить в диалог, чтобы дать возможность нашей душе принять ту или иную форму?
Не имея формы, архетипическая душа, тем не менее, имеет «язык». Этот язык состоит из образов и символов, и мы имеем дверь в мир этого языка, именуемую воображением.
Воображение имеет дело с образами, и его можно сравнить с движущимся зеркалом, помещенным в психическое. На поверхности такого зеркала отражаются мириады образов, иногда следующие один за другим в быстрой последовательности, но кажущиеся не имеющими отношения друг к другу. Они, скорее, напоминают разрозненные элементы пазла, возникающие непрошено и нежданно.
Откуда же они появляются? В наиболее живом виде эти образы представлены в сновидениях спящего человека, у которого, о чем неоднократно говорил сам Юнг, сознательное сопротивление внутреннему образному потоку снижено, и наше внутреннее зрение пленяется им.
«Фантазия же вообще есть самостоятельная деятельность души, которая прорывается везде, где действие чинящего препятствия сознания либо ослабевает, либо прекращается вовсе, как, например, во сне. Во сне фантазия проявляется в виде сновидения» (Юнг, 1998a, пар. 125).
Но все это еще не объясняет его источник. И тут мы возвращаемся к архетипам, юнговскому океану коллективной памяти. Само человеческое прошлое поставляет нам живые картинки снов — образы, из безграничного многообразия форм человеческого опыта, прошедших через длительную эволюционную историю. Это и есть тот самый образный (имагинальный) мир. Следует признать, что содержания наших снов обладают весьма привлекательными, притягательными, соблазнительными, равно как и ужасающими, пугающими, отвращающими свойствами. Во всех случаях они провоцируют нас не только на рациональное объяснение, но и вызывают соответствующие эмоции. Кажется, что они взывают к нашей интуиции, демонстрируя нам дурное, или зловещее, или же необыкновенное, удивительное, или важное и серьезное, а подчас высокопарное или низменное. Они несут в себе много энергии — положительной или отрицательной, наполняющей или иссушающей — и, наряду с фантазиями, могут являться выражением душевного состояния и созидателями души. Как только мы начинаем относиться к ним со всей серьезностью, у нас начинается настоящая внутренняя жизнь.
Внимание, уделяемое нами своему повседневному внешнему миру, определяется ответственностью нашего эго-сознания. Язык Эго подчинен логическим правилам. Язык же, на котором разговаривает душа, при всей ее глубине, весьма неясен, непонятен, туманен. Временами кажется, что он «сознательно», «обдуманно» таков, и мы можем полагать, что это и входит в правила мифологического измерения души, ее мифической загадки, в глубинное таинство самой жизни. Возможно, так происходит еще и потому, что, живя по архетипическим законам, душа не укладывается в решетку пространственно-временных отношений, в которых она должна обрести свое проявление. По мере того как сами содержания, перемешанные в беспорядке, без разбора сваленные в одну кучу и бессмысленные, появляются перед «сознательными очами», начинает казаться, что есть какая-то безошибочная селективность, работающая на их представление. Как если бы душа давала некий репортаж из бессознательной стороны нашего психического и тут же предлагала какой-то комментарий по поводу нас с совершенно другой, противоположной или дополнительной точки зрения. Это задает Эго не только толковательную задачу, но и ставит его перед проблемой интеграции подобных содержаний. Поскольку если эти образы заслуживают поощрения и моральной поддержки и за ними признается определенная ценность, то они приобретают в нашей жизни статус моральной силы.
